Буря в "Вавилоне"

Ажиотаж вокруг Ирака не спадает. Американцы настаивают, что у Саддама есть ядерная бомба, даже пускай “грязная”. Большинство же других стран (включая Россию) лишь разводят руками, дескать, все это блеф, политическая игра и не более. Ирак физически не в состоянии произвести атомную бомбу — это под силу лишь государствам с высокими технологиями и необходимым научным потенциалом. Сегодня мы расскажем о событиях, проливающих свет на американские “аргументы”.

Ближневосточный пасьянс

В марте 1981 года А. Громыко и Ю. Андропов дали поручение своим специалистам в МИД и КГБ: разобраться, наконец, что же творится в Ираке? Заключение экспертов (среди них был и автор этих строк) гласило: Ирак имеет много “лишних” денег; его президент Саддам Хусейн стремится стать “лидером арабского мира” и с этой целью полгода назад развязал войну с Ираном под лозунгом “защиты восточных границ арабской родины” от исламской революции в Иране; Саддам стремится превратить Ирак в региональную сверхдержаву, опираясь в первую очередь на военную силу; достигнут заметный прогресс в разработке оружия массового поражения — через 5-6 месяцев будет запущен французский реактор, способный производить до 10 кг оружейного плутония в год. При наличии соответствующих специалистов этого количества достаточно, чтобы уже в 1983 году Ирак произвел 3 атомные бомбы, а в 1985 году — 5. Таким образом, Ирак становится второй (после Израиля) ядерной державой на Ближнем Востоке.

К слову сказать, подобная информация не таила в себе нового. Все это было известно советскому руководству. Более того, в Москве знали, что Ирак в последние месяцы начал вести интенсивные переговоры с рядом фирм Италии и ФРГ о закупке обогащенного урана. Обычный уран в необходимых количествах уже поступал в Багдад из Нигера, Бразилии и Португалии. Ирано-иракская война лишь стимулировала “ядерную” активность Саддама.

“Конечно, — говорил А.Громыко, — создание им (Саддамом) ядерного оружия привнесет много неизвестного в ближневосточный пасьянс.

Но так ли уж это для нас опасно? Можно ли представить такую ситуацию, чтобы иракская атомная бомба была обращена против нас? Я таких ситуаций не вижу. А вот американцам и их союзнику Израилю это должно причинить немалую головную боль. Ближневосточный конфликт разгорится с новой силой. И тогда нас будут на коленях умолять помочь его урегулировать”, — делал вывод советский министр иностранных дел.

Москва — Париж

Именно Советский Союз был первым, кто дал возможность Ираку испытать привкус ядерной энергии. 17 августа 1959 года правительства СССР и Ирака подписали соглашение, которое предусматривало техническое содействие Ираку в строительстве небольшого исследовательского реактора и изотопной лаборатории. Вспоминает Олег Гриневский, в то время заведующий отделом Ближнего Востока МИД СССР: “Когда докладывали Хрущеву, тот хмыкнул и сказал: “Сначала китайцы, а теперь вот и арабы бомбы просят. А голова в конечном счете у нас болеть будет. Сотрудничать сотрудничайте, но бомбы не давать!” На том и порешили”... И уже через 9 лет в 15 км к югу от иракской столицы начал действовать небольшой реактор мощностью 2000 киловатт. Он не мог быть использован для создания ядерного оружия — был уж слишком мал и просто непригоден для этой цели.

В апреле 1975 года в Москву прилетел Саддам Хусейн (тогда еще премьер-министр). Он подписал ряд уже согласованных контрактов на поставки вооружений и военной техники. Между тем главная цель его визита заключалась в расширении “ядерного” сотрудничества между Ираком и СССР. Саддам просил ядерные технологии и более мощный реактор. Советский Союз дал в принципе добро, но при одном условии — новое оборудование будет находиться под постоянным контролем Международного агентства по атомной энергии (МАГАТЭ). Именно этого Багдад всячески не желал.

Иракский премьер остался недоволен. И в сентябре направился в Париж с аналогичной миссией. Французы уже знали о цели визита, о неудачных переговорах в Москве и сразу же, как бы случайно, завезли Саддама в... секретнейший ядерный объект Кадараче на Лазурном берегу.

После этого переговоры сами по себе набрали “нужную” инерцию. Тогдашний премьер-министр Франции Жак Ширак фактически предложил Саддаму мощный по тем временам реактор “Озирак” в придачу с исследовательской лабораторией “Изис” и годичным запасом (72 кг) обогащенного до 93% урана. О гарантиях МАГАТЭ даже не упоминалось, хотя теоретически такого количества и такого по качеству ядерного топлива достаточно для изготовления нескольких атомных бомб по мощности равных “хиросимской”.

Французы, конечно же, понимали, что предложенные Ираку “сырье и агрегаты” — это не игрушки. Но за три миллиарда долларов ими все же можно пожертвовать. Париж успокаивало и то, что оружейный плутоний “без еще одного важнейшего компонента” иракцы извлечь не смогут. Если Саддам его не просит — значит, он не блефует и действительно стремится построить в стране целую сеть атомных электростанций (в стране, которая фактически лежит на нефтяном море!). Но Багдад оказался хитрее — и уже в 1976 году подписал контракт с Римом на закупку как раз того самого недостающего “компонента” — так называемой “горячей камеры”. Именно в ней происходит переработка радиоактивных топливных элементов с выделением оружейного плутония.

В Москве задавались вопросом — зачем это нужно французам и итальянцам? Ведь они дают “зеленый свет” ядерному “джину” на Ближнем Востоке с егоперманентными войнами и конфликтами. Очень расстроился А. Громыко, особенно после того, как ему показали один из пунктов секретного франко-иракского соглашения, который гласил: “Все лица еврейской национальности... не могут участвовать в программе ни в Ираке, ни во Франции”. Значит, заключал он, бомба готовится против Израиля. Пожалуй, лишь министр обороны Устинов — человек эмоциональный, отчасти завидовал оппонентам. “Вот ведь французы! — говорил он членам политбюро, — за хорошие деньги мать родную продадут. А мы все стесняемся: а что эти скажут, а что те подумают. Принципы, видишь ли, для нас главное...”

Тем не менее Москва закрывала глаза на все эти “шалости” иракского руководства. Как никак, а Багдад провозглашал строительство социалистического общества, поддерживал СССР на международной арене, выступал совместно с Москвой против американцев и израильтян, а главное, платил хорошие деньги за поставки обычных вооружений. (Со второй половины 70-х и до конца 80-х годов СССР получил от Ирака 13 млрд долларов только за военный экспорт.)

“Гора Мориах”

Ядерные амбиции Багдада не на шутку встревожили Тель-Авив. Сотрудникам израильского Центрального института разведки и специальных заданий (Мосад) через своих агентов в Багдаде, Москве и Париже удалось в считанные дни определить истинные цели визита Саддама Хусейна в Советский Союз и Францию. Понятно, что Израиль не мог согласиться даже с мыслью о том, что в Ираке рано или поздно появится ядерная бомба.

Буквально через месяц после визита Саддама Хусейна в Париж, в октябре 1975 года, состоялась конфиденциальная беседа израильского премьера Ицхака Рабина с министром иностранных дел Игалем Алоном. Генерал докладывал главе правительства о только что обобщенных секретных материалах о ядерной программе Ирака. Их суть такова: Ирак договорился приобрести у Франции 500-мегаваттный ядерный реактор; группа молодых иракских ученых-физиков направилась на учебу в Париж и Рим, а, возможно, и в Москву; за солидные вознаграждения в Багдаде уже работают лучшие арабские “технические специалисты”. Алон предложил усилить “слежку” за иракскими подданными и их сподвижниками, определять уровень их знаний и компетенции в ядерном деле, — затем, говорил он, “мы должны уничтожить лучших из них, прежде чем они закончат свою работу”.

Под мушкой ведомства Ицхака Хофи (Мосад) оказались почти все иракские ученые-ядерщики, как за рубежом, так и в самом Багдаде. Этому во многом способствовали так называемые “саянимы” — евреи-ядерщики (в Америке и Европе), которые “за спасибо” готовы были помочь Израилю по первой же просьбе его агентуры.

В мае 1977 года премьер-министром Израиля был избран Менахем Бегин. Ему сразу же доложили об “иракской проблеме” и решении Рабина “пока лишь отслеживать” активность Багдада за рубежом. “Мы должны сделать больше, чтобы остановить это безумие, — сказал он шефу Мосада. — Ударьте их и ударьте как можно сильнее”. В сжатые сроки и в абсолютной тайне Мосад разработал операцию под кодовым названием “Гора Мориах”. Ее цель — уничтожение французских реакторов, прежде чем они достигнут иракских берегов.

В течение 18 месяцев израильские агенты отслеживали изготовление иракского “заказа” на французском ядерном концерне “КНИМ”, расположенном на побережье Средиземного моря. В на-чале апреля 1979 года поступила информация, что два ядерных реактора (основной и запасной) “Таммуз-1” и “Таммуз-2” готовы и переправляются в небольшой порт близ Тулона, где их должен забрать иракский корабль и отвезти в Басру.

4 апреля в Марсель прибыли 3 “туриста” с бельгийскими паспортами. Через два дня еще 4 “туриста” прибыли в Тулон. В установленном месте они встретились, арендовали два грузовика и направились в живописный порт Ля-Сиен-сюр-Мер, где в специальном ангаре хранились реакторы. В ночь на 7 апреля к группе присоединились еще три человека. Быстро и профессионально удалось проделать проход на дальней стороне ангара, проникнуть внутрь и закрепить взрывные устройства непосредственно на реакторах. Для обеспечения отхода диверсантов был подстроен инцидент с автомобильной аварией у главных ворот хранилища. Как только охрана поспешила на помощь пострадавшей женщине, прогремел страшный взрыв. От реакторов, на изготовление которых ушло 300 тыс. часов рабочего времени и 17 млн долларов, остались лишь пепел и мелкие кусочки металла.

“Охота” по-мосадовски

Буквально через две недели израильтянам стало известно, что премьер-министр Жак Ширак пообещал Саддаму Хусейну за счет французской стороны в кратчайшие сроки изготовить новые реакторы. Тут же большая группа иракских ученых прибыла для стажировки и обучения во французский ядерный центр в городке Сэклей и в другие специальные заведения, непосредственно связанные с атомной энергией. Началась “охота” по-мосадовски. Выслеживались самые одаренные ученые. Им предлагалось сотрудничество. В случае отказа следовала физическая расправа (в виде убийства, отравления, несчастного случая, банальной драки и т.д.) Нельзя исключать, что некоторые иракцы, а также работающие на них иностранные ученые стали жертвами собственной (иракской) контрразведки. Ведь после успешного осуществления операции “Гора Мориах” в Багдаде не исключали, что “предатель” мог находиться и среди иракских ядерщиков. Поэтому каждый шаг иракского специалиста отслеживали уже два агента — собственно иракский и израильский.

В этом смысле показателен случай с Яхьей эль-Мешадом — докторантом одного из московских вузов, лауреатом премии египетской Комиссии по атомной энергии, крупнейшим арабским физиком-ядерщиком, связавшим свою судьбу с иракским ядерным проектом. 13 июня 1980 года он был найден мертвым в своем номере в одном из парижских отелей. По одной из версий, его убил агент Мосада, по другой — с ученым расправилась иракская контрразведка. Эль-Мешад был нужен израильтянам живым. Они свели его (на почве неудачной женитьбы) с платным агентом — “длинноногой блондинкой” Марией Клод Магаль, что явно не вписывалось в иракские каноны. Через 11 дней и сама блондинка была сбита насмерть “случайной” машиной. Вплоть до осени 1980 года продолжалась подобная “вакханалия” в Европе. Убийства, взрывы в офисах проиракских компаний преследовали единственную цель — предостеречь Запад от ядерного сотрудничества с Ираком. Многие фирмы отказались иметь дело с Саддамом Хусейном. Но не французские.

Новый реактор

К сентябрю 1980 года новый реактор был построен и без особых проблем доставлен в Ирак. Он был установлен рядом с уже действовавшим советским реактором в заново отстроенном (фактически подземном) ядерном центре имени Июльской революции (“Сабааташр таммуз”). Наладкой аппаратуры занялась небольшая группа (от 13 до 20 человек) французских специалистов.

Лишь после этого иракские сухопутные войска пересекли иранскую границу — началась 8-летняя ирано-иракская война. В течение первых 8 месяцев иранцы предприняли более 10 попыток разбомбить “Озирак”. Но лишь однажды им удалось частично повредить внешнюю систему охлаждения реактора, в остальных случаях “фантомы” либо уничтожались средствами ПВО Ирака, либо, встретив плотный зенитно-ракетный огонь, возвращались на свои базы, освободившись от боекомплекта по принципу “куда попало”.

Саддам Хусейн торопил. Первоначально запуск реактора планировался на июль 1981 года. Французы попросили перенести его на сентябрь — к этому времени будут отлажены все агрегаты, загружено топливо и цепная реакция выйдет на расчетные (максимальные) параметры. Саддам согласился и взял все работы под свой контроль. Он на сто процентов был уверен, что наличие плутония сделает режим Хомейни более податливым, склонным пойти на прекращение огня на условиях Багдада. Кроме того, перспектива ядерной бомбы коренным образом изменит ситуацию на Ближнем и Среднем Востоке. Ирак сравнится по силе с Израилем, а арабо-мусульманский мир будет плясать под его дудочку.

Между тем в израильском кабинете сформировалось устойчивое мнение — если Ирак создаст ядерное оружие, то оно незамедлительно будет пущено в ход не против Ирана, а против еврейского государства. Острые дискуссии вызывало обсуждение контрмер Тель-Авива. Военная разведка, Мосад, министерство обороны, оперативное управление генерального штаба были категорически против бомбардировки реактора. Их аргументы сводились к тому, что это приведет к нежелательным последствиям: Израиль потеряет многих друзей, Египет разорвет мирный договор, Иран и Ирак прекратят войну и объединятся против Израиля, не поймет и МАГАТЭ, представители которого наконец-то были допущены на “объект” и ничего подозрительного не обнаружили. А как быть с уже работающим под одной крышей советским реактором, ведь “по ошибке” бомба может упасть и в “русский” отсек. Сама же бомбардировка на расстоянии 800 км — довольно опасное мероприятие, если иметь в виду, что в Ирак поступили новейшие советские ЗРК для малых и средних высот (“Стрела-2” и “Квадрат”), за “штурвалами” которых наверняка находятся советские специалисты.

Оппоненты предлагали воздействовать на Ирак дипломатическими методами. В худшем случае — уничтожить реактор при помощи диверсантов или разведывательной агентурной сети в самом Ираке. Это, по их словам, будет более “цивилизованно” и по крайней мере на первых порах у мирового общественного мнения будет ассоциироваться с иранскими секретными агентами, о “происках” которых много говорится в Багдаде.

“Вавилон”

Премьер-министр М. Бегин считал последний вариант наиболее предпочтительным (если уж десяток “туристов” смогли уничтожить “иракские” реакторы во Франции, то в Багдаде это будет сделать намного проще). Премьер все еще находится в эйфории от операции “Гора Мориах”.

В середине октября 1980 года в Иерусалиме М. Бегин созвал совещание высших должностных лиц силовых ведомств. На повестке дня стоял один вопрос — что делать с иракским реактором? Дипломатия бессильна, отметил премьер, мир проявляет пассивность — и Саддама уже не остановить. Через 9-10 месяцев у него появится плутоний, ведутся работы по модернизации ракет средней дальности, есть самолеты, способные сбросить ядерную бомбу. “Как нам уничтожить реактор?” — обратился он к начальнику генштаба Рафаэлю Эйтану, стороннику “физического” уничтожения реактора (это меньшее зло в сравнении с опасностью подвергнуться ядерному удару, да и станет хорошим предупреждением арабскому миру!). Эйтан предложил три варианта:

1. Направить в Ирак спецгруппу на транспортах с закамуфлированными вертолетами, которые с оптимального расстояния доставят группу взрывников непосредственно к “объекту”.

2. Поручить операцию Мосаду, “люди” которого должны на попутном транспорте добраться до ядерного центра и уничтожить его.

3. Провести глубокую рейдовую операцию силами ВВС и с воздуха разбомбить “французский” реактор, оставив в сохранности “советский”.

Разразившиеся дебаты не давали премьеру возможности принять окон-чательное решение. Инициативу взял в свои руки начальник генштаба. Первый вариант неприемлем, отметил он, так как группа будет обнаружена, прежде чем вертолеты поднимутся в воздух. Осуществление второго довольно проблематично: даже если диверсанты достигнут ядерного центра, они не смогут преодолеть систему внутренней охраны (несколько рядов колючей проволоки под током, видеокамеры, специальные бункеры через каждые 50 м и т.д.). Остается последний, третий вариант, но с оговоркой: самолеты полетят через Иорданию и Саудовскую Аравию, но не кратчайшим путем — через Сирию. В последнем случае, по словам Эйтана, самолеты будут обнаружены и уничтожены только что развернутыми в Сирии двумя зенитными ракетными полками “САМ-6” (“Квадрат”) с советским персоналом.

(Рафаэль Эйтан не понаслышке знал преимущества советского оружия. Он “познакомился” с ним в ходе арабо-израильских войн. “Советское оружие отличное, — любил повторять он, — но попало не в те руки”. Именно по приказу Эйтана в Израиле были сформированы две танковые дивизии, оснащенные исключительно трофейной советской бронетехникой.)

В принципе участники совещания (а затем и члены правительства) согласились с аргументами начальника генштаба. Но прерогатива окончательного решения оставалась за премьером. Буквально через несколько часов, оставшись наедине с Эйтаном, он принял решение — разбомбить реактор. Операцию под кодовым названием “Вавилон” было поручено разработать небольшой группе специалистов из оперативного управления ВВС. Возглавили работу группы начальник управления полковник Селла и лучший стратег ВВС Израиля 32-летний полковник Зви. Фактически только эти два офицера плюс премьер и начальник генштаба знали о конечной цели операции. Для остальных было наложено абсолютное табу.

7 июня 1981 года французский реактор был полностью разрушен израильской авиацией. А потом была война в Персидском заливе. В ходе операции “Буря в пустыне” уже американская авиация отутюжила практически все объекты в Ираке, где могло (и не могло) производиться оружие массового поражения. Начали работать международные инспекторы. Найти ядерное топливо пока не удалось.

Валерий Яременко, KurierWeb.