Корифей иркутской сцены

Звание корифея иркутской сцены он носит легко и непринужденно. Впрочем, как и звание народного артиста СССР, почетного гражданина Иркутска, как и любовное ласковое прозвище Тятя.

1 февраля любимцу публики, изумительнейшему актеру Виктору Пантелеймоновичу Егунову исполнилось 75. Более полувека (целая жизнь!) служит он на сцене Иркутского драмтеатра. За годы, сезоны, за роли Егунов заслужил буквально всенародную любовь и признание.

Все, что хотел – воплотил

Доселе лично общаться с театральной легендой не приходилось. Естественно, видела в театре (как потряс Фома Опискин в спектакле "Село Степанчиково и его обитатели"), пересекались в Доме актера (излюбленное место отдыха городской богемы). Страха не было. Лишь знакомое приятное возбуждение – опять интервью с Артистом! Не устаю от бесконечных рассказов о ролях, режиссерах, гастролях, о творческих муках и плодах беспощадного, великого, магического искусства.

Договорились встретиться дома. Хорошо отделанная квартира в центре города. Принимают по-домашнему, как свою.

– Ты не куришь, не пьешь. Тебе лет-то сколько? 17 есть?

С гордостью отвечаю про свои паспортные 24, как должное принимаю вечный комплимент: "А выглядишь моложе, моложе..." И начинаю свои вечные 17-летние вопросы, наивные, глупые и восторженные, потому что спрашивать о чем-то Егунова – ну действительно глупость. Все все про него знают, все говорят – и про трех жен, и про прелестную позднюю дочку, и про некоторые обычные для актеров слабости.

Позднее приходят и молодая жена, и дочка Ася. Йоркширкский терьер Лерка крутится возле хозяина, лижет ему руки и выпрашивает конфеты.

– Где папа? Она сегодня непричесанная, без бантика, а так она красивая, в ванной моется. Хорошая девочка, спит в ногах, а утром всегда приходит здороваться. Потом убегает сразу, но здоровается всегда.

И я с умилением поддакиваю, и все тяну свою волынку и перевожу разговор на вопросы и ответы.

– Виктор Пантелеймонович, как у вас настроение перед громким юбилеем?

– Как у меня настроение? Обычное – хорошее. Приближается какая-то дата, лет мне уже много, долго я проработал в театре, немало ролей сыграл. В жизни идет какой-то завершающий этап. Но что я хотел, почти все воплотил. Хотелось бы еще немножко поиграть на сцене, но уже ни здоровья нет, ни сил, ни настроения, которое было в молодости, когда я строил планы, мечтал о новых ролях. А что осталось – бог с ним.

– А что бы вы еще все-таки сыграли?

– В повести Достоевского "Дядюшкин сон" есть великолепная бенефисная роль. Старый граф, маразматик уже, с головой проблемы, но его держит титул. Там не очень много текста, а роль прекрасная. Раньше, когда была хорошая память, я по 60 страниц печатного текста учил. Когда мне дали роль Дона Карлоса, я просто ахнул, но за два месяца выучил.

В 37-м году сбежали от Ежова

– На творческом вечере 10 февраля в драмтеатре состоится презентация вашей книги.

– Я не хотел писать о себе. Но так получилось, что в каждом эпизоде я. Когда встречался с Сапроновым (издатель Геннадий Сапронов. – Прим. авт.), он мне и сказал: "Уж и пиши про себя". Так я описал в книге все, с самого рождения. А родился я в Китае. Мои родители работали на Китайско-Восточной железной дороге. Уехали в 1935 году. Боже, какой я старый! В первый класс поступил в Мичуринске, это Тамбовская губерния. До сих пор помню знаменитые мичуринские яблочные сады. Но поскольку все, кто приехал с КВЖД, считались врагами народа, нам пришлось сбежать на родину родителей – в Зиминский район. Как-то ночью к нам пришел начальник станции и велел срочно уезжать. Ночью мы погрузились в 16-тонный вагон, забросали вещи, какие успели собрать, так и сбежали от Ежова. Это был 1937 год, мы тогда врагам народа на картинках в учебниках выкалывали глаза. У нас в школе отобрали все старые тетради, сожгли их и выдали другие.

– А войну вы как пережили?

– Тяжелое было время. В 8-м классе меня взяли на шахту в Черемхово. Никакого обмундирования не давали, в чем приехали, в том и под землю спускались. Нам выдали отбойные молотки, ими мы уголь и кайлили. Но его хватало только затопить в общежитии печку, обсушиться и отогреться. Никакого угля для страны пацаны, конечно, не добывали.

А потом мы из Черемхово сбежали. Даже писали письмо Молотову, но ему было не до нас. Сначала прятались, боялись, что нас искать начнут. Потом пришли в депо, нам начальник прибавил по два года, чтобы стало по 16 лет и принял на работу. Нам даже сделали подставки, чтобы доставали до станка. Я был хорошим токарем, даже какие-то большие деньги получал. Там-то и сломал ногу – паровозное дышло на меня упало. На 2 месяца вышел из строя и распрощался со своим станком "Красный Октябрь". В это же время ходил в клуб, занимался в художественной самодеятельности.

Про картошку, авоськи и Гамлета

– В Иркутске вы учились в театральной студии, кажется, вместе с Леонидом Гайдаем?

– Да, но он был постарше. Нас набрали в добор. В студии должно быть 25 человек, людей не хватало, вот и взяли пятнадцатилетних. После окончания меня приняли в драмтеатр. Но на маленькую ставку, от которой мы с другом и сбежали в армию, никому ничего не сказав! А ведь были спектакли, роли – все бросили.

– И как вам простили этот побег?

– Вернулся через 4 года. Нас с Панасюк (Тамара Панасюк – актриса драмтеатра, вторая жена Егунова) встретил тогдашний директор драмы Осип Волин. "Куда?" – спрашивает. Отвечаю: "В ТЮЗ". – "Зачем? Давайте к нам". Волин вернул ТЮЗу выданные нам подъемные – 200 рублей, и мы с женой стали служить в драмтеатре. Мне повезло работать с великими, прекрасными артистами – Барановой, Крамовой, Харченко, Терентьевым, Руккером. Это был настоящий драматический и психологический театр. И то, что в 99-м году нам дали звание академического – исключительно заслуга этой плеяды.

– Говорят, что актеры могут принимать судьбу своих героев. Это правда?

– Нет. Это мистика, это придуманное. Актер всегда остается человеком со своим характером, своим мироощущением, своим опытом. Другое дело, как он своих героев изображает на сцене. Сегодня я играю доброго героя, завтра злодея. Нужно найти эти качества. Что помогает? Наблюдения за жизнью прежде всего, не книги, нет. То, что пишут, – все выдумывают. Нас так и учили в студии: если ты идешь по улице, смотри направо и налево. Нам много чего говорили – чтобы не ходили на рынок, например. Тебя уже видели на сцене, знают, а ты идешь с рынка с авоськой, картошку какую-то несешь, а вчера играл Гамлета!

– И что, вы никогда не ходили на рынок за провизией?

– Ходил, но все прятал. Сказали же: "Нельзя в авоське!" Артист всегда должен отстоять очередь в магазине. Иногда узнают и начинают пропускать вперед. Но лучше стоять со всем народом, испытывать его нужды, горести, неприятности и радости. Помню, только на экраны вышел фильм "Ничей". Пошел я на рынок, мне хозяин говорит: "Бери все бесплатно". Я отдаю деньги, он не берет. Так я и ушел – с деньгами и без продуктов.

"Я не чувствую своего возраста"

– Вас в театре все зовут Тятей. А я даже не знаю почему.

– Давным-давно меня так назвала актриса Галина Мерецкая. Мы сидели за столом, и она все Тятя да Тятя. Так и пошло, и все так зовут. Сначала обижался, потом привык. Нас в театре 40 актеров, но мы все как одна семья, как один дом. Коллектив прекрасный. Я сейчас редко в театре появляюсь, но когда прихожу, особенно ощущаю это тепло, семейственность.

– Существует такое расхожее выражение: "Под грузом прожитых лет". Это действительно груз?

– Нет, я не чувствую своего возраста. Как был молодым, так и остался. У меня в тазобедренной кости было 14 осколков, все собирали, склеивали. Я ходил на костылях, и сейчас подхрамываю. Но боли я не чувствую. Мой папа курил с 7 лет. Умер в 90, и перед смертью у него на столе лежало 4 недокуренных беломорины.

– Вы с Виталием Венгером дружите более полувека. Неужели между вами никогда не было творческого соперничества?

– Никогда. Он радовался моим успехам, а я его. Мы играли одни роли вдвоем, играли разные роли, но никто никому не завидовал. И мы ни разу не ссорились.

– А вы о чем-нибудь жалеете в своей жизни?

– Ну как? Нет. Все желания мои сбылись.

– Получается, вы счастливый человек?

– Получается так. Но есть и счастливее меня люди. А у меня все спокойно, стабильно. Я знаю, как должен жить нормальный человек. Надо любить любого, даже собачку, кошку. Надо хоть раз в жизни накормить голодного, бездомного. Я раньше ходил на охоту, но потом забросил свое ружье. Как можно убить лису, которая пошла добывать пищу детям? С живым существом надо обращаться очень внимательно.

"...и тем самым внес большой вклад в искусство"

– Семья актеру, человеку с бродяжьей душой, важна?

– Конечно, как и для остальных людей. Я не понимаю артистов цирка с их династиями. Ася не хочет быть артисткой.

– Как вы справляетесь с бытом?

– Да как справляюсь? Все умею. Шил хорошо. Костюмы, пальто, дубленки, пиджаки, куртки. Такое время было – ничего нельзя купить. Последнюю сшил дубленку, нас обокрали и ее унесли.

– Говорят, вы еще и рисуете.

– С детства. Но я копировщик больше, чем художник. А живопись очень люблю. Вот посмотри, висит у меня "Неизвестная" Крамского. Когда я переехал в эту квартиру, она здесь уже была. И это не репродукция, не копия. Это повторение знаменитой картины, штрихи, черточки, полутона – все как на подлиннике. Закончу с книгой, продолжу рисовать. А в 4 года мне купили балалайку. На концерте школьного оркестра сидел и тренькал. Подошел товарищ: "Красиво, ты только никому не говори, что на твоей балалайке нет ни одной струны". Музыкантом, поэтом, художником я не стал и тем самым внес большой вклад в искусство.

– Вы прожили богатую, роскошную, наполненную жизнь. И вы наверняка знаете, что же в этой жизни самое главное?

– Тебе папа с мамой дали характер, ты с ним живешь. Все хотят жить, не умирать. Не мешай человеку, который рядом с тобой. Все хотят дом иметь, детей, чтобы тепло в доме было и без ссор. Это и есть жизнь.

Алена Богатых