Саммит в Женеве: фиксация на дне или толчок в попытке выплыть?

Состоявшийся в Женеве саммит президентов США и России продолжался более трех часов, оба лидера назвали его "в целом позитивным и конструктивным". Среди тем, которые они обсудили: кибератаки, здоровье Алексея Навального, отношения России и США.

И хотя опубликованный по итогам разговора документ, по сути, формальная отписка, есть основания полагать, что какие-то неозвученные пока договоренности все же имели место быть.

"Эти решения, которые мы примем или не примем, — мы узнаем, получили ли мы какие-то результаты, через шесть месяцев", — сказал Байден.

Что имел в виду американский президент, Игорь Шатров в эфире программы "Геополитическая кухня" обсудил с доктором политических наук, профессором МГИМО Еленой Пономаревой.

Читайте начало интервью:

Совместное заявление Путина и Байдена по итогам встречи — документ ради документа

"Россия – пишем, Китай – в уме": зачем властям США нужен был президентский саммит

— Реплика Байдена про шесть месяцев зацепила. Ведь он всё время отвечал по писанному и только на те вопросы, на которые он знает ответы, только тем журналистам, которых он знает.

И вдруг изрек. Сначала про 6 месяцев, потом — про 3-6. И вроде бы казалось, дотошные американские журналисты должны были его спросить: а что, уважаемый президент, произойдет через 6 месяцев? Никто не спросил. Значит, этого не было в методичках, а возникло как результат переговоров. Как вы думаете, о чем говорил Байден?

— Ой, проникнуть в мозг этого персонажа достаточно сложно. Мне кажется, он сам иногда не разбирается в том, что он хочет сказать, и в том, о чем думает.

Кстати, очень показательный момент, что он делился с Путиным своими воспоминаниями детства, о маме рассказывал. Это вообще очень странно. Конечно, с точки зрения человечности, наверное, как-то объяснимо. Но когда люди начинают на таких серьезных переговорах вдруг вспоминать свое детство, это тоже очень о многом говорит.

Я думаю, как и в любом процессе, есть определенные циклы. Когда ты запускаешь то или иное решение, оно результат может дать спустя определенный промежуток времени.

Например, по Украине. Минские соглашения. Да, это прозвучало. Но как конкретно будет реализовываться — должно показать время. Наверное, новый какой-то саммит должен быть, ну или какая-то очередная переговорная площадка заработать.

Что касается кибербезопасности, там тоже должны быть приняты более конкретные вещи. Будут эти кибератаки, например, в течение трех месяцев или шести месяцев — посмотрим.

По Белоруссии существует пакет договоренностей, и каждый месяц Лукашенко или Путин рассказывает о том, что сделано. Соответственно, здесь может быть аналогичная ситуация.

Что подразумевается под "стратегической безопасностью"

— А что можно нового сказать о ядерных вооружениях? Ничего. А где же новые виды оружия? Они ведь не упомянуты в этом документе…

— Новые виды вооружения не упомянуты. Я думаю, что понятие стратегической стабильности в принципе включает весь спектр.

Милитаризацию космоса, например. Даже строительство атомных ледоколов, авианосцев и тому подобное.

 

Стратегическая стабильность — очень емкое понятие. В нем есть

• военный фактор,
• информационный фактор, потому что информация сегодня сродни оружию. Мы прекрасно знаем, какие фантастические информационно-психологические операции могут проводить противники. Это кибервопросы, связанные с киберпространством. Это экономика.

Например, о какой стратегической стабильности может идти речь в отношениях между государствами, если одно принимает пакеты санкций против другого?

Это же тоже все укладывается в понятие "стратегическая стабильность".

А что касается ядерного оружия, то здесь речь идет о количестве боеголовок, о постановке новых систем на вооружение, о нераспространении ядерного оружия в мире.

Фиксация позиции "на дне" или шанс от него оттолкнуться?

— Такой широкий спектр вопросов — если они на самом деле обсуждались президентами — говорит, что встреча была очень серьезная, перспективная, конструктивная.

Мы оттолкнулись от дна или зафиксировали положение на дне?

— У меня нет никаких иллюзий по поводу улучшения наших отношений. В этом смысле я полностью солидарна с президентом Российской Федерации. Более того, всевозможные действия, связанные с посланием, — совершенно ничего не говорят о перспективах развития отношений по линии США — Россия.

Дело в том, что мир вступил в очень переломный, кризисный период своего развития. И мы это наблюдаем по целому ряду параметров, начиная от огромного влияния, которое сегодня имеют технологии на все процессы, заканчивая ситуацией с демографией, с миграционными потоками, со здравоохранением.

Экономику трясет. На рынках евро и доллар в России бьют рекорды годичной давности не по росту, а по снижению. То же самое связано с акциями крупнейших компаний. Что-то происходит в мире. Вот это некий элемент тревоги, который свойственен, например, роману "Властелин колец", когда тревога растекается везде и во всем присутствует.

Вполне естественно в этой ситуации, что любая встреча, любое слово, любое какое-то действие, провокация даже может перевернуть существующие договоренности, некую планку, ниже которой уже нельзя проникнуть.

Вот это, мне кажется, важный момент. Так что иллюзий не должно быть.

Это не значит, что американцы завтра откроют все консульства, например, на территории Российской Федерации и начнут выдавать визы гражданам России. Это не значит, что у нас появится взаимопонимание по целому кругу вопросов.

Учения НАТО будут продолжаться.

Новая доктрина принята, где Россия зафиксирована как военный противник. Это доктрина на ближайшие пять лет, а не на 6 или 12 месяцев.

И вот это напряжение мы должны четко ощущать. Я не алармистские какие-то вещи высказываю, нагоняя страх. Нет. Просто это надо понимать, быть готовым, что мир сложен, непредсказуем, но он, наверное, в этом и интересен, потому что нас ожидают новые открытия, новые удивительные моменты, в том числе не совсем позитивного толка.