Чем деревня Пальмира ценна для мира

Пальмира 11 декабря была сдана боевикам ИГИЛ. В российском центре примирения враждующих сторон в Сирии сообщили, что в новом нападении на Пальмиру участвовали до четырех тысяч боевиков ИГ, которые были переброшены из района Ракки. Сирийские войска уже отвоевывают ее снова, почти отвоевали, но имеет смысл понять, сдача Пальмиры — просчет сирийцев или российского министерства обороны.

Что будет после освобождения Алеппо? Планируется ли увеличение российского контингента в Сирии? Есть ли в Сирии умеренная оппозиция и будут ли с ней договариваться? Какой станет устройство послевоенной Сирии? Об этом в видеоэфире рассуждали обозреватели Pravda.Ru Саид Гафуров и Любовь Степушова (Люлько).

— Саид, ты — экономист и востоковед. Что ты думаешь о захвате Пальмиры боевиками запрещенной в России террористической организации "Исламское государство"? Почему это произошло?

— Пальмира — это сейчас просто деревня, вроде того, как у нас говорят, деревня Гадюкино. Это маленькая деревня в оазисе, который сам по себе не очень большой и не очень плодородный, а во время господства террористов, там еще изрядно подпортили сельское хозяйство. Просто этот древнейший населенный пункт очень знаменит.

А в принципе, это очень маленький населенный пункт. Никто не ожидал, что туда такие большие силы бросят террористы, прежде всего игиловцы. И они же бросили последние резервы. Понятно, что если бы им нужно было, как они говорят, спасти Алеппо, задача была бы сконцентрироваться где-то гораздо дальше к Западу, но ничего этого не было сделано.

Просто никто не ожидал, что так много сил они направят именно туда, рискуя всем, что у них осталось. И я склонен это относить к тому, что у них очень плохо с финансированием. Потому что им, очевидно, нужно было сделать что-то, что нашумит на весь мир. Пальмира — как раз очень знаменита как древний город, но сейчас — деревня, и все равно она остается только деревней и не больше того.

Поэтому мне кажется, что это произошло в результате недооценки этой пиар-составляющей, а с другой стороны, и политической составляющей, потому что война — все равно продолжение политики. После того как мы освободили Пальмиру со знаменитыми аркой и не менее красивым замком, никаких успехов у них нигде не было. А им нужен был крупный, по крайней мере, шумный успех.

И как я понимаю, вот этот успех — это, прежде всего, пиар, потому что это, как для правительства, так и для мятежников, деревня, но очень известная. Они поэтому бросили все, что у них осталось, собрались, сконцентрировались, сознательно ослабили ради этого Ракку и Мосул.

При этом стали перебрасывать боевиков не в Ливию, куда они обычно стараются перебрасывать, не стали перегруппировывать к Алеппо, чтобы попытаться деблокировать там свои силы, даже не бросили в Идлиб, чтобы составить костяк для сопротивления, а именно занялись пиар-атакой на Пальмиру. Совершено крупное пиар-наступление.

И все-таки небольшие силы сирийской армии, фактически мальчишки, три дня от них отбивались, благо наши самолеты помогали. На четвертый день решили: чего гробить ребят? Жителей, экспертов и всех остальных оттуда вывезли. Естественно, зачем губить мальчишек 17-летних? Все-таки, что ни говори, у ИГИЛ, действительно, лучшая в мире пехота.

Этот интернационал исламских террористов воюет еще со времен нашего присутствия в Афганистане. Они спаяны, здоровенные, опытные, в самом расцвете сил 30-40-летние мужики, которые идеологически обработаны, у них своеобразные, но высокие морально-политические качества.

Конечно, боевики 17-летних призывников поубивали бы, потому что они опытнее. Поэтому солдат решили вывезти, так и бомбить боевиков проще. Там теперь никаких мирных людей нет, только террористы. А они фактически поставили под уничтожение свои последние резервы, потому что теперь им не вернуться в места прошлой дислокации, их сейчас просто уничтожат там.

Они просто все остальное бросили и бросились на Пальмиру, намеренно подставились, настолько им был важен какой-то громкий военно-политический успех. Единственное объяснение, которое я этому вижу: им резко сократили финансирование, поэтому им нужно было показать, что эти деньги не просто в пустоту уходят.

Ведь вопрос в том, что уже в Саудовской Аравии и в Катаре говорят: "Ну, что же мы уже столько денег в вас вбухали, а где голова Башара?… Вы нам ее обещали сотни раз за эти четыре года, вы говорили: вот-вот, разгневаем народ, и режим падет. Но ничего, пшик. Примерно 85 процентов Сирии сейчас под правительством живет. Страна восстанавливается".

И вот им нужен был громкий, шумный успех. А в стратегическом плане и, тем более, в экономическом отношении Пальмира — деревня деревней. Никакого смысла в ее захвате нет. И больше того, они поставили себя под удар. Понятно, что снабжать их сейчас нечем. Те солдатики отошли, сейчас подошли армейские резервы и отбивают обратно. А самое главное — боевиков просто уничтожают физически. Ведь там сейчас уже не ставится целью сохранить население — его там нет. Можно бомбить смело.

— Но все-таки сдача Пальмиры — это просчет, и не сирийской разведки, а министерства обороны. Ведь освобождали, разминировали, такой там оркестр играл… А теперь имиджевая потеря для нас?

— Да, имиджевый момент очень большой.

— Как можно вот так прозевать перегруппировку тысяч человек?

— Нет, на самом деле, очевидно, они знали, что будет готовиться наступление. Три первые дня наступление было отбито с огромными для наступающих боевиков потерями, в том числе в результате авиационных ударов. Просто неожиданным было не столько само нападение, сколько его масштаб. Боевики бросили на Пальмиру все, что у них было, в том числе все лучшее, что у них было.

То есть им уже было наплевать на Мосул, наплевать на Ракку и Алеппо, в конце концов. Все бросили туда, и очевидно, что под уничтожение. С военной точки зрения это просто глупо. А там умные командуют. Совершенно очевидно, что была какая-то другая политическая цель, что нужно было устроить именно такую знаковую шумиху. А для кого шумиха? Не для врага, естественно, только для спонсоров. Потому что больше не для кого…

— Если подводить итоги? Что возможно дальше?

— После захвата Пальмиры была очень неприятная возможность, развилка. Они захватили, сделав эту пиар-акцию, бросив на нее все резервы, они надеялись получить большое финансирование. Но это наверняка не сработало.

— С Трампом ты связываешь какие-то надежды? С приходом администрации Трампа сдвинется дело с мертвой точки, он сделает что-то в борьбе с ИГИЛ?

— Думаю, он больше будет экономить и американским хозяйством заниматься. Во всяком случае, если это будет, то не в первый год его президентства.

— Ну, хотя бы экономить — уже хорошо. Значит, он не будет финансировать ИГИЛ, снабжать оружием и всем остальным.

— Да, у него весь первый год будет очень большая проблема: ему нужно будет справиться с саботажем государственного аппарата, который привык уже работать в определенном направлении — на свержение Башара. Видимо, это все, что придется и будут делать первый год. Умные люди мне говорят, что он ставит генералов. Генералы - они для того и нужны.

Вообще, генералы в политике — это не очень хорошо, хотя генералы — это прирожденные политики. Если человек стал генералом, то он уже хороший политик. Но в принципе, в политику генералов лучше не ставить, они там не очень справляются. Но в том случае, когда нужно сломать волю государственного аппарата, генералы справятся лучше всего.

Ведь машина государственного аппарата сама же не поменяется с приходом только на самом верху одного человека. Поэтому теперь надо сломать саботаж исполнения новых решений. И Трамп же не самодур, он не будет просто так обрубать с сегодняшнего дня финансирование. Так не делают. И он так не будет делать. И весь первый год он будет точно бороться с этим саботажем. Может, справится, может, нет. Я боюсь, как бы его не убили.

— Да, все этого боятся. Посмотрим, время покажет.

— У американцев национальная забава — президентов отстреливать…