...И другие приключения Гайдая

Гайдай снял 18 художественных фильмов в жанре эксцентрической комедии. Из них телеэкран регулярно крутит пять — cемь картин, обеспечивая колоссальные рейтинги. Юмор Гайдая неподвластен инфляции. Цитаты из его фильмов живы по сей день. Лучше других знала режиссера Нина Гребешкова — жена и творческий союзник мастера.

Фото: Леонид Гайдай

- Мы учились во ВГИКе на одном курсе. Он пришел после фронта — раненый, длинный, худой. Не могу сказать, что сразу в него влюбилась... Вот репетируем. Сижу спиной к двери. Ребята заходят (у нас учились и Кулиджанов, и Ордынский) — один, второй... Вроде ничего не происходит. А входит Гайдай — я чувствую его просто кожей. Вообще я его стеснялась. Боялась сказать глупость. Он ведь старше на восемь лет, прошел фронт. А мне было 17 лет...

Свадьба была скромная, дома, у нас в коммунальной квартире. Пришли родственники, знакомые, студенты. Мы сняли комнату. Леня был сталинский стипендиат, получал 800 рублей. А я уже снималась, у меня были свои деньги. Как актриса уже была востребована. Кстати, Леня очень обиделся, когда я отказалась взять его фамилию. Потому что стать Гайдай... Не то мужчина, не то женщина. Мама у него была рязанская — Любимова, отец — украинец, сосланный еще в царские времена в Сибирь.

Леня был жутко ревнивым человеком. Я это чувствовала. Я говорливая, а он молчун. Всегда слушал. У него все откладывалось, а я все выплескивала. И если он видел, что ко мне у кого-то интерес, — молча переживал.

Любовь его проявлялась в том, чтобы внутренне приподнять человека. Он очень любил актеров. Особенно Гошу Вицина. Беспредельно — Юрия Никулина. Говорят, его боялись. Потому что одновременно был он очень требовательным и жестким. Всегда добивался того, чего хотел.

По тем временам он казался состоятельным человеком. Например, в 58-м году мы купили за 120 тысяч кооперативную квартиру. Чтобы собрать эти огромные деньги, я снималась на студии в Алма-Ате — там больше платили. В "Беспокойной весне" и "Ботагозе" у меня были главные роли. И вот внесли тридцать процентов, а потом все деньги уходили на кооператив. Въехали с одной раскладушкой и книжным шкафом. А "Двенадцать стульев" вообще были его мечтой. И судьба послала ему этот шанс. Сначала съемки разрешили Данелии, но он не стал — отдал Гайдаю. И Гайдай с таким восторгом, упоением начал работу! Ильф и Петров были в числе его любимых авторов, которых он без конца перечитывал. После съемок остались знаменитые стулья. Там ведь было два гарнитура. Жестоко порублен был полосатый, вспорот и сломан светло-желтый. Но осталось четыре запасных стула. И Леня переживал, что они пропадут. Но в хозрасчетном объединении была возможность их выкупить, что он и сделал. Теперь они стоят у нас в кабинете. Такой вот подарок-напоминание. Вообще подарки он любил делать. От маленьких до больших. Например, всегда дарил шикарные французские духи "Ма гриф". Тогда их вообще нельзя было достать. И когда он летал за границу, покупал их в самолете.

Или машина. Я ведь уже тридцать лет за рулем. Машина появилась у нас после "Двенадцати стульев". Леня прекрасно водил, но я, конечно, сразу захватила автомобиль. Первая машина у нас была "Жигули" второй модели. Сейчас у меня 13-я, это помесь первой с одиннадцатой.

Равнодушный к званиям, он имел их все — до народного СССР. Помню, когда ему давали очередной орден, он приходил и говорил: "Слушай, меня опять записали на какую-то цацку". Он не понимал, зачем артисту вообще звания. Как их можно просить? И он меня в какой-то мере воспитал. Если заслуживал — то дадут. А сама я хлопотать не буду... Зачем? Я от этого ни лучше, ни хуже не стану...

Я всегда считала себя актрисой мелодраматического плана. А Гайдай эксцентрик. И у него я не собиралась сниматься. Ему были нужны такие актрисы, как Наташа Селезнева. Правда, в "Кавказской пленнице" я, пожалуй, смогла бы, но уже по фактуре и возрасту не подходила. Леня дал мне эпизод — врача-психиатра. И надо же, в то самое время мне предложили главную роль в Киеве. Леня отпустил. Но я решила — нет, не поеду. Оксанку надо куда-то устраивать, он не очень здоровый человек. Поеду с ним. В результате той киевской картины никто не знает, а "делириум тременс — белая горячка" из "Пленницы" живет по сей день.

Когда он предлагал роль — никогда не отказывалась. Но специально для меня ничего не писалось. А ведь сам он был потрясающий актер! Мы же играли вместе во ВГИКе. Так, как он играл — и героев, и комедийные роли, — не играл там никто! Пырьев и Барнет сползали с кресла от смеха. Потрясающе! Кстати, без очков играл — он носил их периодически.

Однажды сидели у нас Костюковский и Слободской. Писали часть "Наваждение" для "Операции "Ы". Я прибегаю с рынка — надо кормить, варить, жарить. Яша Костюковский кричит:

- Нина, можно вас на минуту? У вас бывает так — вы приходите в какой-то дом, и у вас ощущение, что вы уже тут были. Но вы точно знаете, что не были.

- Нет, Яша, я всегда точно знаю, где я, с кем и когда.

Своя дача была его заветной мечтой. Мы лет десять искали подходящую. Нас все что-то не устраивало. Наконец вступили в мосфильмовское товарищество под Звенигородом. Купили дачу, а оказалось, что она гнилая. Пол весь в грибке. Пришлось ее ломать, причем частями. Все это было мучительно... Но Леня очень полюбил землю. Может, из-за возраста. Он страшно любил сажать всякие растения. Например, привез из Крыма семечко лаврового листа — этот лавр нам не один горшок разворотил своими корнями.

За границей он был бы, наверное, очень богатым человеком. А у нас... Последние годы ему тяжело работалось. Он не был лежачим больным, но страдал — на ноге открылась рана плюс эмфизема легких. Причем он курил. Но он был счастливый человек — жил только тем, что его интересовало. Например, любил играть в карты или на "одноруких бандитах". Он проигрывал огромное количество денег.

- Леня! Так никто не живет! — пыталась я остановить его.

- Как никто? Я так живу.

Бороться было бесполезно. К тому же я всегда работала сама, и у меня водились свои деньги... В 93-м году Волович и Инин написали для него комедийный сценарий о подводной лодке. Но вдруг он сказал:

"Ребята, я, наверное, не смогу..."

В 70 лет у него началось воспаление легких... Сначала было плохо — в легких накапливалась жидкость. Потом он уже лучше стал себя чувствовать. Я бывала у него в больнице каждый день, даже ночевала. И вот 19 ноября 1993 года. Стемнело... Я с ним. Он вздохнул — и все. Прибежали врачи, надели маску... Все бесполезно. Он ушел. Тромбоэмболия легочной артерии — оторвался тромб. Произошла закупорка. К тому же он страдал сердечной аритмией. Спасти его было невозможно.

... Какое счастье, что я была там и все видела. Что он не мучился. Что смерть пришла мгновенно.

... А потом, почти на сороковой день, меня в квартире залило кипятком сверху. Пришли ребята помочь... Я им говорю:

- Это Леня-Водолей. Только понять не могу — почему кипятком?

Елена Чередниченко