Натворили добра: как "братья" отплатили России

Сегодня минуло 140 лет со дня, когда был заключен Сан-Стефанский мир, — он отмечается в Болгарии как национальный праздник. Обсудить этот значимый юбилей главный редактор "Правды.Ру" Инна Новикова пригласила кандидата исторических наук, доцента МГУ Олега Айрапетова.

— Какие уроки мы можем извлечь из событий 140-летней давности?

— Сан-Стефанский договор между Россией и Турцией, который позже объявили прелиминарным (предварительным), был подписан в день рождения Александра II (19 февраля по старому стилю, 3 марта), и это в определенной степени сказалось на старании русской дипломатии: граф Николай Игнатьев, который готовил документ с русской стороны (главой турецкой делегации был Сафет-паша), старался подгадать ко дню рождения императора, поднести ему такой подарок. Поэтому в Болгарии — хотят, не хотят, понимают, не понимают — но празднуют день рождения Александра II вплоть до нынешнего времени.

Может быть, многим и не хочется этого делать, а все-таки приходится. Хотя, надо отдать должное, память Александра II в Болгарии всегда была очень высоко почитаема, и ни болгарские нацисты, ни русофобы, которые втравили страну в две катастрофические войны, не смогли справиться с памятью императора, который всегда оставался для большей части болгар царем-освободителем.

Что касается договора: он подписывался в весьма непростой ситуации. Первоначально переговоры о мире велись во второй столице Османской империи — Адрианополе, занятом русскими войсками. Турки затягивали подписание, и со своей стороны были абсолютно правы, потому что время работало на них — давало возможность создать что-то похожее на оборону Константинополя, и главная надежда была на приход англичан. Английская эскадра броненосцев действительно вошла через Дарданеллы в Мраморное море, и это был символ потенциального вмешательства.

Игнатьев торопил: Россия и Англия находились буквально в шаге от столкновения, и было сказано, что если англичане высадят десант, мы немедленно введем войска в Константинополь. Правда, Эдуард Тотлебен, который командовал русской армией, говорил, что мы можем ввести войска в город, а удержать его — нет, потому что неспособны прочно заблокировать проливы от британского флота.

И вот тогда было принято решение перевести главную квартиру русской армии из Адрианополя в Сан-Стефано — дачный пригород в 12 км от Константинополя (международный аэропорт Стамбула — имени Ататюрка — находится в бывшем Сан-Стефано). Прибытие 40-тысячной русской армии создало массу проблем в этом городке, население которого между дачными сезонами не превышало 2 тысяч человек.

Дом, в котором был подписан Сан-Стефанский мир

Январь и начало февраля выдались очень морозными — 15 градусов ниже нуля, с ветром. Здания в Сан-Стефано были дачными, без отопления, а это сырость и холод. Между Адрианополем и Константинополем оказались сотни тысяч беженцев (прежде всего, турки, которые боялись — и не без оснований, ведь они, так сказать, 500 лет управляли болгарами). Сохранилась масса воспоминаний, что дорога между Адрианополем и Константинополем была усеяна человеческими телами. Было огромное количество жертв среди гражданских лиц — женщин, детей, стариков. Тиф и другие болезни уносили тысячи жизней. Эти эпидемии затронули и русскую армию.

— А были случаи жестокости болгар по отношению к туркам?

— Конечно, сначала были. Болгарское восстание 1876 года, попытки восстания в 1870-е годы были жесточайшим образом подавлены турками, шла массовая резня: минимум 3-5 тысяч человек было вырезано в двух городах, максимум 50-60 тысяч человек. Идут споры о количестве жертв, и средние цифры — 15-20 тысяч человек.

Это, безусловно, был террор. Когда пришли русские, турецкие власти и армия были изгнаны, болгары начинали отвечать взаимностью, шел процесс становления национального государства на имперском пространстве.

Русская администрация во главе с князем Владимиром Черкасским — начальником гражданского управления в Болгарии — делала все возможное, чтобы остановить то, что мы сегодня назвали бы этническими чистками. Русские власти буквально надрывались, чтобы их остановить: бедный князь Черкасский умер от инфаркта буквально через два дня после подписания Сан-Стефанского мира.

— Только русские власти были ответственны за происходившее там — или все-таки англичане тоже?

— Мы контролировали эти территории, но мы не развязывали этот террор — мы его пытались остановить. Но поймите, что в каждой деревне, в каждом селе не поставишь гарнизон.

С другой стороны, то, что на территории будущей Болгарии и Восточной Румелии осталось мусульманское население, — это, безусловно, прямая заслуга русской гражданской и военной администрации. Но еще — будем объективны — война шла и уничтожала христиан по пути, мстила тем, кто был чужим.

— Это же не только в Болгарии было?

— Этот процесс шел на Балканах — пробуждение национализма со всеми вытекающими отсюда последствиями. Если государство многонациональное, эксцессы неизбежны. Но, повторяю, русские власти сделали все возможное, чтобы их остановить.

— Сколько нам стоила эта война?

— Когда решался вопрос о вступлении России в войну, значительная часть тогдашнего русского правительства выступала категорически против, и одним из самых ярых противников был министр финансов граф Михаил Рейтерн: он напоминал, что до конца 60-х годов сохранялось очень тяжелое финансовое положение, и только к началу 70-х мы вышли на сбалансированный бюджет. Он мечтал о введении твердого рубля, золотой единицы — а если война, то все рухнет. И действительно, все рухнуло: война велась меньше 11 месяцев, но обошлась в два годовых государственных бюджета.

— А какой был бюджет России?

— Около 550 млн рублей доходов. А расходы на войну превысили 1 млрд рублей.

— А с точки зрения интересов государства что Россия получила?

— Россия не так уж часто объявляла войну, но в тот раз она объявила войну Турции. Император заявил, что цель — освобождение Болгарии. Но чем тогда была Болгария? Последнее болгарское государство исчезло почти за 500 лет до этого. Была какая-то территория, заселенная и болгарами, и не болгарами — и где ее границы, непонятно.

Взгляды на то, что такое Болгария, у России, французов, немцев, англичан были совсем разные. И уже совсем разные они были у самих болгар. Почитаешь болгарских историков (а уж тем более националистов) и теряешься: как минимум весь Балканский полуостров — все одна Болгария.

В результате у нас возникло традиционное — "давайте освободим христиан от иноверного владычества". Но эти самые христиане друг друга ненавидели гораздо больше, чем турок: главная борьба у болгар тогда шла с греками — что называется, за хвосты не оттянешь.

Там как было: есть деревня, в деревне церковь, школа может быть только при ней. Если церковь греческая, то обучение в школе будет на греческом языке, если сербская — то на сербском. Вдобавок местное славянское население говорило на разных диалектах. И в 60-70-е годы шла борьба между греками, болгарами и сербами — не на жизнь, а на смерть. Конфликты внутри христианского мира на Балканах были очень острыми.

Кстати, когда русские пришли на Балканы (то же самое — в Сан-Стефано), греки их встретили очень холодно и даже враждебно. Когда выяснилось, что русские платят за все серебряными рублями, отношение греков сразу изменилось, но цены выросли в три-четыре раза.

— Что мы в итоге получили?

— Во-первых, по Сан-Стефанскому договору мы должны были получить контрибуцию от Османской империи как побежденной стороны — деньги, которые потратили на войну (1,2 млрд франков).

Россия получала порт Батуми, Карс, Баязет и контрибуцию. Батум был неплохим портом — это довольно удачная торговая точка, ведь на Кавказе не так уж много удобных глубоководных гаваней. Но сказать, что приобретения были крупными, соразмерными потерям, — никак нельзя.

Во-вторых, для Александра II было очень важно и психологически тяжело, что он начал правление с подписания Парижского мира, по которому Россия теряла часть Бессарабии, которая затем была присоединена к Османской империи, а потом стала частью княжества и — впоследствии — королевства Румынии.

Теперь — по Сан-Стефанскому мирному договору — Южная Бессарабия возвращалась назад. Сразу возникли проблемы с румынами, которые были нашими союзниками: они хотели получать, не приобретая. Им в качестве компенсации выдавалась значительная часть Добруджи с османским портом Кюстендил — или, как сейчас он называется, Констанца.

Карта Болгарии по Сан-Стефанскому договору. Иллюстрация: wikimedia.org

Добруджа была очень тяжелой для проживания (болотистые местности, нездоровая вода) и спорной: Здесь жили и турки, и болгары, и румыны, и татары-кочевники — и все считали эту территорию своей. И ее взамен "отрезка" Бессарабии (нынешней Молдавии с Кишиневом) Россия передавала Румынии, которая получала выход к Черному морю с портом (раньше — только через Дунай).

Но для румын это был шок, они считали себя обиженными, обманутыми, там началась антирусская истерия, и очень скоро Румыния стала союзником Австро-Венгрии и Германии против России.

Очень недовольны были греки, которые считали своими территории, которые должны были войти в сан-стефанскую Болгарию. Там действительно было греческое население (прежде всего, в городах), но в меньшинстве. В некоторых спорных районах — до 10%, максимум 15%, но никак не 80%, не 90%. Но это было неважно: да хоть 5% — греки считали их своими, на последнем этапе войны они даже попытались вторгнуться в Македонию. Для их национального сознания и национализма в это время рождается идея борьбы со славизмом — он воспринимался как главная опасность для будущего греческого государства, которое вернет себе Константинополь.

Черногорцы тоже получили территории и были недовольны. Сербы, которые также приросли землями, считали, что это приращение недостаточно, так как не соответствует их вкладу в победу над врагом. Сербия до войны была нашим главным клиентом, мы оказывали ей помощь оружием и финансами, туда во время сербо-турецкой войны поехали русские добровольцы.

Но теперь создавалась огромная по балканским меркам страна с выходом к Черному и Эгейскому морям — и она должна была, согласно нашим планам, стать основным клиентом России.

— Сербия оказывалась на периферии?

— Сербия не то чтобы оказалась на периферии, но она сама так считала. Тут что ни дашь — все мало.

Даже болгарское общество, с одной стороны, было в восторге, потому что получило княжество (хотя и не независимое, а вассальное по отношению к Османской империи).

Кстати, когда была достигнута независимость Болгарии, у турок оставались к ней имущественные претензии, и Россия, чтобы снять этот конфликт, отказалась от остатков турецкой контрибуции — то есть формально мы дважды заплатили за болгарскую независимость, о чем болгары очень не любят помнить.

Хотя сан-стефанская Болгария была огромной, реально болгары никогда не достигли этих границ, но уже тогда считали, что этого мало — поэтому и Добруджа, и все спорные территории, которые переходили к сербам, тоже должны были стать болгарскими.

Естественно, была недовольна Турция, были недовольны албанцы, которые начали движение за свои собственные национальные интересы, была сформирована Призренская лига. В результате Россия, оказавшись практически изолированной под давлением Австро-Венгрии, Великобритании и в какой-то степени Германии, для успокоения ситуации была вынуждена согласиться на пересмотр условий Сан-Стефанского мира в Берлинском конгрессе. Там этот договор был объявлен предварительным и существенно пересмотрен.

— Была и еще одна "мина" — что граф Игнатьев проигнорировал интересы Австро-Венгрии, с которой Россия обещала все согласовывать.

— Когда война готовилась, было ясно, что русская армия могла действовать на Балканах только с оглядкой на Австро-Венгрию. Достаточно взглянуть на тогдашнюю политическую карту: русская армия заходит на Балканы, и над ее флангами нависает Австро-Венгрия. Два-три перехода ее армии — и единственная коммуникационная линия перерезается, как уже случилось в Крымскую войну.

Для успешных действий требовалось соглашение с Австро-Венгрией, и оно было заключено перед русско-турецкой войной. По его условиям Россия обязалась не создавать большого славянского государства на Балканах. И, конечно, Игнатьев знал об этом, когда подписывался Сан-Стефанский договор, но проигнорировал.

Я думаю, подписывая соглашение с австрийцами, мы надеялись, что война будет молниеносной — три-четыре месяца, а не 11. Тогда она бы не стоила таких денег, не исчерпала бы мобилизационные ресурсы России.

Когда война началась, Великобритания предлагала австрийцам вмешаться, но Франц-Иосиф категорически отказался. Однако бездарные действия русского верховного главнокомандующего на Дунае — великого князя Николая Николаевича (старшего) — и яркий талант турецкого генерала Осман-паши, совершившего фланговый маневр из крепости Видин в балканских верховьях Дуная на Плевну, привели к срыву молниеносной войны. Бывают в истории такие случаи, когда три-четыре дня меняют ход исторических событий. Три-четыре дня марша Осман-паши привели к тому, что Османская империя в европейской Турции сохранила свое существование еще лет на сорок, до 1923 года.

— А что, император не знал о "талантах" своего родственника?

— Такова была наша военная машина. План создавал генерал Николай Николаевич Обручев, и он предвидел опасность подобного хода событий для фланга русской армии, поэтому предлагал развернуть ее в стратегический "веер", сформировать на Дунае примерно 300-тысячную армию, чтобы одна 100-тысячная армия после перехода Дуная двинулась направо в сторону Видина, откуда потом вышел Осман-паша — и если бы он, имея поначалу около 35 тысяч человек, по пути столкнулся со 100-тысячной русской армией, исход был бы очевиден. Вторая 100-тысячная армия должна была блокировать турецкие крепости в низовье Дуная (это и произошло), а третья — перейти на Балканы и быстро двинуться к Константинополю, уничтожая по пути турецкие силы.

А мы решили: воевать будем, но давайте-ка сэкономим, слишком дорого нам 300 тысяч человек туда отдавать, с турками мы и так справимся. Великий князь Николай Николаевич вообще говорил: "Да мы только перейдем Дунай — и халатники задерут свои халаты и побегут от нас". Любая экономия такого рода потом кончалась очень большими тратами, финансовыми и человеческими.

— Сэкономили?

— Примерно 100 тысяч человек двинулись блокировать крепости на Дунае, около 15-20 тысяч — вместо еще 100 тысяч — перешли через Балканский хребет (это те, которые потом защищались на Шипке), и 15-20 тысяч остались на месте, а правый фланг, откуда пришел Осман-паша, оказался неприкрытым: турки же не будут действовать, ясное дело, они безынициативны!

Русские позиции на Шипке

Плевна находилась буквально в двух-трех переходах от единственного моста через Дунай. Она постоянно угрожала связи дунайской армии с Россией, ее нужно было брать, но сделать это быстро не удалось: первый штурм неудачный, второй — тоже, третий — вообще катастрофичный. И тогда великий князь запаниковал (он легко впадал в истерику) и сказал: ах, раз так, тогда я вообще все бросаю и уезжаю домой, а вы как хотите, так и разбирайтесь.

Вот такой был у нас деятель, чудовищное создание, в одном хорош — имел прекрасную выправку, очень хорошо умел сидеть на коне, замечательный кавалерист. И всегда заботился о ближних, своих не бросал никогда, будь они хоть взяточники или проходимцы — он держал их, и за это его любили, понимаете? Вот такой был человек. Воевать с ним не дай Бог — такой грозный, знаете военную шутку: "Аж волосы стынут в жилах". Примерно такой был человек.

— Но ведь был Суворов, учил солдат — и что, один дурак всю армию испортил?

— Русские солдаты были очень храбрые, но и турецкие тоже. Когда Суворов с ними воевал, то отмечал их стойкость и говорил, что рано или поздно их по-настоящему обучат, и вырастут совсем другие воины. И это же слова Суворова: каков бы ни был твой противник — не презирай его! А Николай Николаевич и его штаб считали, что перед ними презренный противник, они просто дадут щелчка — и турок разбежится. Они были далеко не Суворовы.

— А это же была не первая война с Турцией в нашей истории?

— Это была 12-я, последняя "классическая" русско-турецкая война, потом будет 13-я — но уже коалиционная.

— Как же мы войны-то выигрывали?

— По-разному. Не всегда были такие николай-николаичи. Были более грамотные люди. Но каждый раз, когда исходили из того, что противник слабый, что он не будет сопротивляться, — это кончалось очень плохо. Суворов так не делал, поэтому, наверное, и результаты у него были другие. А у Николая Николаевича, как только противник не бежал, начиналась истерика.

На Кавказе главнокомандующим был великий князь Михаил Николаевич — тоже родной брат Александра II и тоже как полководец не очень, но, в отличие от Николая Николаевича, сам это понимал. В мирное время он все необходимые функции выполнял — был наместником, принимал парады. Но когда на войне пошли первые неудачи, он добился, чтобы на Кавказ прибыл тот же Обручев, и прислушивался к специалистам.

А для Николая Николаевича интрига была — стать победителем, героем всей России, чтобы его обожали. И главный противник — не турки, а свои же генералы, которые могли похитить часть славы. Тех, у кого была репутация лучших (например, Обручева и Тотлебена), великий князь ненавидел. Поэтому в начале войны их оставили в Петербурге, а позвали, когда стало плохо.

Эдуард Тотлебен, приехав, сказал, что четвертого штурма Плевны не будет — нельзя штурмовать турецкие укрепления, когда там тысячи людей, — и начал блокаду. Осман-паша очень быстро был вынужден сдать город, потому что кончилось продовольствие.

Но на последних этапах этой блокады Николай Николаевич, который пришел в себя после истерики, велел еще раз штурмовать. Тотлебен убедил императора, и тот понял, что нельзя этого делать, а Николай Николаевич сказал: он немец, чужой нам человек, у него нет нашей духовности, поэтому он мешает нам организовать новый штурм (а штурм — это героическое действие в случае успеха).

Н. Д. Дмитриев-Оренбургский. Представление пленного Осман-паши Александру II

Но у Тотлебена была другая — не героическая — формула. Он говорил: я не жалею солдат, они у меня постоянно роют окопы, траншеи (вокруг Плевны было построено три линии блокады), пусть с них сорок потов сойдет, для меня это лучше, чем одна капля их крови. Такой подход для Николая Николаевича и его окружения был явным признаком того, что граф Тотлебен не понимает нашей отечественной духовности.

— А другое высшее военное руководство?

— Проводились военные реформы, но военный министр Дмитрий Милютин сделал все возможное, чтобы не создавать орган независимого планирования. В результате те институции, которые отвечали бы за планирование, были административно подчинены. Милютин не думал, что в случае войны его подвинут великие князья.

Кстати, до войны у великого князя Николая Николаевича была репутация настоящего военного стратега. Не знаю, откуда она взялась. И что он сделал на Балканах? Фактически привел русскую победу к поражению: мы хоть и выиграли войну у Турции, но не смогли защитить свои достижения и по большому счету приобрели мизер.

— А сколько потеряли?

— Общие потери (убитыми и ранеными) — около 200 тысяч человек.

Но многие на Балканах, в том числе и получившие больше всего болгары, никак не способны простить: в сознании этих облагодетельствованных людей не может спокойно жить мысль, что их просто так пришли и освободили, ничего не желая от них. Как же такое может быть?

— Это ведь не единственная война, когда мы пришли, освободили, ушли, а нам плюнули вслед?

— Расчет у нас был абсолютно наивный: живут болгары, их турки обижают, режут, держат в положении скотов (официальный термин для христиан был "скотина"), мы придем, освободим их, а Болгария за это нам будет вечно благодарна и станет центром нашего влияния на Балканах.

История Болгарии — это история протекторатов, она находилась или под русским, или под австрийским влиянием, или во французской оккупации после Первой мировой войны, или под германским влиянием (вот недавно прошел марш неонацистов в Софии — Луков день, это в честь генерала Христо Лукова, который был идеологом союза Болгарского царства с Третьим Рейхом), или под советским влиянием, или под американским влиянием. То есть вся независимость Болгарии — это поиск ею клиентов.

Советский Союз пришел, вложил деньги. Именно за это его ненавидят — за хорошее, не за плохое. Болгарские националисты (и особенно те, которые ориентируются на Европу) — а что им остается делать? Ведь они прекрасно знают, что Россия освободила Болгарию, что она сделала это абсолютно альтруистично, что при СССР был расцвет Болгарии, болгар становилось больше, уровень жизни был несравнимо лучше.

Что остается говорить болгарам? "Нас оккупировали, нас отняли, а как было хорошо нам в союзе с германскими нацистами, как хорошо нам было, когда мы вместе с Австро-Венгрией и Германией убивали проклятых русских". Ну убивали, а помогло вам это?

Дело в том, что мировоззрение и видение мира некоторых маленьких народов ограничено пределами: дали нам эту деревеньку в Добрудже — вы хорошие, а не дали — плохие. Причем существует только правда болгар, потому что правда румын (их взгляд на Добруджу) — ясное дело, является ересью.

Советский Союз для Болгарии сделал достаточно много, и если бы не помощь СССР, не ввод советских войск, там было бы ой как плохо, потому что в войну должна была вступить Турция, и тогда болгары попрощались бы не только с тем, что потеряли после Первой мировой войны, но и с Пловдивом. Но разве об этом принято помнить?

"У нас отняли! Что отняли? Мы не знаем, но отняли — и все, потому что вы нам дали недостаточно много. Надо было вам положить еще два-три миллиарда денег, еще двести-триста тысяч человек — и вот эту деревню обязательно к нам присоединить". А попытка спросить что-то у болгар назад (или чтобы они тоже что-нибудь сделали для нас) воспринимается, естественно, как преступление.

— Это была первая война, в которой мы ничего не завоевывали?

— Нет, как минимум вторая в XIX веке, потому что первая — это российско-турецкая война 1828-1829 годов в защиту греков. Греки, как известно, тоже освободились самостоятельно, но фактически независимость Греции была достигнута Адрианопольским договором.

— Я пытаюсь вспомнить еще случаи, когда Россия кого-то освобождала.

— В ХХ веке много чего удалось освободить, хотя бы в результате Великой Отечественной войны. Самое большое освобождение — это, я считаю, освобождение Германии от нацистов. И, надо отдать должное, в отличие от поляков, чехов, болгар и прочих, немцы еще не забыли, кто их освободил. Я был несколько раз в Словакии и должен похвалить словаков: там памятники советским воинам в образцовом порядке, в Венгрии тоже. А в наших близких славянских странах — такая гадость.

Почему в Болгарии ненавидят Александра III? Помню, на конференции одна барышня делала доклад: мол, слава богу, нас Александр III не освобождал. Нравится вам он или не нравится — но он освобождал, потому что он был главнокомандующим Дунайским отрядом, он командовал частью русской армии во время русско-турецкой войны 1877-1878 годов здесь, в Болгарии. Вы ему тоже обязаны, так вот получилось.

Кстати, накануне войны Александр III был одним из самых явных сторонников освобождении Болгарии. В ходе войны у него изменилась точка зрения, он говорил: мы кладем деньги, мы кладем людей — а за что? Это его фраза: "Хватит России помогать славянам. Настало время, чтоб славяне сделали что-нибудь для России".

— Но это время для России не настало.

— Все, что славяне могли сделать для России, — это требовать еще, еще и еще. И возмущаться, когда этого не получают. Задумайтесь: 1878 год — это освобождение Болгарии, а 1886 год — разрыв русско-болгарских отношений. И в конце концов всего, что сделала Россия, не существует, этого не было, мы делали только зло.

Я как-то прочитал, что Россия за оккупацию Болгарии чуть ли не десятки тонн золота получила. Что русские совершили несколько чудовищных актов — запретили все дискриминационные акты по отношению к христианам, раздали несколько десятков тысяч тонн зерна, потому что наступала весна 1878 года, шла война, и многие не успели посеять, а раз нет сева — значит, гарантирован голод. Раздали лошадей, налоги шли только на местные нужды, и когда русские войска уходили, то в финансах Болгарского княжества было оставлено 15,5 млн франков звонкой валюты.

Подписание Сан-Стефанского мирного договора

Болгария — член ЕС и НАТО, так как вы думаете, допустит ли руководство США и Евросоюза, чтобы 140-летие ее освобождения русскими от иноземного гнета обошлось без "фэнтези"? Естественно, ведется пропаганда. Естественно, нашего президента уже несколько лет подряд не приглашают на празднование освобождения Болгарии.

Есть поговорка хорошая в Закавказье — что у кривой палки не бывает прямой тени. Все эти гадости, конечно, делаются политической элитой, выполняющей заказы своих хозяев, но они бросают тень на репутацию целых государств.

Огромное количество болгар всегда с симпатией относились к России, и пропаганда направлена даже не против нашей страны, а против той части болгарского народа, которая остается верной своей истории.

Был такой гений, который заложил все основы современной пропаганды, — к несчастью, его звали доктор Йозеф Геббельс. Он как-то сказал, что не стоит недооценивать народные массы — они гораздо более примитивны, чем мы о них думаем. Люди видят многое, но понимают ли они это? Есть такая версия, что люди осознают ошибки, когда начинают хуже жить, разоряются и т. д.

А в Болгарии стали хуже жить, потому что их экономику сколько-то десятилетий злобно поддерживал Советский Союз. Тут идеология очень простая: Прибалтика вымирает — виноваты СССР и Россия, война на Украине — тоже Россия виновата, в Болгарии экономический кризис — виновата Россия. Есть такая шутка: кошка бросила котят, сами знаете, кто виноват.

В Болгарии тяжелейшее экономическое положение, ей протягивают кусок хлеба с маслом (я имею в виду трубопровод, который может сделать ее транспортным коридором и хабом, создаст рабочие места) — хозяин делает щелчок, и… "Независимая" болгарская государственность на самом деле протекторат.

Нет никакой независимости. В советское время ее тоже не было, но протекторат СССР приводил к процветанию, показателем которого являлся постоянный рост населения и его благосостояния.

В чем разница между советской политикой и политикой Запада — в том числе в отношении России ельцинского периода? Советская политика исходила из того, что должны быть довольны все, поэтому строились предприятия, была социальная структура, больницы, детские сады, пионерлагеря, школы и т. д. Естественно, кому-то не хватало, кому-то было мало.

Один из бандитов, который входил в политическое окружение Ельцина — Борис Березовский — сформулировал принцип: не надо подкупать каждого рабочего на заводе, если можно купить директора завода. Сейчас приходят люди, которые дают только руководителям. Купить директора завода, он разорит весь завод, тысячи людей станут нищими, безработными, один — богатый, свой гешефт поимеют и другие.

Примерно так управляется и Болгария. Но это маленькая страна, несмотря на гигантоманию болгарских националистов, и она уже разорена. Разорить Болгарию, Украину и разорить Россию — наверное, разные задачи, но если талантливые люди придут, они могут справиться со всем. Как известно, это все от таланта зависит.