Ключевое различие позиций Путина и Роухани: 500 лет vs 3,5 года

Российско-иранские отношения никогда не были гладкими и однозначными. Вести дела с одной из древнейших цивилизаций, которая играла глобальную роль в мировой политике еще во времена Древней Греции, очень непросто. Необходимо всегда отдавать себе отчет в том, что Иран имеет собственные интересы, далеко не во всем совпадающие с российскими, и Тегеран при любых обстоятельствах будет только на этих интересах основывать свои действия.

Фото: Хасан Роухани и Владимир Путин. Фото: AP

Специфика общения с иранцами проявилась уже в самом начале переговоров, в ходе обмена приветственными речами между президентами Путиным и Роухани. Так, Путин указал на давнюю историю отношений между государствами: "Россию и Иран связывают многие годы, если не сказать столетия сотрудничества. Мы уже более 500 лет поддерживаем дипломатические отношения. Иран — наш добрый сосед и надежный, стабильный партнер".

В ответе Роухани был обозначен гораздо более скромный период: "За последние 3,5 года шаг за шагом отношения между двумя странами развивались позитивно. Это не первая наша встреча, и когда я смотрю назад, на то, какие у нас были достижения после каждой из наших встреч, я вижу, что у нас были значительные успехи".

Три с половиной года, которыми предпочел оперировать иранский президент, — это срок, в течение которого он занимает свой пост. Уже в мае текущего года в Иране предстоят президентские выборы, и совершенно не факт, что Роухани будет переизбран. В этом контексте отказ высокого гостя оперировать "веками" и его сосредоточенность на абсолютно конкретном кратком периоде говорят о многом. Хотя бы о том, что, с его точки зрения, нынешнее качество российско-иранских отношений связано чуть ли не исключительно с личностью самого Роухани и что после иранских выборов это качество может измениться… Тонкий намек!

Что касается самих переговоров, то, насколько можно судить по итоговой информации, ведущие темы были те же, о которых "Правда.Ру" уже писала. В экономическом блоке это нефтегаз, атомная энергетика, создание транспортно-логистических коридоров, взаимная торговля. И здесь стороны достигли конкретных договоренностей, нарисовали достаточно ясные перспективы дальнейшего развития сотрудничества.

В международно-политическом блоке речь шла о борьбе с терроризмом, о Сирии, Афганистане, Каспии, Закавказье. Тут конкретики гораздо меньше и, соответственно, больше различий в формулировках.

Возьмем борьбу с терроризмом. Вот что заявил Владимир Путин: "Считаем важным и далее укреплять взаимодействие в борьбе с международным терроризмом. Россия и Иран координируют свои шаги в ликвидации ИГИЛ и "Ан-Нусры", способствуют урегулированию ситуации в Сирии". Вот слова Хасана Роухани: "Мы обсуждали обеспокоенность, которая существует по отношению к Сирии и Йемену, другим региональным странам, а также сотрудничество и взаимодействие, которое мы ведем по борьбе с терроризмом. И эту борьбу мы продолжим до конца террористических действий во всем регионе".

В чем разница? В том, что российский лидер ставит достаточно четкие границы и цели: Сирия, ИГИЛ, "Ан-Нусра" (ИГИЛ, ИГ, "Исламское государство", ДАИШ; "Ан-Нусра", "Ждабхат он-Нусра", "Ждабхат Фатах аш-Шам" — террористические организации, запрещенные в России). Иранский руководитель говорит еще и о Йемене, "других региональных странах", а главное — приглашает Россию продолжать борьбу "до конца террористических действий во всем регионе". Отсылка к "другим странам" вполне может означать намек и на Израиль, и на Саудовскую Аравию, которые Тегеран обвиняет в применении "террористических действий". Это вполне может означать, что Иран хотел бы втянуть Россию в реализацию собственной региональной стратегии, тогда как Москва придерживается иных, гораздо более четких и конечных целей и задач.

Иранцы явно стремятся приманить российскую сторону: накануне визита Роухани глава МИД Ирана Зариф заявил, что Россия при необходимости может использовать иранские военные базы в целях борьбы с террористами в Сирии. Этот посул призван убрать неприятный осадок, оставшийся после истории с авиабазой в Хамадане. И нельзя отрицать, что нынешнее предложение Зарифа выглядит весьма заманчиво в условиях активизации действий США в Сирии и фактического начала гонки, в которой различные игроки стремятся опередить конкурентов и первыми занять столицу террористов Ракку и другие стратегически важные точки.

Но в то же время вряд ли приходится сомневаться, что иранцы выставят дополнительные условия использования их баз российскими ВКС. В частности, они могут потребовать согласования целей ударов. Это лишит наших военных самостоятельности и превратится в постоянную угрозу очередного изгнания и скандала в случае, если пожелания иранцев относительно того, что и когда бомбить в Сирии (или еще где в регионе), не будут исполнены.

Хотелось бы обратить внимание и на еще один момент: Закавказье. В заявлении для прессы Владимира Путина регион не был упомянут. А вот Хасан Роухани рассказал о подготовке второго трехстороннего саммита России, Ирана и Азербайджана.

Эта деталь очень важна, если учесть такие факторы, как Армения и Нагорный Карабах. Нежелание Путина упоминать о треугольнике Москва — Тегеран — Баку понятно, поскольку это, как минимум, неприятно для Армении. Ереван крайне нервно относится к любым действиям, которые, по его мнению, способны нарушить региональный баланс сил в пользу Баку. И эта нервозность многократно усиливается сейчас, в преддверии референдума о реформе Конституции страны.

Точно по этой же причине о треугольнике заговорил Роухани. Иран, судя по всему, не имел бы ничего против того, чтобы в Армении усилились подозрения в "двойной игре" Москвы. Тегеран вполне мог бы предложить себя в качестве "сильного друга", готового помочь армянам в решении их проблем и в сфере безопасности, и в экономике, заменив в этом качестве Россию.

Думается, три приведенные примера могут служить достаточной иллюстрацией к тезису о сложности работы с иранцами. Они лежали на поверхности, но есть основания полагать, что подобных различий в позициях, взглядах, целях между нашими странами намного больше. Это отнюдь не означает, что российско-иранские отношения не имеют перспектив для развития. Напротив, чем более трезвым и прагматичным будет российский подход к ним, тем больше шансов на успешное, взаимовыгодное и долгосрочное сотрудничество. Главное — не закрывать себе глаза иллюзиями.