"В Сирии Россия перешла дорогу Турции"

Конфликт в Сирии называют одним из самых сложных и запутанных на Ближнем Востоке. В сирийском противостоянии есть и этноконфессиональная составляющая, и политическая, и социальная. Об истоках конфликта в Сирии Pravda.Ru рассказывает доцент Института общественных наук Российской академии народного хозяйства и госслужбы Сергей Демиденко.

Фото: Источник: фотоархив Pravda. Ru

В Сирии Россия перешла дорогу Турции

— Сергей, постоянно звучат заявления, что российская авиация в Сирии бомбит так называемую умеренную оппозицию. Про умеренную оппозицию мы еще поговорим. Но для начала хотелось бы совершить небольшой экскурс в историю. Конфликт в Сирии продолжается уже четыре года. С чего все начиналось? И была ли там так называемая умеренная оппозиция изначально? И что это такое вообще?

— Умеренная оппозиция, безусловно, была. Была и есть. Есть оппозиция радикальная, есть оппозиция умеренная. Весь вопрос во влиянии этой оппозиции на те или иные процессы, происходящие в Сирии сейчас и происходившие еще тогда, в недавней истории страны.

Дело в том, что если мы возьмем всю историю Сирии, начиная с того времени, когда французы вывели оттуда войска, то мы увидим борение трех трендов. Первый тренд — военно-националистический, представленный армейскими кругами, который и являлся цементирующим моментом, проходящим через всю историю Сирии. Сирия пережила 22 только успешных государственных переворота. Это не считая попыток, так сказать, неудачных, полууспешных.

И оппонировали этому тренду две идеологемы — это либеральная идея и идея исламистская. И если мы говорим о влиянии той или иной идеи на сирийское общество, то, безусловно, последнее слово останется за исламистами. Потому что либеральный тренд не выкристаллизовался в сирийском обществе. Основным выразителем каких-то оппозиционных идей в Сирии всегда были исламистские партии и организации.

В конце 70-х годов в Сирии была примерно идентичная ситуация, до гражданской войны не дошло, но это закончилось в 1982 году известной бойней в Хаме, когда войска верные Хафезу Асаду во главе с его братом Рифаатом просто уничтожили "Братьев мусульман". Все мечети были под контролем спецслужб, запрещены были моления в армии.

А что касается либерального тренда, то он был характерен для образованных слоев общества и проявился в так называемой "дамасской весне" 2000 года, когда умер Хафез Асад, пришел Башар и объявил линию на либерализацию. И вот тогда появились разные политические клубы по интересам, появилась свободная пресса.

Потом Башар Асад под давлением старой гвардии, сторонников своего отца начал все это сворачивать и заявил, что у нашего терпения есть предел. И тогда вот эту вот "дамасскую весну" подавили достаточно жестко.

Нынешняя сирийская оппозиция — это как бы синтез одной и второй тенденций. Но первая тенденция, которая представлена так называемой умеренной оппозицией, — это витрина оппозиции. Это те люди, которые оппозиционируют на международных форумах, у которых прекрасное западное образование, полученное во французских или американских университетах.

Но это люди, оторванные от почвы, по большому счету. И, конечно, властители дум нестабильной части сирийского общества — это, конечно, исламисты. А вот это действие. То витрина, а это действие.

— А что такое Свободная сирийская армия?

— На данный момент это вообще непонятно что. Потому что Свободная сирийская армия формировалась из дезертиров, из каких-то непонятных элементов — то ли маргинальных, то ли полумаргинальных. И из исламистов тоже.

Эта Свободная сирийская армия была приложением к так называемой Национальной коалиции оппозиционных революционных сил Сирии, где вот как раз и были собраны представители оппозиции. И НКОРСС, и Сирийская свободная армия являются в глазах Запада вот этой самой умеренной оппозицией. Но она на самом деле, большой роли не играет. Потому что Свободная сирийская армия воевала и с ИГИЛ, и ИГИЛ воевала со Свободной сирийской армией.

С точки зрения Турции, умеренной оппозицией является "Джабхат ан-Нусра". И Турция видела в этой организации некий противовес ИГИЛ. Совершенно очевидно, что турецкая политика в Сирии потерпела крах. У Башара Асада и Эрдогана были замечательные отношения. Они отдыхали вместе, семьями дружили. И потом грянул 2011 год, и турки тут же заявили, что Асад — кровавый тиран. Поэтому с точки зрения Турции мы наносим авиаудары по турецким интересам в Сирии.

Это очень сложно, это этноконфессиональный конфликт. Он развивается по совершенно иным законам. Я сразу предлагаю нам с вами дистанцироваться от той точки зрения, что все сирийские исламисты — это исключительно какие-то непонятные малограмотные бородатые мужички, вооруженные американским оружием, и сборище удовлетворенных бабенок.

Такой подход только вредит. Потому что мы неправильно тогда оцениваем ситуацию, и вероятно неправильно вырабатываем методы противостояния этой угрозе. Эта угроза радикального ислама, она гораздо более масштабная, она синтетична. Она глубока. Идеологична и так далее.

— А для Запада та же "Джабхат ан-Нусра", они кто, они террористы?

— Террористы, конечно. Здесь есть уже некий информационный и эмоциональный фон, который сопровождает нашу операцию в Сирии. Мы начали там действовать поставив в известность, но не посоветовавшись с американцами. Мы начали там действовать, не посоветовавшись с нашими, как говорит наш президент, западными партнерами.

Конечно, нам ставят палки в колеса. Но ставят в колеса не потому, что хотят сохранить исламистов, хотя есть на Ближнем Востоке страны, которые хотели бы сохранить исламистов. Ставят палки в колеса нашей активности. Пытаются нас загнать в некую общую схему действий, которую возглавили бы Соединенные Штаты. Мы начали действовать в том же русле, но не в унисон.

Но при всем при этом нужно понимать специфику ситуации. Да, они нам ставят палки в колеса, но они при этом совершенно не против того, чтобы мы все разбомбили к чертовой матери и желательно, чтобы мы все это сделали, а не они.

— Глава Пентагона заявил, что Россия из-за своих действий в Сирии заворачивается в саван изоляции.

— Тут надо понимать и ситуацию в Вашингтоне. Обама подвергается со стороны республиканцев серьезнейшим нападкам за свою внешнеполитическую пассивность. Что он проигрывает Путину на Ближнем Востоке и он проигрывает Путину на Украине.

Поймите правильно — Обама всеми силами стремился уйти с Ближнего Востока. Он ушел из Ирака. Он собирался уйти из Афганистана. На самом деле участие Соединенных Штатов в "арабской весне" тоже было минимальным, об этом, кстати, пишет Примаков Евгений Максимович в своей знаменитой книге "Конфиденциально. Ближний Восток на сцене и за кулисами".

— Такое ощущение, что только один Обама и стремился уйти, а всего его советники, министры нет.

— Такая же ситуация была в 2013 году в Сирии, когда произошел инцидент в Восточной Готе с химической атакой. Казалось бы, Америка сейчас ударит. Не ударила. Обама сказал, будем бомбить, но спросим разрешение у американского народа, у конгресса.

И я тогда лично проводил исследование по западной прессе и там достаточно четко был представлен спектр мнений конгресса и сената. Все были против. Он не хотел туда лезть. И сейчас он туда не хочет лезть, а на него давит общественность — республиканская, консервативная. Опять русский враг у нас появился, опять русский медведь поднимается на задние лапы на Востоке.

— Как вы оцениваете степень координации сотрудничества России, Ирана, Ирака, Сирии?

— Очень сложно сказать. Если мы исходим из анализа наших информационных сводок, то вроде все очень неплохо. Но тут нужно делать поправку на то, в каком состоянии сейчас находится сирийская армия. А сирийская армия, прямо скажем, находится не в лучшем состоянии после четырех лет войны. У нас не было опыта ведения совместных боевых действий. У нас не было опыта координации действий во время каких-то военных операций.

Сейчас мы приобретаем опыт. Да, сейчас мы координируем действия, возможно, эффективнее. Но как в одну телегу впрячь сирийскую армию, иракскую армию, курдов одних, курдов вторых, Иран, который на самом деле, я не думаю, что будет в восторге от того, что мы захотим возглавить всю эту операцию, у них свои взгляды на это дело, и Иран никогда не поступится своими интересами. Пока это наш союзник на сирийском направлении. Но если мы захотим так сказать главенствовать в этом во всем конгломерате, я не думаю, что нам это удастся.

О чем мы сейчас говорим? Мы говорим о военной операции. Военная операция подразумевает под собой единоначалие. Просто по-иному нельзя вести военные действия, нельзя проводить плебисциты по каждому военному вопросу.

Поэтому обязательно возникнет вопрос, а кто главный. И вот тут-то, я думаю, некоторые проблемы возникнут. Но я думаю, что у нас большой опыт — и дипломатический, и политический. У нас достанет мудрости и такта где-то может быть поступиться своими амбициями. Я думаю, что в конечном итоге мы придем к какому-то консенсусу с Ираном, но консенсусу тактическому, я подчеркиваю.

— Нам западные партнеры напоминают, что в России 20 миллионов мусульман, подавляющее большинство из них это мусульмане-сунниты. Не противопоставляем ли мы себя этому суннитскому миру? Нам грозят терактами…

— У нас, собственно говоря, угроза терактов существовала всегда. Радикальные исламисты на нас зуб точат уже давно. Они еще с советских времен точат на нас зуб. И этноконфессиональная ситуация в Сирии, наше вмешательство в этот конфликт — я не думаю, что оно как-то кардинальным образом скажется на динамике наших взаимоотношений с суннитским миром.

Конечно, мы можем настроить против себя самые консервативные круги Персидского залива, которые могут усилить свою поддержку радикальным исламистам на нашем Северном Кавказе, в Поволжье и в других мусульманских регионах.

Они воспринимают нас как атеистическое государство. Если мы берем радикальный ислам как идеологию, то они против всего. И они единственные, кто считает себя истиной, так сказать, в последней инстанции и главное, что они активно апеллируют к социальному моменту в своей идеологии, там где коррупция, неустроенность, деспотизм, непотизм, вот весь спектр социальных болезней. Вот против всего этого они выступают.

Они говорят, вот мы истинные ревнители, вот мы истинный свет. Но главное, что они не просто это заявляют, а это еще доказывают делом. Вот если какие-то там саудовские ваххабиты, сидя за золотых унитазах, какие-то проповеди произносят, конечно, их никто не слышит. А вот какой-то реальный аскет, шейх, с автоматом в руках идет вперед, это совсем другой разговор, за этим человеком люди идут. А там много искренних людей, на самом деле. Искренних может быть в своих заблуждениях, но абсолютно искренних.

Это дико опасно. Дико опасно и с социальной точки зрения, и с идеологической, с каких угодно точек зрения. Если мы верно проанализируем, если мы правильно расставим акценты, то только тогда мы выработаем грамотную стратегию противостояния. В противном случае мы так и будем ограничиваться какими-то спорадическими бомбардировками непонятно кого.

— Правильно ли полагать, что конфликт в Сирии все-таки не носит религиозного характера противостояния алавитов и шиитов, с одной стороны и суннитов с другой?

— Конфликт в Сирии очень неоднозначный. Если бы это было противостояние алавитов и суннитов, то алавитов в Дамаске на базаре затолкали бы, их там 10 процентов населения. Хафез Асад почему стабилизировал Сирию? Потому что он создал шиитско-алавитский альянс. Если мы посмотрим все ближайшее окружение Хафеза Асада, это все сплошь сунниты. А Башар Асад в 2000-х годах провел реформы и укрепил положение деловой общины суннитов.

Провел рыночную реформу, создал банковскую систему, зону свободной торговли, разрешил хождение валюты, укрепил положение торговцев, улучшил отношение с Турцией. И это сцементировало суннитско-алавитский альянс.

Но восток страны всегда был недоразвитый. Сирия бедная страна. И там ваххабитская проповедь нашла серьезный отклик. Потому что люди были бедные, средств к существованию было недостаточно, они завидовали богатому западу и плюс вот этот радикальный ислам, который был у них в крови.

Тут религия в качестве такого побудительного момента для выражения социального протеста. Конфликт в Сирии этноконфессиональный на социальной, политической и экономической почве. Никто не скажет, что в Сирии было замечательное государство. Что там не было ни коррупции, ни клана Асадов, который подмял под себя все лучшие и прибыльные отрасли.

Но в то же время Башар Асад держится именно за счет того, что он провел в свое время реформы и, что называется, открыл кислород для наиболее активной части общества в политическом и экономическом отношении. И вот фактически здесь водораздел между развитой, прогрессивной частью общества и теми консерваторами, которые тянут Сирию назад.

Подготовил к публикации Владимир Беляев

Беседовал