«Ночной дозор» вышел в прокат: стало видно во все стороны

К вышедшему кинополотну Тимура Бекмамбетова отношение у публики такое: и мы можем!
За годы жизни в мегаполисе ко всему привыкаешь. И к транспортной толчее, и к рядам безликих жилых кварталов — коробочка на боку, коробочка на торце, — и к покосившимся "шанхаям" съестных и пивных палаток у метро, к попрошайкам, к мятым "ментам", рабочим в оранжевых жилетах, к тучам воронья над помойками и смрадному духу промышленных окраин. Пока доберешься до работы, пока доползешь до дома, разбираться в причинах глухой тоски, грызущей изнутри ни сил не остается, ни возможностей. Зальешь ее, родимую, бутылкой пива, а повезет, так и парой рюмашек чего-то более содержательного, и вроде притупилось. В кино к такому отражению жизни почти привык, чего смотреть, если уже в зеркале видели?

К вышедшему кинополотну Тимура Бекмамбетова "Ночной дозор" отношение у публике либо такое, либо технологическое, предвосхищено восторженное. И мы можем! Это общее место, относящееся к спецэффектам, компьютерной графике, художественной изобретательности, но не к собственно, содержательной стороне дела. То ли так реклама картины построена, то ли авторы преднамеренно занижали планку, но получается, что цель — доказать публике, что и мы "могем" делать всякие там "фентези" на их манер. Вроде и не было у нас Стругацких, вроде и не выходил гигантскими тиражами не только в России, но и за ее пределами каждый роман Сергея Лукьяненко. Вроде мы оправдываемся, опять за кем-то на цыпочках тянемся. Но ведь все не так. Это первое. Второе — "Ночной дозор", хотя и сваливается изредка в жанр фантастических комиксов, кино вовсе не фантастическое. Телебытовуху узнаваемую ищите, неунывающих "ментов", развеселых бандюков, но не фантастику. Всем этим дело не исчерпывается.

В лучших своих сценах фильм пробивается к жанру притчи, он — еще один шаг на пути, по которому когда-то с меньшим или большим успехом шагнули Г. Данелия в "Кин-дза-дза", А. Митта в "Сказке странствий", надо полагать, и А. Герман в бесконечно снимаемой, но так пока и не доснятой киноверсии романа Стругацких "Трудно быть богом". Вполне возможно, что вроде бы, туристико-романтический, переполненный стихами отечественных столпов "рока" роман Лукьяненко сыграл шутку с авторами, и они поначалу не очень понимали, куда ведет сюжет. Пытаясь иронически снизить всю эту притчевую патетику, весь сюжет о вечной борьбе добра и зла, о перманентно нарушаемом ими договоре о ненападении, авторы фильма въехали в такие сферы, из которых вырваться трудно.

Понятно, что смутные времена предлагают растерянному населению такое изобилие вариантов, такой выбор ходов в лабиринте, что остается либо впасть в ступор, либо очертя голову, кидаться вперед. В грошовые соблазны как в пропасть.

Первый роман Лукьяненко "Ночной дозор", выводит сюжет к любовному финалу, мгновенно перечеркивающему одностороннюю правду Добра, и плоскую выгоду Зла. До банальности простая концовка сражения оставляет читателя в глубочайшем недоумении, но у текстов, в отличие от фильмов, есть гарантированное продолжение. Потому авторская слабость всеобщего "гармонизатора" Лукьяненко, последовательно и неуклонно в финалах глав, частей или целых романов приводящего в объятья любимых и возлюбленных, независимо от принадлежности к тому или иному лагерю, кровососущей ориентации или "перевертышных" способностей, эта слабость не очень смущает. Остается же перспектива... В кино все иначе.

Действие фильма Бекмамбетова, наполненное нервической давкой, человеческой суетой, неврастенией, продуктами больного или здорового воображения, яркими художественными деталями стремительно летит от несчастной любви к несчастной любви. Все начинается с брошенного невестой героя Антона Городецкого, стремительно бегущего к ведьме. Все завершается тем же героем, которого оставляет едва найденный сын, переходящий в лагерь темных сил.

Умножение разрушенных "любвей" - это и есть лейтмотив фильма. Едва не погибшая, бывшая невеста Городецкого, потерявшая жениха маленькая вампирша, сгорающая от самопроклятия в невротическом вакууме без любви Светлана, одинокий, потому тянущийся на ласковый "кровососущий" зов маленький Егор — это все порождения недолюбви, недочеловеческого, теряющего человечность и, одновременно, вырастающего у нас над головами мегаполисного, вороночного вакуума.

Кинокультура российская как и вся наша постсоветская культура эклектична. Это неизбежно, потому как перелистывать книгу, упираясь в телевизор, а при этом еще пощелкивать "мышкой" в интернет-вселенной — почти норма для чуть ли миллиона молодых (и не очень молодых) людей. Многоканальность поступления информации, душевная (или духовная?) рассредоточенность потребителя — то ли зло, то ли благо, данное обстоятельствами. При этом человеческое сообщество из единства деградирует в сумму слагаемых. Потому и получается, что в ряду из программиста, милиционера, монтера, парикмахера, продавца легко представить себе вампира, мага, оборотня, ведьму. В этих рядах Бекмамбетов иногда, кстати, прячет потрясающие микросюжеты. Чего стоят в фильме несколько секунд трагедии старичка, укравшего пакет карамели в супермаркете и почти уличенного?

Почему мясник на базаре не может быть вампиром? Не в фантастическом, а в самом бытовом смысле этого слова? Куда делась мамаша у соседа Антона Городецкого? Не заел ли ее век этот противнейший, сквалыжный папа-вампир, он же мясник, столь убедительно изображенный Валерием Золотухиным?

Ничего даром не говорится, ничто даром не проходит. Кто же не знает этих банальных, но от этого не менее весомых истин? Восстановление баланса между добром и злом, а точнее, вечные их тягания — это просто перевод в жанр вечной притчи всей быстротекущей реальности. Восстановление связей внутри мира или критическое переосмысление этих связей — не есть ли это суть тяганий двух Дозоров?

Воображение общественное и воображение художественное, не следующее, а опережающее публику, компенсирует остро ощущаемый дефицит. Дозоры должны были бы появиться в том или ином жанре, поскольку критические массы добра и зла в смутные времена образуются с устрашающей регулярностью. Образуются и взрываются, разнося действительность в щепки.

Кстати, самым слабым местом в фильме Бекмамбетова становятся именно овеществеленные катастрофы. Никак не падающий и все же падающий самолет с суматошной тетенькой, собравшейся в Анталию, судорожный диспетчер ТЭЦ, взрывающий станцию, злокозненная подружка демона Завулона Алиса, уж очень по- гангстерски изводящая банкой с кровью и без того несчастную, свежеиспеченную вампирку... Все эти иллюстративные материалы к притче о вечном сражении выпадают из ткани фильма. Дело не в актерской слабости работ, а в авторском, неукротимом желании дообъяснить, дожевать все до конца. Собственно, из того же разряда и финальный "рэп" группы "УмыТурман" "под титрами" пересказывающей публике, покидающей зал краткое содержание происшедшего на экране. И тогда сверхпереваренное выпадает из ткани фильма. Но все же, все же...

Искреннее, выстраданное желание дать публике — сквозь всю эту круговерть, сквозь дымы и смрад, слезы и грязь, — возможность увидеть во все стороны... Увидеть и не ужаснуться, не спрятаться, а может, прослезиться и понять, что — при прочих равных, — сражение не закончено... Это дорогого стоит. Замершие в противостоянии на мосту воины в латах, пустеющие провалы в шлемах, кровь, каплями проступающая на лице. Эти же армии - на крыше московской панельной коробки... Что же дальше?

Алексей Токарев,
"ПРАВДА.Ру"