Сериал «Курсанты». Краткий курс великодушия и низости

Очередной юбилей Победы одними торопливыми критиками воспринят уже как повод, избранный текущей властью для прославления вождя народов, другими - как возможность отвлечения народных масс от злободневных и нарастающих социальных проблем, третьими — как очередной всплеск советского реваншизма, попыток напомнить остальному миру о былом советском величии

Вполне вероятно, что правы и те, и другие, и третьи. Но все же праздник Победы остается единственным (помимо всеобщего Нового года) настоящим нашим, объединяющим дедов, отцов, внуков и правнуков народным праздником. И никакому чиновнику, реваншисту, политическому спекулянту при всем желании у нас его не отнять.

Вглядываясь даже не в собственную историю, а в историю этого праздника — вечно "со слезами на глазах" - надо заметить, что со временем из почти траурно-торжественного, скорбного дня, превращается он в то, чем был изначально. Напоминанием о возможности всенародного объединения — для решения самых сложных и масштабных, общенациональных задач. Для победы. Кажется, все более важным для нас напоминанием.

Второй неизбежный мотив в этих новейших воспоминаниях — это тень последующих локальных войн, которые вела страна. То, что называют обратной стороной и войны, и даже любой победы. Неизбежное взаимное ожесточение, порождаемое вооруженными конфликтами, растекающееся не только вдоль линии фронта, но и вглубь, в тыл, в общество. Развязанная политиками, война превращается в стихийное бедствие, захватывающее целые континенты, глобально не только сокращающее численность нашей общей популяции, но и искажающее человеческую природу.

С временами тежелых для страны испытаний связаны не только примеры высочайшего героизма, но и практика самых глубоких низостей, человеческого падения, развращения нравов. Безусловно, зеркальные отражения в природе тоталитарной, бесчеловечной власти — советской и германской — сыграли здесь свою роковую роль. И осторожненько обходить эту тему, прославляя мудрость вождей, можно лишь пользуясь полуграмотностью молодых и историческим склерозом старых. Проигравшим войну Германии и ее союзникам легче, они прошли через денацификацию, в отличие от Советского Союза, а затем и России, приступавших не раз, но так и не завершивших процесс десталинизации, государственного, общенационального расставания с наследием тоталитаризма.

Что же может сделать кино в год очередного юбилея? Напомнить о героизме защитников, а также о тех болезнях, которыми было зарожено задолго до войны наше общество , о тех, которые лишь обострились в военную пору.

Десятисерийный фильм режиссера Андрея Кавуна и сценариста Зои Кудри "Курсанты" основан на воспоминаниях о войне известного кинаматографиста, ветерана войны Петра Тодоровского . Мы проживаем с героями — курсантами артиллерийского училища — три месяца ускоренной подготовки к жестокой фронтовой практике. В тугой сюжетный узел здесь сплетены прифронтовой быт, тяготы начала военной службы, судьбы офицеров уже прошедших через огонь, надломленных войной, через любовь, героизм, предательство и всепроникающий, унизительный страх — перед недреманным оком особистов, чекистов, "собак государевых", упивающихся своим неограниченным могуществом.

Пожалуй, история едва складывающихся, трогательных "любвей" курсантиков и "вакуированных" барышень, в фильме, чем ближе он к финалу, затмевает эта тема преодоления страха. Как ни странно, в фильме, кажется, герои чаще раздают пощечины, чем стреляют. Пощечины — за подлость, за предательство, низость — слабодушным, оступившимся или просто негодяям... В этом фильме о войне не вручают орденов. Лучшая награда для курсанта — не быть отчисленным, окончить обучение и отправиться на передовую, лучшая (и не достижимая) награда для офицера-преподавателя — быть вновь и немедленно отправленным на фронт. Все выпадения из этой системы ценностей — отклонения от нормы. Лейтенант Добров ( И. Петренко ), генеральский сын, ворующий вместе с курсантом ячмень со склада, чтобы помочь голодающим подруге и ее дочери — это отклонение. Капитан Быков ( В. Вдовиченков ) требующий от курсанта "сдать" друга и угрожающий ему штрафбатом — это отклонение. Капитан Лиховол жестоко бросивший под огонь, не уберегший целый выпуск училища — это отклонение. При всей жесткости нравственных оценок, именно к ним призывают нас авторы. Сочувствуя героям, они (или он — голос от автора, голос Петра Тодоровского), почти как хор в греческой трагедии, пристально следят за исполнением того, что должно.

Наверное, чекистская тема, та особая холодная ненависть к гладкости этого мелкого всемогущества, с которой П. Майков изображает майора-особиста Кожина , не скоро иссякнет — ни в нас, ни в культуре нашей. Да и времена все подкидывают и подкидывают поводы для возвращения к разговору об этих "вечных посредниках" между государством и обществом, которые всегда лучше и государства, и общества знают, что надо первому и второму, всегда готовы всех построить, скрутить и "опустить". Собственно, а чем же еще кроме такого же трусоватого и наглого, быть может, более удачливого, чуть более умного посредника был и предводитель всех чекистов, сам вождь народов? Он ли водил полками, он ли мобилизовывал на победы и не он в трагическую пору начала войны прятался за солдатские спины, чтобы потом безжалостно и бессчетно требовать бросить на врага (как прежде и после — к стенке и в лагеря) тысячи, сотни тысяч сограждан. Сжимание человеческого, трепещущего сердца в холеном кулачке и оторопь, паралич страха — когда вместо покорности отпор, когда на глазах преодолевая страх, раб с колен поднимается... Это зрелище дорогого стоит. Пусть потом смерть, но этот миг свободы, это краткое восстановление мирового, нравственного равновесия — оно и есть (а вовсе не победная, лживая сводка с фронтов, не парады с салютами) первое и главное свидетельство неизбежности народной, общей победы.

Единственное, что сбивает в этой точно и горячо, очень молодо сложенной картине, это вступительная, подтитровая, полублатная, стилизованная песенка Гарика Сукачева . Полулагерный фольклор в разъедающей, самоироничной манере снижающий победную патетику уместен был скорее в фильме про послевоенную жизнь, про уродливую до новой естественности ревизию победы, про нищих, выкинутых на обочину, часто посаженных, униженных победителей. Но все это — только впереди. В "Курсантах" при всей их отчаянной, трагической обреченности — речь о лучшем, о том, что такие ребята просто не могли не победить.

Алексей Токарев