Военная тайна Ильича

Этим заданием чрезвычайной важности Павел Дмитриевич гордился всю жизнь. Но хранил молчание, не рассказывая об этом секретнейшем поручении даже жене, сыновьям, ведь это была государственная тайна. В 1941-м, когда наши солдаты уходили с Красной площади на защиту Москвы от фашистов, полки маршировали уже мимо пустого мавзолея. 3 июля саркофаг с телом вождя был тайно отправлен в Сибирь. Участвовать в этой суперответственной операции было поручено и челябинцу Павлу Ведерникову. Сегодня почетному железнодорожнику, персональному пенсионеру республиканского значения Павлу Дмитриевичу 91 год. Но память его в подробностях сохранила все детали того военного лета.

Живая история
У Павла Дмитриевича безукоризненная биография. Он — потомственный железнодорожник, отец умер, когда Пале (так звали его родные) и его двойняшке Пете было всего три года. Еще мальчонкой он расклеивал на заборах листовки против Колчака. А в 18 лет был уже помощником машиниста первого ударного комсомольского паровоза имени К.Е. Ворошилова, макет которого хранится сегодня в музее Челябинского локомотивного депо. Азам профессии он учился у знаменитого машиниста Вячеслава Готвальда, который дал ему и рекомендацию в партию. Так что партийный стаж Ведерникова ни много ни мало 72 года. Недаром же стоит у него на полке книга с уважительным автографом Зюганова. Впрочем, удивительная память моего героя хранит детали встреч с гораздо более известными руководителями коммунистов — Ворошиловым, Молотовым, Калининым, Андреевым, Ярославским. Но обо всем по порядку.

Бойкого, способного паренька приметили — местная газета "На стальных путях" (так тогда назывался "Призыв") поместила снимок передовика, на 200 процентов выполнявшего план. Ему дали направление в транспортный институт, после окончания которого Ведерников оказался самым опытным специалистом-практиком на всей Свердловской железной дороге. По распределению его отправили мастером в депо Тюмени. Работал он так, что через 8 месяцев (!) получил звание почетного железнодорожника. А потом был вызов в органы госбезопасности.

Без вины виноватые
- Система НКВД на транспорте испытывала острейшую нужду в квалифицированных, знающих железнодорожную специфику кадрах, — рассказывает Павел Дмитриевич. — Достаточно заметить, что даже начальник Тюменского отделения транспортного НКВД С. Блохин имел лишь три класса образования, а раньше работал каменщиком. Меня, дипломированного специалиста, путейца, вежливо пригласили на работу в органы.

Но кто в 39-м году в стране не знал, что стоит за этой вежливостью. "Все равно ведь возьмут", — думал Ведерников по дороге домой. Даже он, передовик-ленинец, уже имел дело с этим беспощадным механизмом. Девять лет назад он, по сути, предотвратил аварию своего паровоза — и тут же попал на допрос к следователю. После трех часов того "разговора" 19-летний Павел едва дошел до своего состава.

Дома в ужасе металась жена: ей тоже пришел вызов в НКВД — значит выбора ему не оставили...

Работа в органах началась для Ведерникова с серьезных конфликтов. Принимая дела, он обнаружил стопку донесений, среди них и абсолютно абсурдные. Вот, например, обвинение во вредительстве слесаря, который специально поставил золотник на маневровом паровозе вверх тормашками в расчете на аварию.

- Золотник весит 30 кг, его так и не поставишь вовсе, шибер не закроется. Паровоз с места не тронется — это ж каждому дураку ясно, — с жаром доказывал он начальнику. — Не буду у вас работать, не могу я людей ни за что сажать.

Тот молча просмотрел донесения и разорвал их одно за другим. Среди многих спасенных Ведерниковым от тюрьмы людей был, между прочим, и он сам. С оперуполномоченным, обвинившим его во вредительстве, Павел Дмитриевич решил поговорить с глазу на глаз:

- У тебя четыре класса образования. В заправке подшипников ты вообще ничего не понимаешь, а доносы строчишь. Что дальше-то было бы?

- Как что? — искренне изумился опер. — Следствие, суд. И копец — верных десять лет тебе обеспечены.

Но самые тяжелые отношения сложились у Ведерникова с заместителем начальника НКВД Свердловской железной дороги подполковником Жовнером. ("Имени этого подлюги не помню"). Ведерников разбирался в причинах аварии на станции, где вовремя не была закрыта стрелка, весь состав превратился в огромный костер. Стрелочник в документах значился бывшим кулаком, значит, специально устроил пожар. Тут и доказывать ничего не надо, считал Жовнер, расстрелять — и точка.

Но Ведерников отправился на станцию, потом — в тюрьму к стрелочнику. Тот клялся, что не виноват, что всю жизнь в этой деревне прожил, кулаком никогда не был и аварию пытался предотвратить. Павел Дмитриевич поверил отчаявшемуся бородатому мужику, поговорил с его соседями и вновь отправился к Жовнеру.

- Ты что с ним цацкаешься? — посоветовал тот. — Поставь к печке на ночь (а печь была раскаленной — на метр не подойдешь) — к утру во всем сознается.

- Поручаю это вам! — заявил своему начальнику Ведерников.

Повернулся и вышел, хлопнув дверью, только и услышав вслед: "Поплатишься!"

Он послал запрос в архив НКВД от своего имени и получил ответ: "Ошибочно раскулачен. Реабилитирован". Хотя бы от "вышки" стрелочник был спасен. Но Ведерников не обольщался, зная, на что способен Жовнер. Тем более, что это было не первое их столкновение. Он написал рапорт — просился на фронт, но получил отказ.

Спецпоезд из 41-го
Неожиданно его вызвал начальник НКВД на Тюменском отделении Свердловской железной дороги Степан Блохин: "Тебя срочно требуют в Свердловск".

Он решил: вот и конец. Простился с женой и уехал первым же поездом. По дороге вспоминал, как после освобождения чуть не каждого человека ему с матом звонил Жовнер: "Показатели наши снижаешь? Самого посажу!.."

Но в Свердловске его ждали машина и билет на самолет в Москву. Теперь он уже не сомневался: Жовнер придумал расправу на самом высоком уровне.

В Москве его тоже встречала машина. Чекист был немногословен: "Отдохните, переночуйте. В 10 утра — на прием в управление". Спал он эту ночь плохо — сбывались самые худшие предположения.

В транспортном управлении НКВД Москвы Ведерникова встретил солидного вида человек в штатском. И вдруг начал говорить о его заслугах, о том, как ценят его, уникального специалиста-транспортника, и потому ему поручается выполнить постановление ЦК об эвакуации тела В.И. Ленина в Тюмень. Далее следовал подробный технический инструктаж. Все это время потрясенный Ведерников не проронил ни слова: ведь он ехал на расправу, а ему оказали доверие, выше которого просто быть ничего не могло.

Ведерникова снова отвезли в аэропорт по уже затемненной Москве. Столица находилась на военном положении, ее бомбили. И потому убежище, сооруженное до войны для тела Ленина, сочли ненадежным. Политбюро ЦК приняло решение эвакуировать его из Москвы в Тюмень. Этот город выбрали как малонаселенный, тыловой, где нет промышленных и военных объектов, ничто не привлекает внимания немецкой авиации.

Алексей Абрамов, автор книг "Мавзолей Ленина", "Часовые поста N 1", "У Кремлевской стены", руководитель независимого благотворительного фонда "Мавзолей В.И. Ленина", с которым Павел Дмитриевич не раз встречался в Москве, рассказывал: в Кремль был вызван профессор Борис Збарский, возглавлявший группу ученых-бальзаминаторов. На сборы ему дали всего сутки. Он был ошеломлен и потрясен: 17 лет работа ученых протекала на одном месте. И вдруг дорожная тряска, разная погода, температура — и так более полутора тысяч километров! Но решение было окончательным: поздним вечером 3 июля 1941 года спецпоезд с саркофагом, взводом охраны, медиками покинул столицу.

В начале июля в Тюмень пришла, наконец, долгожданная шифровка. Блохин вызвал к себе капитана госбезопасности Ведерникова:

- Тебе поручается чрезвычайно ответственное задание: подготовить три паровоза для спецрейса из Тюмени в Свердловск и обратно. Это строжайшая государственная тайна. Блохин взглянул на него и понял, что тот знает, о чем идет речь: "Иди к себе. Будет звонить Жовнер".

Действительно, только он вошел в свой кабинет, раздался телефонный звонок. Диалог наш был довольно оригинальным, вспоминает Павел Дмитриевич.

- Был у Блохина?

- Был.

- Все понял?

- Да.

- Смотри же, малейшее недоразумение — тебя первого поставим к стенке как специалиста.

Он дал команду работникам депо — выделить три паровоза марки "ИС". Первый, дозорный, пойдет с охраной на перегон вперед. Второй, основной, повезет вагоны, в одном из которых покоился Ленин. Третий, замыкающий, пойдет с охраной на перегон сзади. Так делалось всегда при следовании спецпоезда. Члены комиссии вместе с Ведерниковым проверили тепловозы, подписали акт о их техническом состоянии — акты осмотра чекисты никогда раньше не подписывали. Потому не стоит и говорить, с каким тщанием он лично осматривал каждый болт и винт. А Жовнер продолжал "ловить" его по телефону, расспрашивая, как идет подготовка, и не забывая стращать.

Дело затрудняло еще и то, что кроме Блохина и Ведерникова о сути операции в Тюмени никто ничего не знал. Мастера-путейцы осмотрели весь 350-километровый участок железной дороги Тюмень-Свердловск, проехав на дрезине с приборами туда и обратно. И недоумевали — такого в их практике еще не было.

Блохин сидел на телефоне, занимаясь мобилизацией всех сотрудников милиции, войск, НКВД для охраны стрелочных переводов и остановочных пунктов. Ведерников расставлял людей на всем 350-километровом участке так, чтобы они могли видеть своих соседей. Для обеспечения безопасности все стрелки были зашиты на костыли и закрыты на замки. Ни один состав не мог въехать на главную магистраль, по которой шел спецпоезд. Это исключало даже возможность случайного столкновения, аварии.

Надо ли говорить, что они лишились сна. А когда спецпоезд вышел из Свердловска, уже не покидали диспетчерскую, контролируя его продвижение. С последнего перегона они вышли на перрон станции Тюмень, огражденный металлическим забором. У каждого вагона подошедшего спецпоезда стоял караул.

Распахнулись ворота станции, пропуская обычную грузовую машину, которая остановилась у четырехосного крытого вагона. Четыре чекиста вынесли на плечах деревянный ящик с саркофагом, загрузили его в кузов, и машина тронулась. Все делалось быстро, четко, но как-то буднично, средь бела дня.

Сибирский мавзолей
Потом Ведерников узнал, что временным мавзолеем Ленина стало здание сельскохозяйственного техникума в центре города, на улице Республики. В этом массивном двухэтажном доме в стиле ренессанс до 1917 года размещалось реальное училище, где когда-то учились писатель Пришвин и революционер Красин, наблюдавший, кстати, за бальзамированием тела Ленина в 1924 году. Чугунно-кирпичный забор надежно отделял новый мавзолей от соседних домов. Окна комнаты второгоэтажа, где разместился траурный зал, заложили кирпичом.

- Мы стороной обходили здание и никогда не говорили о нем, — вспоминает Павел Дмитриевич, — ведь это была строжайшая государственная тайна.

Позднее Блохин познакомил Ведерникова с профессором Збарским, следившим за состоянием тела Ленина и каждые десять дней докладывавшим о нем лично Сталину. Борис Ильич был красивым элегантным мужчиной — в управление он приходил звонить жене.

Три года и девять месяцев хранила Тюмень тело Ильича. Зимой 1944 года в связи с 20-летием со дня смерти сюда приехала правительственная комиссия. Збарский настаивал на возвращении Ленина в Москву.

Последнее путешествие
29 марта 1945 года комендант Кремля издал приказ о реэвакуации тела Ленина. Ведерников в это время был в опасной командировке в Прибалтике, куда направили группу чекистов. Срочной телеграммой он был отозван в Тюмень, чтобы вновь руководить спецоперацией. И снова были бессонные ночи, осмотры локомотивов и проверка путей, и снова оцеплены вокзал и дорога, да так, что и птица не пролетит.

Но откуда ни возьмись, вдруг вылезла на закрытый перрон пьяная баба с песней. Только и допеть не успела — подхватила ее охрана под руки, увела в КПЗ.

- Теперь уж и о таких вещах рассказывать можно, — смеется Павел Дмитриевич.

16 сентября 1945 года мавзолей в Москве вновь открылся для посетителей. В тот день здесь побывало свыше 10 тысяч человек.

А вот мемориальная доска на "сибирском мавзолее", где сейчас сельхозакадемия, появилась недавно. Кто только ни просил об этом ЦК КПСС, но даже при Горбачеве подобную просьбу военного секретаря Тюменского горкома Д.С. Купцова сочли "нецелесообразной".

Но Павлу Дмитриевичу довелось-таки побывать в той самой ленинской комнате. Он был удивлен, насколько маленьким оказался траурный зал с выщербленными досками пола. Он не смог вместить всех желающих послушать очевидца событий — пришлось перебираться в спортзал.

Семь лет отработал Павел Ведерников чекистом. Это были, пожалуй, самые тяжелые годы его жизни.

- Знаете, как мы трудились в войну? С десяти утра до пяти вечера. Потом три часа отдыха — и снова на работу до трех часов ночи. Разница с Москвой в два часа — вот и сидит начальник до пяти утра. А я, его заместитель, секретарь парторганизации, куда денусь? С ног валились от усталости.

Такой режим плюс постоянные угрозы, стрессы сделали свое дело. В 1946 году Ведерников был уволен из органов НКВД по II группе инвалидности.

- Я горжусь тем, что сумел сделать, что руки и совесть мои остались чистыми, — говорит Павел Дмитриевич.

Но "чистыми" остались и его документы. За выполнение чрезвычайного задания ЦК по эвакуации тела Ленина в Тюмень орден Ленина получил его начальник Жовнер. Ведерников же не был даже представлен им ни к каким наградам.

Нина ЧИСТОСЕРДОВА, " Челябинский рабочий"

На фото: Павел Ведерников