Журналы командора Лаперуза

1000 верст по земле коряков

В сентябре 1787 г. в Петропавловск-Камчатский зашли корабли экспедиции Лаперуза. Уходя в дальнейшее плавание на юг Тихого океана, где вскоре его экспедиция полностью погибла, Лаперуз отправил во Францию сухопутным путем с Камчатки через всю Сибирь корабельные журналы, карты и некоторые научные отчеты экспедиции со своим переводчиком Жаком-Батистом Бартоломео де Лессепсом, владевшим русским языком. Материалы были упакованы в небольшой сундук — это все, что сохранилось от большого научного наследия экспедиции Лаперуза.

В октябре 1787 г. Лессепс отправился в дорогу сперва на лодках по реке, потом, в начале 1788 г., на собаках по Камчатке до Гижиги, оттуда в апреле 1788 г. по Охотскому побережью на оленях до реки Студеной около Наяханских горячих ключей в Гижигинской Губе. В сундучке он вез научное наследие экспедиции Лаперуза.

Хозяин стойбища на реке Студеной, узнав, что приехал Лессепс, вышел к нему навстречу. Выразив радость по случаю его приезда, он сказал, что Лессепс может располагать всем, что он имеет, и действительно, все было к его услугам. Жители стойбища помогли французу поставить сани и имущество под навес. Лессепс же, по его собственным словам, "заботился только о своих депешах (т. е. журналах Лаперуза), чтобы взять оные с собою, надлежало изъясниться, что сей сундук никогда я не оставлял без присмотра".

Здесь Лессепс расплатился и расстался со своим проводником коряком Евиавой. Плата за 24 оленя, запряженных в 12 санок, из расчета расстояния в 185 верст составила 7 руб. 40 коп. — столько, сколько стоили 4 курьерские лошади в Сибири и на Камчатке, как впоследствии он узнал по опыту. Отметив, что коряки редко получали расчет за свой проезд деньгами, он записал: "Получая сию сумму, добрый мой провожатый удивился моей щедрости". Расплачивался Лессепс серебряными пиастрами выпуска не позднее середины XVIII века; возможно, у коренных жителей тех мест сохранились украшения, сделаные из этих монет — скорее всего, расплющенных.

В стойбище на реке Студеной Лессепс, вероятно, опять встретился с корякским князьком Умиавином и имел с ним продолжительные беседы, поскольку, как он пишет, "сии рассуждения, которые я здесь привожу так, как слышал оное от самого Умиавина". Даже в сокращенном виде они представляют немалый интерес для исследователей истории края.

Переночевав в стойбище Умиавина, 10 апреля в 8 утра Лессепс и его спутники выехали дальше, направляясь к Ямску.

Вскоре они достигли реки Таватум, где посетили горячие ключи, описание которых мы находим у Лессепса. Они, сообщает он, выходят из горы, лежащей по левую сторону от реки. Густой дым без какого-либо дурного запаха поднимается над водой. Вода чрезвычайно тепла и беспрестанно кипит, а вкус имеет неприятный и крепкий, в котором чувствуются "серныя и соляные частицы, и, может быть, через химические разделения можно бы было даже найти также части железа и меди". Камни, которые Лессепс собрал у источника, имели вид "камней, исходящих из огнедышащих жерл".

Лессепс пополоскал водой из источника рот, а Киселев умыл ею лицо. Через полчаса язык и небо первого совершенно "облупились", так что несчастный француз долгое время не мог есть ни соленого, ни теплого, ни пряного; у Киселева же "лицо истрескалось".

К вечеру 11 апреля путешественники увидели горы, которые тогда называли Вилегинским хребтом. Переехав небольшую реку Вилегу, которая, извиваясь, течет у подошвы хребта, они достигли горы Вилеги — высочайшей, как определил Лессепс, изо всех гор, которые ему доводилось переезжать. Переход занял 2 — 3 дня. Пересекали хребет по узкому ущелью, поднявшись высоко в горы. Во время этого перехода, как признался Лессепс, "лишился я бодрости". Со всех сторон их окружали вертикальные обрывы, олени постоянно оступались на скользком склоне. И лишь ловкость коряков-каюров позволила отряду продолжить путь. К вечеру они спустились с горы. Вероятно, это была гора высотой 1444 м в долине реки Вилиги — правого притока реки Сеймчан. Там действительно узкое ущелье и имеется тропа через перевал из долины Вилиги в долину реки Кананыги. О высоких и скалистых горах в этом месте упоминал в 1742 г. в своих записках и путешествовавший здесь Я. И. Линденау. Дальше горы были значительно положе, а перевалы — широкими. Снег стал глубже, и караван оленей продвигался медленно. Перед рекой Туманы началась буря. Спустившись вниз по реке, путешественники нашли в небольшом лесу у реки Туманы в 3 верстах от ее устья Туманский острог, состоявший из трех юрт, трех деревянных амбаров и двенадцати балаганов, в которых жило 20 семей. Из-за пурги путники задержались в Туманском остроге на два дня — до 17 апреля.

Это был один из самых старых острогов на Охотском побережье. В 1721 г., например, в Туманском остроге платили ясак 22 человека. В середине XVIII в., наряду с Тауйским, Ямским и Гижигинским острогами, он считался одним из важных укрепленных пунктов русской администрации. Затем значение Туманского острога и, соответственно, правительственная забота о нем стали уменьшаться, и на момент приезда Лессепса жители испытывали недостаток в еде. Они ели березовую кору, вымоченную в китовом жире, что удивило Лессепса, т. к. в реке была рыба, но ее не ловили. Лессепс сам отправился на реку и половил "отменных пестругъ" - вероятно, мальму.

Лессепс богато отдарил Умиавина, довезшего его до Туманов, хотя тот и не хотел брать подарков и плату за провоз, но француз настоял на этом. Далее от Туманов его вез другой проводник.

Оленей в остроге не было, и дальше снова пришлось ехать на собаках, как в начале путешествия по Камчатке. Груз уместился на 5 нартах, в каждую из которых было запряжено от 8 до 10 собак, для чего отловили почти всех собак Туманского острога. Лессепса сопровождало 9 человек.

17 апреля, хотя ветер утих, небо было покрыто мрачными облаками, предвещавшими дурную погоду. Выехали после полудня. От поселка спустились к морю, чтобы миновать "семь гор", которые иначе пришлось бы преодолевать по суше. Когда они проехали по берегу 15 верст, поднялся такой ветер, что "качало сани и кидало собак". Затем начался снегопад, и караван Лессепса укрылся в пустой полуземлянке на реке Иованою в 12 верстах от реки Туманы.

Однако на другой день пурга продолжилась, ветер изменился и задувал дым обратно в землянку. У вышедшего наружу по делам Киселева унесло шапку. В пятнадцати шагах не было видно жилища. Поправив ограду дымохода и сделав ее выше, как делают это коряки, они смогли развести огонь. Но ситуация только ухудшилась: стало сыро, от оттаявших тюленьих туш пошел запах. Промучившись так два дня и не дождавшись конца пурги, они 21 апреля выехали дальше. Ехали морем по ровному льду, на нем же пришлось и переночевать. Погода не улучшалась, и залив Иретский пересекли по льду в пургу. Лессепсу рассказали, что сюда ходят из Ямска бить птицу, залив здесь мелок, и его переходят вброд в малую воду. Вечером заночевали в лесу у устья реки Иреть. До Ямска оставался один переход.

С утра, обойдя, судя по карте маршрута Лессепса, Иретскую гору, чтобы сократить путь, они выехали на лед Малкачанского залива. В пургу, в условиях плохой видимости, им пришлось даже пользоваться компасом, чтобы держать курс точно на Ямск. Подъезжая к острогу, они встретили ехавшего навстречу сержанта с охотской почтой.

Всего от Туманов до Ямска путешественники проехали 150 верст, за которые Лессепс и расплатился со своими проводниками. В Ямске он рассчитывал пополнить свои запасы. Сержант, который командовал гарнизоном, состоявшим из 20 человек, принял его весьма учтиво. Это и понятно, поскольку Лессепс имел рекомендации от высокопоставленных особ этого края, которые можно было рассматривать как приказание.

Острог, или крепость Ямск, как отметил Лессепс, стоял на берегу реки, в 10 верстах от устья. В Ямске тогда насчитывалось до 25 деревянных домов и церковь. Как и Гижига, крепость огорожена "четвероугольным" палисадом, хотя и не столь высоким и толстым. Людей Лессепс насчитал до 20 семейств. Все это были сидячие коряки, все были крещены, хотя имелся только один священник, который жил в Гижиге и редко посещал свой уезд, простиравшийся от Гижиги до Тауйска.

В Ямске Лессепс рассчитывал увидеть охотских кочующих тунгусов, или, как сейчас их называют, эвенов. Однако за два дня до его приезда они выехали из Ямска. Пытаясь утешить огорченного француза, ему показали эвенские одежды, мужские и женские. Описывая их, Лессепс отмечает, что кочующие тунгусы не носят рубашки, а имеют что-то вроде фуфайки, которая спускается до колен в виде фартука. "Она шита оленьими волосами и украшена бисером различного цвета, внизу привязывают к оной железные и медные дощечки и множество колокольчиков. Под сим фартуком носят они штаны или кожаные панталоны. А для обуви у них долгие из оленьей кожи сапоги, шерстью наружу, вышитые. Длинный полукафтан покрывает их плечи, на конце рукавов пришиты рукавицы с отверстием под запястьем, чтобы вынимать оттуда руки. В груди и в стану они были заужены и оканчивались почти посреди лядвий" (т. е. ниже колен). Эти кафтаны были украшены шитьем и бисером. От поясницы висит неширокий хвост в два фута длины. Он сделан из волоса "красного морского волка". Эти хвосты в одежде охотских эвенов сохранились до начала XX века. Головной убор тунгусов состоит из небольшой круглой шапки с ушами. Все их платье делается из кожи молодых оленей, а края подшиты мехом соболя, выдры или другими дорогими мехами.

Женское платье, как отмечает Лессепс, почти такое же, только не имеет ни хвоста, ни рукавов, а шапка их "на самой маковке имеет отверстие около двух дюймов в поперечнике, без сомнения, в оное выставляют свои волосы".

В Ямске Лессепс задержался недолго и, сменив проводников, уже на следующий день отправился дальше. Вскоре они достигли горы Бабушка, как зовут ее коряки, расположенной примерно в 50 верстах от Ямска, за полуостровом Пьягина. Название этой горы известно по меньшей мере с середины XVIII в. и дошло до наших дней в несколько измененном виде — как гора Бабушкина. Легенды говорят, что на вершине горы, в пещере, похоронена старая шаманка-колдунья, столь же славная, сколь страшная. За 45 лет до Лессепса на горе побывал Я. Линденау. Когда он поднялся на вершину горы, то нашел жертвенник, куда приносили коряки жертвы шаманке — лук и стрелы, китайку (материю), иголки, кусочки кожи, как это делают многие северные народы. На обратном пути, сообщает Линденау, он зашел в пещеру, где якобы умерла шаманка, чтобы найти ее кости, но там ничего не было. Однако жертвенное место сохранилось, и Лессепс, проезжая его, хотел взять копье, как он записал, "со слоновою костью", возможно, сделанное из бивня мамонта или моржового клыка, но коряки его остановили. Он сделал вид, что послушался их, но, как только они отвернулись, "овладел сею ужасною стрелою". Такое поведение, конечно, не делает чести будущему дипломату и торговому представителю, у которого, как известно, Наполеон принимал счета, не проверяя их, поскольку был убежден в его глубокой порядочности.

Первым поселением, которое достиг Лессепс после Ямска, был острог Средний в устье одноименной реки в современном заливе Бабушкина. Острог состоял из двух юрт и нескольких магазинов — складов припасов. "Сии юрты, — писал Лессепс, — выстроены так, как и юрты сидячих коряков, с тем только различием, что они не подземные и что в них входить в дверь, сделанную вровень с землею". Коряки, которые там жили, приняли путешественника хорошо.

Уже к полудню 26 апреля, проехав 77 верст, Лессепс прибыл в Сигланский острог на полуострове Кони. Несмотря на несовершенство измерений, в те времена расстояния вычислялись достаточно точно; сегодня по карте расстояние по прямой между ними составляет около 60 км. Это был последний корякский острог, далее в Тауйской губе шли земли эвенов с их стойбищами и селениями. Всего от Камчатки до Сиглана по корякской земле он проехал более 1000 верст.

По своим размерам Сигланский острог не превышал острог Средний и состоял из одной юрты, построенной наподобие якутской. В Сиглане проводники подвязали под полозья саней дощечки из китовой кости, "которые нужны стали по причине тающего снега". Передвигаться приходилось вечером или рано утром, пока было холодно и держал наст.

От селения Сиглан, переехав Сигланские горы, они спустились в залив Одян и за 18 часов езды по льду, включая ночевку, добрались до "тунгузского острога Ола".

(Продолжение следует).

Сергей Слободин, кандидат исторических наук. Диана КУЛИНИЧ, учащаяся гимназии № 24, 10-й кл.