По ту сторону стереотипов

Журналисты существуют, чтобы задавать вопросы, отображать реальность по возможности более точно и искать правду. Но насколько хорошо нам удается это делать по отношению к России? И насколько стереотипы, предубеждения и корыстные интересы определяют создаваемую нами картину самой большой страны в мире, соседом которой мы являемся?

"Разоблачающая" необдуманность не является редкостью. Например, в семидесятые годы, в радиопередачи вставляли "булькающие звуки", чтобы показать как пьет русский. Все другие пили без всякого "бульканья". Сегодня ведущий теленовостей прощается со зрителями в день выборов президента России: "В победе Путина нет никаких сомнений. Ну тогда: na sdorowje!" Никто не подумал бы кричать во время выборов в Германии "Prosit!". Симптоматичная мелочь для определения основной установки по отношению к русским.

Почему в сообщении о столкновении двух самолетов над Юберлингеном говорится: "... столкнулся русский "Туполев" с грузовым самолетом"? Сразу ясно, кто виноват...

Почему мы говорим о патриотизме людей в США (это нормально), а говоря о России — о национализме (это, разумеется, очень плохо)? Может быть, в обоих случаях стоит говорить о тесной связи людей с их странами? Националистические припадки не являются русским "фирменным блюдом".

Мораль и негодование

До сих пор — только с перерывом на время короткой германской эйфории во времена Горбачева — общее осуждение и негодование составляет стандартный набор комментаторов. Подробности события и анализ его причин часто остаются без внимания. Почему? Потому что телевидение отводит слишком мало времени, а газеты слишком мало места для этого? Потому что детали, как в случае с Ходорковским, противоречат политкорректности? Потому что слишком много нужно объяснять, когда речь заходит о свободе прессы или Чечне? Или в общем хоре подпевать удобнее, чем выступить солистом?

Да, Путин унифицировал телевидение. Но он не упразднил свободу печати. Звучит цинично, но о какой свободе слова вообще идет речь? Наибольшая свобода была в последние годы правления Горбачева, когда работали высоко мотивированные, этически мыслящие журналисты. При Ельцине свобода прессы превратилась в борьбу в грязи. Когда государственный канал говорит о власти только хорошее, а частный — только плохое и только потому, что ему за это платят — оба не имеют ничего общего со свободой прессы.

Верно: сегодня Путин контролирует формирование общественного мнения в стране. Он критикует журналистов, которые слишком много внимания уделяют рейтингам и поиску сенсаций, и при этом теряют из виду интересы страны. Но он наложил вето на поправки в закон о печати, принятые обеими палатами парламента, которые ограничивали свободу прессы.

Недавно украинский коллега сказал мне: кто сегодня пытается однобоко оценивать Путина и его политику, рискует жестоко ошибиться в дальнейшем.
Еще одна популярная тема — пройтись по "отсутствию гражданского общества". Но чтобы сформироваться, гражданскому обществу необходимо время, его нельзя насадить сверху. До сих пор у России не было времени для формирования и роста гражданского общества. С одной стороны, гражданское общество предполагает определенный уровень благосостояния и порядка, так как тот, кто ведет борьбу за выживание, не станет изображать из себя сознательного гражданина. С другой стороны, гражданское общество должно способствовать как раз тому, чтобы страна развивалась лучше, быстрее и более человечно.

Беседуя с простыми русскими, можно узнать об общих настроениях и приблизиться к правде. В этих беседах первоначально обнаруживается удивительная невозмутимость. Иностранцы часто путают ее с безразличием или даже смирением. Однако это не так. За этим стоит приобретенная в течение поколений способность решать жизненно важные проблемы.

Представление о Западе состоит из смеси отрезвления и разочарования и реакцию среднего русского можно выразить, вероятно, следующим образом: "Вы требуете политического решения проблемы Чечни. Мы бы охотно на это пошли, так как там гибнут наши юноши. Но где ваше политическое решение в Косово? Где оно в Ираке, в Афганистане, на Ближнем Востоке? <...> Вы критикуете Путина, но он в десять раз лучше того, что был перед ним".

Путин не может дать абсолютной гарантии безопасности и экономического роста. Да и может ли он их дать? Но он дает шанс. Так как наибольшая опасность — это не возвращение к коммунизму, не великодержавные амбиции и даже не "управляемая демократия" (даже наш министр экономики Вольфганг Клемент сказал в одной из телепередач, что был бы рад, если бы мог проводить реформы без того, чтобы считаться с парламентом), а такие банальные вещи, как коррупция и упадок морали. Однако это также не является русским "фирменным блюдом", просто эти факторы проявляются более выраженно в странах, переживающих период преобразований, нежели в благополучных государствах.

Все начиналось с Ельцина

Тема Чечни больше всего влияет на российско-германские отношения. Даже несмотря на то, что, по словам канцлера Шредера, после 11 сентября была предпринята определенная переоценка отношения к этой проблеме. Чтобы стать ближе к истине, непременно необходимо делать различие между первой и второй чеченскими войнами. Когда Борис Ельцин спровоцировал войну 10 лет назад, почти вся русская армия и русское население были против. Русское общество с пониманием относилось к желанию чеченцев получить больше самостоятельности. А мы на Западе приклеили Борису Ельцину ярлык демократа, что дало ему в противоположность его наследнику Владимиру Путину существенно больше свободы действия.

После первой войны — в январе 1997 — Аслан Масхадов стал чеченским президентом. Он принадлежал к умеренным политикам, которые не желали создания исламского государства. К сожалению, Масхадов не сумел осуществить свои планы. Дела шли все хуже. Росло число выходок против оставшегося русскоязычного населения, которое и так уже резко сократилось перед первой войной. Вымогательства, похищения, убийства — на все это чеченские власти смотрели сквозь пальцы.

Одновременно вводились самые строгие исламские правовые нормы: порка, ампутация конечностей, казни, часто показываемые по телевидению. Симпатия русских исчезла и превратилась во враждебность. Масхадов не сохранил свой авторитет, и чем боязливее и осторожнее он действовал, тем больше так называемые полевые командиры водили его за нос.

"Исламские Че Гевары"

Эти полевые командиры и руководители мятежников чувствовали себя "исламскими Че Геварами" и напали на соседнюю республику Дагестан под лозунгами "освобождения". Однако люди там не захотели "освобождаться" и создавать исламское государство. У всех перед глазами был пример вернувшегося в средневековье Афганистана, где женщинам запрещали лечиться в больницах.

Строго говоря, мир тогда должен был солидаризироваться с русскими и подумать над стратегией эффективной борьбы с религиозными фанатиками-террористами.

В наших репортажах мы умышленно замалчиваем тот факт, что кровавые чеченские нападения на Дагестан были причиной второй войны. Фактом является то, что русская армия в Дагестане проводила настоящую освободительную акцию впервые со времен Второй мировой войны. Это высказывание принадлежит никому иному, как правозащитнику Сергею Ковалеву.

Сказанное выше не является защитой войны. Это никоим образом не преуменьшает причиненное ею зло и военные преступления. Это попытка устранять перекос, возникающий, когда Запад приписывает русским имперскую жажду власти и стремление учинить геноцид.

То, что происходит в Чечне, является трагедией, которую никто не знает, как решить. Трагедии отличаются тем, что происходит борьба не между "правильным" и "ошибочным", а между "правильным" и "правильным". Как раз поэтому это трагедия.

Сокращенный перевод статьи Jenseits der Klischees , опубликованной в германском еженедельнике Rheinischer Merkur