Перекрестный допрос: Трибунал в Гааге. Заметки свидетеля

В Гааге меня охватили противоречивые чувства. С одной стороны, я не верю в объективность суда, в его правовую компетентность. С другой, я должна помочь человеку, который невинно осужден. Для этого должна играть по правилам суда. И играла. Когда ты входишь в здание Международного трибунала в Гааге, то понимаешь, что здесь функционирует серьезная машина, что дело поставлено на серьезную и широкую ногу. Все расписано по минутам, все отработано до мелочей. Попадая в МТБЮ, ты становишься винтиком этой машины и уже не можешь существовать самостоятельно. Ты нигде не можешь ходить без сопровождения. Одна девушка ведет тебя от входа до комнаты свидетелей, другая обслуживает в процессе ожидания и перерывов, помощник судьи тебя сопровождает в зал заседания. В комнате свидетелей тебя закрывают на ключ
Международный трибунал по бывшей Югославии (МТБЮ) создавался в 1992 г., когда кризис на Балканах разгорался, и ему не видно было конца. Совет Безопасности ООН (СБ) в резолюции 780 от 6 октября 1992 г. поручил Генеральному Секретарю ООН (ГС) создать Комиссию экспертов, которая бы анализировала информацию о нарушении прав человека и Женевских конвенций на территории бывшей Югославии. В докладе ГС ООН Совету Безопасности от 10 февраля 1993 г. были поддержаны выводы Комиссии о необходимости создания Советом Безопасности специального суда "ad hoc" по военным преступлениям. Резолюция СБ 827 от 25 мая 1993 г. основывала Международный суд с задачей рассматривать "нарушения международного гуманитарного права, совершенные на территории бывшей Югославии". Тогда было решено, что трибунал будет состоять из 12 судей, выбранных и утвержденных ООН на 4 года. Бюджет трибунала в течение первого года должен был составить примерно 32 миллиона долларов. Судьям начали помогать 350 сотрудников.
После второй мировой войны происходило много войн (французско-алжирская, американо-вьетнамская, советско-афганская, фолклендская, иракско-кувейтская), более ста миллионов людей стали жертвами геноцидов, массовых убийств, военных переворотов, политических режимов, войн. Красные Кхмеры Пол Пота за четыре года (1975-1978) убили два миллиона своих соотечественников. Военный переворот в Чили сопровождался многочисленными жертвами. Примеров можно приводить много. И ни в одном случае не было поставлено вопроса об ответственности за преступления в этих войнах. Поэтому резолюция 827, впервые после 1945 г. создававшая суд для одного несформировавшегося государственного образования, привлекла внимание мировой общественности. Оппоненты критиковали такое решение, поскольку речь шла не об агрессии одного государства, а о гражданской войне на территории распавшейся федерации.
У юристов вызывало сомнение создание трибунала Советом Безопасности ООН, исполнительным органом, не имеющим законодательной функции. Согласно ст.29 Устава ООН, Совет Безопасности может учреждать лишь "вспомогательные органы, какие он найдет необходимым для выполнения своих функций". Некоторые эксперты считают, что резолюция противоправна: Устав ООН не предусматривает возможности создания временного Международного трибунала для одной страны. Как отметило правительство Бразилии в своем Меморандуме, направленном СБ, оно "не уверено, что формирование суда входит в юрисдикцию Совета Безопасности". В Ноте правительства Мексики выражалось опасение, что этот факт может стать прецедентом
И вот мне пришлось участвовать в работе суда. Адвокаты сербского генерала Станислава Галича обратились ко мне с просьбой предоставить суду научную экспертизу и участвовать в защите генерала. Сомнений не было. Я согласилась. Генерал Галич, командующий Сараевско-Романийским корпусом в 1992-1994 гг., был арестован натовцами в БиГ 20 декабря 1999 г. Его обвиняли в преступлениях против человечности, в геноциде мусульманского населения Сараева, в снайперской стрельбе и блокаде города. Процесс начался 3 декабря 2001 г. Генерал очень хотел, чтобы в его защите участвовали русские. Так появились эксперт и два свидетеля — российский журналист и офицер, командующий русским миротворческим батальоном, располагавшимся в сербской части Сараева.
Я представила экспертизу на 120 страницах на сербском языке. Затем она была переведена на английский. После ознакомления с текстом экспертизы суд согласился допросить эксперта. Я видела свою задачу в том, чтобы объективно показать развитие событий, уйти от "официальной" версии, которая часто грешит субъективизмом и схематизмом, представить суду аргументы, которые бы поколебали их "установку", даже попытаться найти новые документы, на которые суд не обращал внимание. Писала я о причинах кризиса в Боснии и Герцеговине, о раскладе политических сил в 1990-1992 гг., о сути конфликта и военных столкновений, о позициях сторон и их вооружении, деятельности международных организаций по урегулированию конфликта, всех шести планах, о ситуации в Сараеве. Здесь особое внимание было уделено страданиям сербов, которых тысячами убивали в 1992-1993 гг. в Сараеве. Об этом вообще мало кто писал, а документов существует много. И так далее. Вопросов поднималось много, но все они, так или иначе, касались предмета обвинения.
В Гааге меня охватили противоречивые чувства. С одной стороны, я не верю в объективность суда, в его правовую компетентность. С другой, я должна помочь человеку, который невинно осужден. Для этого должна играть по правилам суда. И играла.
Когда ты входишь в здание Международного трибунала в Гааге, то понимаешь, что здесь функционирует серьезная машина, что дело поставлено на серьезную и широкую ногу. Все расписано по минутам, все отработано до мелочей. Попадая в МТБЮ, ты становишься винтиком этой машины и уже не можешь существовать самостоятельно. Ты нигде не можешь ходить без сопровождения. Одна девушка ведет тебя от входа до комнаты свидетелей, другая обслуживает в процессе ожидания и перерывов, помощник судьи тебя сопровождает в зал заседания. В комнате свидетелей тебя закрывают на ключ, ты ждешь своей очереди или отдыхаешь в перерыве заседания. Комнатка маленькая — 5 на 4 моих женских шагов. В ней — диван, кресло, стул, небольшой журнальный стол, холодильник с фантой и колой. Окно зашторено. Скрашивают твое ожидание всегда горячий кофе в кофеварке, кипяток для чая. На полочке — игры: шахматы, нарды, карты. Есть ручки и блокноты, несколько хорватских журналов. Если надо выйти в туалет, то звонишь по местному телефону, и сразу появляется девушка, которая ведет тебя долгими коридорами, открывая специальной карточкой несколько дверей. Серьезное дело. Сам не пройдешь. Мне пришлось 10 февраля прождать в этой комнате с утра и до двух часов дня, поскольку предыдущего эксперта — баллиста из Белграда — судьи допрашивали очень долго. Моя очередь в тот день так и не подошла. А на следующий день был выходной — ООН и все международный организации отмечали Байрам. Меня начали слушать, а это к обиде эксперта называется "перекрестный допрос", только в среду, 12 февраля. В зале заседания ты тоже должен придерживаться строгих правил — кланяться суду в начале и конце каждого заседания, после объявления перерыва, не пользоваться записями и конспектами, не задавать вопросов, прерывать свое выступление по знаку судьи, не говорить того, что от тебя не ждут, часто отвечать лишь "да" или "нет". В начале заседания ты повторяешь клятву говорить только правду и ничего кроме правды. После этого ты уже ни с кем не можешь общаться — ни с адвокатами, ни с работниками суда. И сколько бы дней не продлился допрос, ты находишься в полном одиночестве.
Судей на процессе Станислава Галича трое — Альфонсус Ори (Orie) из Нидерландов, Мохамед Эльмахди из Египта и колумбиец Рафаэль Нието-Навиа. В феврале уже можно было говорить о том, что дело движется к завершению. Обвинение свою "работу" закончило: заслушано около 120 свидетелей, несколько экспертов. Наступило время защиты. Генерала защищали Мара Пилипович из Белграда и швейцарец Стефан Пилетта-Занин. Есть у них несколько добровольных помощников, но силы явно не равны. Обвинение укомплектовано намного масштабнее, располагает большим штатом помощников. Несмотря на трудности, адвокаты работают дружно, высоко профессионально, бескорыстно, не дают себе ни перерыва, ни отдыха. Перед судом уже прошли 60 свидетелей, и среди них, кстати, были двое русских и двое украинцев, суду предложено заслушать 6 экспертов — баллистов, медиков, юристов, военных, психологов. Я представляла историческую науку, говорила об истории развития кризиса, делая упор на роли международных организаций в кризисе в Боснии и Герцеговине. Эксперты говорят после свидетелей. Останется еще заслушать заключительное слово обвинения, защиты, и затем будет вынесен приговор.
Эксперт подвергается допросу со всех сторон: сначала задают вопросы адвокаты, потом — обвинение, затем — судьи, затем снова защита, обвинение, снова судьи. Адвокатам отвели на моё заслушивание 1,5 часа. Вместе с тем, уже после вопросов защиты, меня допрашивали два дня. Трудность заключалась в том, что эксперт не имеет права пользоваться конспектами, записями, другими бумагами. Перед ним — только текст экспертизы. Поэтому приходилось держать в голове большое количество данных — цифр, дат, имен, цитат, резолюций, сносок, текстов документов. Надеюсь, что аргументы экспертизы были полезны суду. У судей есть возможность показать свою объективность. Воспользуются ли они ею?
Генерал выглядел спокойным, хотя и несколько усталым. Он внимательно следил за перепалкой сторон, постоянно переговаривался с адвокатами, вел свои записи. Могу рассказать об одной приятной для меня вещи. В конце второго дня заседаний генерал написал мне благодарственное письмо и передал его через адвокатов. Очень тронули слова: "Большое счастье, что вы здесь сказали правду...", "Очень Вам благодарен от имени всех сербов и своего личного имени...", "Было бы большой ошибкой для Вас, а особенно для нас, если бы Вы не появились в качестве эксперта здесь в суде...".
МТБЮ инкриминирует Галичу множество преступлений, среди которых блокада Сараева, снайперская стрельба и столь спорный эпизод, как минометный обстрел сараевского рынка Маркале 5 февраля 1994 года (погибли 68 и ранено 200 человек). За другой, схожий обстрел рынка (28 августа 1995 года) обвиняют не Галича, а других сербов, хотя уже доказано, что снаряд прилетел не с сербской стороны. В этом случае мне хотелось показать судьям, что прослеживается определенная закономерность в создании провокаций, за которыми следовали наказания сербов, т.е. лишь одной стороны конфликта. Так, за взрывом в очереди за хлебом на улице Васе Мискина в Сараеве 27 мая 1992 г., в котором были обвинены сербы, последовало введение санкций против Югославии 30 мая; после первого взрыва на рынке Маркале 5 февраля 1994 г., в котором опять же обвинили сербов, последовало начало участия НАТО в бомбежках сербских позиций. Маркале-2 по той же схеме произошел в августе 1995 г. И хотя российским офицерам удалось доказать невиновность сербов, наказание все-таки последовало. Их натовцы бомбили после этого случая уже две недели.
О введении санкций, о взрыве на ул. Васе Мискина и Маркале-1 мы дискутировали в Трибунале два дня. Я пыталась доказать, что существуют высказывания высокопоставленных деятелей международных организаций, согласно которым в ООН были первоначальные экспертизы баллистов, доказывающие невиновность сербов. Об этом писали и говорили Дэвид Оуэн, Ясуши Акаши, Майкл Роуз, лорд Каррингтон. Лорд Оуэн в своей книге даже называет причины, по которым эти сведения скрывались от общественности. Суду бы надо затребовать те документы в архиве ООН. В этом и должна, на мой взгляд, проявиться объективность трибунала. Но особого желания у судей "копать" в этом направлении я не заметила. Чаще вопросы касались мелочей — уточнение страниц, источников, кавычек в цитатах, опечаток, адекватности сербского и английского переводов. Особенно некомпетентным выглядели представители обвинения. Даже доставляло удовольствие разбивать их аргументацию, поскольку они плохо владели материалом, если он выходил за рамки существующей схемы.
Многие, кто выступает в Трибунале, или как свидетель, или эксперт, часто не задумываются о том, что любое показание, подтверждение вины или злодеяния, распространяется на всех, кто обвиняется по этому региону. Так, например, признание Биляны Плавшич в том, что она, якобы, виновна в геноциде, автоматически ляжет в основу обвинения Галича, Караджича или Милошевича. Нужно сказать, что Слободану Милошевичу приходится в суде очень трудно. Тот огромный объём работы, который обычно ложится на команду адвокатов, он вынужден делать сам. А это не только подготовка к заседанию, но и учет документации, направление жалоб и требований, просмотр тысяч страниц документов, которыми постоянно обмениваются обвинение и защита. Одному человеку это безумно тяжело. А Милошевич имеет проблемы со здоровьем. Как это совместить? Он прав только в одном — никто лучше него не знает тех событий, которым он был не только свидетель, но дирижёр. Ему не нужны эксперты, а свидетелями должны стать люди его уровня — руководители государств, международных организаций, с которыми он постоянно контактировал и которые заставляли его идти на уступки. Сегодня об уступчивости Милошевича мир забыл. А ведь ради обещания смягчить санкции он шел на многое — не поддерживал сербов в Краине, ввел блокаду на границе с сербами из Боснии, прервав с ними отношения, подписал все унизительные для сербов соглашения в Дейтоне и т.д.
Штамп о виновности сербов сложился еще в 1991 г. Его, к сожалению, сегодня очень трудно переломить. Ведь над его созданием работали долго и упорно как субъекты конфликта, так и многие международные организации. Штамп вообще очень трудно разрушать. Сейчас все делается для того, чтобы сформировать у сербов "комплекс вины" за все, что происходило на Балканах в 90-е годы. Кстати, белградские власти вовсе не возражают против этого, связывая тот период с именем и виной Милошевича. Только они забывают о том, что тень ложится на весь сербский народ. Страшными последствиями деятельности Трибунала, к сожалению, может стать то, что на многие годы клеймо преступников ляжет на весь сербский народ, а международные организации и НАТО получат еще одно доказательство своей правоты в наказании Сербии — и санкциями, и блокадой, и бомбежками. Очень не хочу, чтобы это случилось. А как историк желаю, чтобы истина восторжествовала.

Елена Гуськова ,
доктор исторических наук,
руководитель Центра по изучению современного
балканского кризиса Института славяноведения РАН
"Косовская правда"