В западных СМИ принято демонизировать КНДР. Но что на самом деле происходит в Северной Корее? Сообщения об атомном оружии Северной Кореи и ее космической программе Pravda. Ru обсудила с ведущим научным сотрудником Института Дальнего Востока РАН, преподавателем Института стран Азии и Африки при МГУ Константином Асмоловым.
— Говорить мы будем о том, что происходит в КНДР. Вам не надоедает опровергать ту безумную ложь, которая появляется в СМИ в отношении происходящего в Северной Корее?
— Один американский журналист Айзек Стоуфиш сформировал закон имени себя. Он сводится к фразе "любая фигня", которую вы напишите про Северную Корею, будет некритически воспринята в западном мире. Потому что, во-первых, страна закрытая, и это значит, что так просто не перепроверишь, а, во-вторых, общеизвестно, что в Северной Корее — Мордор, следовательно, даже если мы расскажем, что там приносят в жертву маленьких детей гигантской жабе, возможно, — это правда.
— А народ КНДР это понимает?
— Северяне в массе своей вообще плохо представляют себе, что про них пишут. Железный занавес работает в обе стороны. Из-за этого вполне вероятно, что люди, принимающие решения в Северной Корее, имеют некие предубеждения, которые могут или не могут быть верны. Что, безусловно, верно, так это ощущение "огненного кольца".
Я в нескольких интервью по текущему моменту говорил, что Ким Чен Ын может подписаться под заявлением, которое у нас очень любят приписывать Александру III, что "у России есть всего два союзника — ее армия и флот". А у Кима два союзника — ядерная программа и ракетная программа.
При этом надо понимать, что разговоры о том, что Северная Корея вот-вот запустит "звезду смерти", сильно далеки от истины. У них пока есть ядерное взрывное устройство, но это еще не бомба. Пока, насколько я понимаю, это довольно громоздкая вещь размером с дачный домик, которую в боевой обстановке можно использовать только одним образом — заманить врагов поближе, а потом взорвать. Пока еще это не влезает в боеголовку, и, следовательно, нормальной бомбой не является.
Что касается того, водородная она или нет, тут есть два варианта. Первое, они использовали бустирование, что позволяет им немножко экономить на плутонии и уране. По другой версии, они отработали инициатор, то есть это та атомная бомба, которая в рамках водородной инициирует реакцию.
У КНДР не было ни одного пуска ракеты военного назначения, потому что ключевым моментом именно военного пуска является не то, как ракета взлетает, а то, насколько эта ракета в состоянии грамотно поразить цель в нужной точке.
— Но что будет, если бомбу все-таки взорвут?
— Тут мы снова натыкаемся на один забавный момент. Север, конечно, говорит, что мы никогда не применим ядерное оружие против соотечественников. Но речь даже о другом. Я периодически, простите за сленг, троллил своих оппонентов, предлагая им придумать не комиксовый, не фантастический вариант, при котором Север начинает войну против Юга. Любят рассказывать, что у Северной Кореи четвертая по численности армия в мире. Да, это так. Но примерно половина этой армии — это вооруженный стройбат: армия работает на полях, армия работает на 90 процентах строек и, по сути, является универсальным кадровым резервом, имеющим боевую подготовку.
Далее на пятом месте — Россия, на шестом — Южная Корея, у которой при этом оборонный бюджет в 25 раз больше северокорейского, и Юг уже обладает подавляющим преимуществом на море и в воздухе с точки зрения основных классов боевых кораблей и самолетов.
У нас любят рассказывать про 70 с лишним северокорейских подводных лодок, забывая, что это суда, некоторые из которых просто влезут в эту комнату, поскольку в основном используются для доставок диверсионных групп.
Более того, с 1954 года действует договор "О взаимной обороне" между Южной Кореей и США, и согласно ему не просто Штаты защищают Юг всеми силами своего оружия, а южнокорейская армия поступает в оперативное распоряжение американской. То есть в случае войны американцы командуют южнокорейской армией как своей.
— Это до тех пор, пока атомная бомба из Пхеньяна, взорванная электромагнитным импульсом, не уничтожает все средства связи и управления на Юге, и тогда южнокорейская армия остается без руководства.
— Не стоит такие вещи преувеличивать. Дело вот в чем: в случае если Северная Корея нарушает табу, существующее с 1945 года, и первой применяет ядерное оружие, то международное сообщество воспримет адекватным любой ответ. И вот тогда Северной Корее придется мериться ядерным потенциалом, как минимум, со Штатами. В такой ситуации даже относительно дружественные страны, как Россия или Китай, вряд ли ее поддержат.
При этом надо помнить, что ядерное оружие в Южной Корее появилось как раз в 1958 году, когда по просьбе южан Соединенные Штаты разместили там свое ядерное оружие. Кстати, формально этот факт дезавуировал соглашение о прекращении огня 1953 года, которое запрещало размещение на полуострове новых видов вооружений. Обычно об этом, правда, предпочитают не говорить, как и о том, что Южная Корея это соглашение о прекращении огня вообще не подписывала.
— Эта новость была для меня довольно неожиданной. Получается, что северокорейцы защищаются?
— По сути дела, да. Обычно все-таки считается, что ядерное оружие должно быть нацелено на ядерную же державу. Северная Корея же всегда оставалась мишенью американского ядерного оружия, и когда Северная Корея вышла из договора о нераспространении ядерного оружия, дело было в 10 статье, согласно которой любая страна может выйти из этого договора, если она является объектом угрозы со стороны ядерной державы.
Я добавлю, что Северная Корея сейчас, как это ни странно звучит, разработала наиболее дешевую и оптимальную стратегию ответа. Дело в том, что сегодня ядерные наработки, особенно наработки, аналогичные наработкам 50-60-х годов, — это далеко не гипердорогая вещь, тем не менее они являются средством сдерживания.
Условно говоря, если бы Северная Корея пыталась догнать Юг по хайтеку, она была бы вынуждена потратить гораздо больше денег, и все равно бы не преуспела. А ядерный асимметричный ответ, с точки зрения северян, работает, как минимум, потому, что, в отличие от Ирака, Сирии или Ливии, северокрейский режим до сих пор существует.
— А Китай не может, не хочет или боится остановить эти фокусы с ракетами?
— Во-первых, возможности Китая влиять на Северную Корею, особенно когда дело касается проблем безопасности, сильно преувеличены. Как пишет большинство китайских аналитиков: в определенных вещах северяне нас не слушают. Затем, в целом, в политике в отношении Пхеньяна есть два фактора.
С одной стороны, Китай хотел бы окружить себя, грубо говоря, кольцом вассалов, или, по крайней мере, стран, которые не пытаются противопоставлять свою волю воле Пекина. И в этом смысле, безусловно, своеволие Пхеньяна Пекин раздражает. Кроме этого, говорят, что у Си Цзиньпина и Ким Чен Ира не очень сложились личные отношения. Все-таки там слишком разный бэкграунд.
Но с другой стороны, мы смотрим на это в контексте американо-китайского противостояния, которое имеет тенденцию к усилению. Давайте посмотрим на ситуацию в Южно-Китайском море, и можно обратить внимание на то, как целый ряд представителей американского истеблишмента, американского руководства после последнего испытания начали слишком активно и, пожалуй, слишком грубо давить на Китай, чтобы он решил эту проблему, например, перестал поставлять в Корею энергоносители.
На фоне подобного противостояния Северная Корея, как союзник, пусть и своевольный, оказывается важнее. И любопытно, что китайская реакция, если сравнивать испытания 2013 года и испытания 2016-го, оказалась более мягкой, несмотря на то, что многие ожидали, что она, наоборот, будет более жесткой.
Китайцы сразу сказали, что мы понимаем ситуацию, мы недовольны, но при этом мы понимаем и то, что заставило Север на такое пойти — и это американская политика. Кроме того, в Китае очень хорошо видно, как под флагом борьбы с северокорейской угрозой США наращивают свое военное присутствие, которое направлено отнюдь не против Пхеньяна, а против Пекина и Москвы.
— Хорошо, функционально понятно, а институционально? Ведь существует понятие "межпартийные связи" между Трудовой партией Кореи и Коммунистической партией Китая, да?
— В Китае сейчас можно говорить, пожалуй, о равно ориентированной политике. Так же, как мы со времен Примакова говорим, что у нас равно ориентированная политика с Севером и Югом, в Китае ситуация в чем-то похожа. Дискуссия по поводу того, что делать с Севером, есть. Именно поэтому среди высказываний представителей КПК различных кругов можно найти высказывания самого разного типа — от продолжения тезиса "дружба, скрепленная кровью, мы связаны как губы и зубы" до разговоров о том, что Пхеньян — это чемодан без ручки, нести его тяжело, бросать жалко, но, возможно, бросать придется, и что корейскую карту можно пытаться разменять, если нам предложат что-нибудь хорошее.
С одной стороны, китайский прагматизм давно уступил место идеологии, с другой стороны, благодаря этому балансу, сдавать Северную Корею Китай пока не намерен.
— В итоге мы с вами доживем до объединения Кореи?
— Это довольно сложный вопрос, потому что, к сожалению, сейчас объединение Кореи воспринимается, как мечта, но путь к ней слишком долог и труден. На Севере прекрасно понимают, что Юг им не переварить.
— А война в Корее будет?
— Я допускаю очень ограниченную вероятность этого события. Скорее в качестве итога случайных иррациональных факторов, потому что ни руководство Пхеньяна, ни руководство Сеула на войну не пойдет. Другое дело, что в Сеуле есть какое-то количество палеоконсерваторов, которые выступают за смены режимов, в том числе военными методами, но это не президент Пак Кын Хе и ее окружение.
Интервью к публикации подготовила Мария Сныткова
Беседовал
Надо наслаждаться жизнью — сделай это, подписавшись на одно из представительств Pravda. Ru в Telegram; Одноклассниках; ВКонтакте; News.Google.