Почему, несмотря на полный контроль, в Дагестане совершаются теракты? Мнение политолога

Спецкор Pravda.Ru Дарья Асламова побеседовала с политологом Русланом Гереевым о причинах терактов в Дагестане.

— Руслан, последние восемь лет Дагестан жил относительно спокойно, казалось, что с терроризмом и ваххабизмом покончено. Оказывается, нет. На святой праздник Троицы, в разгар туристического сезона, совершается жестокий и очень профессиональный теракт. Значит, ваххабистское подполье ещё существует в Дагестане?

— В своё время самые одиозные лидеры этого толка были завербованы в сирийскую кампанию. Поэтому с тех пор наблюдалось определённое затишье. Радикально настроенная воинствующая молодёжь рванула в Сирию. Мало кто вернулся. Многие осели в странах залива: в Турции, Саудовской Аравии и т. д. Но потом началась кампания по возврату семей погибших боевиков. Их близкие захотели вернуть детей в Дагестан. С этих пор и началась своего рода легализация, в том числе жён боевиков, их детей-подростков, которые, по законодательству, являются детьми, но они выросли в той среде и ничего, кроме войны, не видели.

Северокавказский регион — особенный, эксперты его называют "суннитским треугольником": Чечня, Дагестан, Ингушетия — это как Тикрит, Ирак, Мосул.

Надо сказать, что многие представители радикально настроенной молодёжи поняли абсурдность происходящего и попытались через предпринимательство, через социальные проекты найти своё место в обществе. Кому-то это удалось. В общем, общество было расслаблено, а расслабляться, оказалось, рано.

Сейчас над Россией нависла новая угроза, это тоже надо учитывать. Я абсолютно убеждён, что молодые люди на территории республики не могут себе позволить так профессионально осуществить подготовку терактов без внешних кураторов. Это физически невозможно, потому что сейчас идёт активное "зачищение", если можно так выразиться.

— То есть в лес не уйдёшь?

— Возможностей таких нет. Система полностью взяла под контроль весь регион. Осуществляется комплексный мониторинг всего региона: из космоса, с помощью внешних видеокамер, идёт наблюдение по всему периметру республики. Нет возможности купить оружие, нельзя достать крупную сумму наличных.

Но есть один тревожный момент. В начале специальной военной операции молодёжь массово уезжала из России, при этом они использовали Дагестан и Грузию в качестве своеобразного перевалочного пункта.

— Вы считаете, что после СВО часть местной молодёжи сбежала через Грузию?

— Эту нишу использовали многие радикалы для своих целей. По официальным данным, у нас очень большая диаспора молодёжи в той же самой Турции. Она образовалась не десятилетия назад. Это современная молодёжь, которая там оказалась в силу недавних причин.

— То есть они не хотели участвовать в СВО и бежали в Турцию и Египет?

— В том числе. Потому что радикально настроенная молодёжь не считает себя обязанной участвовать в патриотической борьбе на стороне государства.

— В Дагестане часто можно услышать: "СВО — это не наша война"...

— Уникальность нашей республики заключается в том, что у нас 12 героев Российской Федерации за весь период СВО, но показатель террористических актов тоже высок. Если брать с 1990-х годов по сегодняшний день, то Дагестану как субъекту в этом плане очень не повезло.

Более 30 государств во всём мире так или иначе считали именно Республику Дагестан зоной своих жизненных интересов. Дагестан также уникален своими границами — это единственный субъект, где есть и низменность, и предгорье, и горы, и высокогорье, и море. Но самое главное — здесь живёт много молодёжи. Ведь революцию всегда творит молодёжь, правильно?

— В 1999-м Дагестан первый принял закон о запрете ваххабизма. В 2018 году муфтий Татарстана пытался продвинуть этот закон уже на федеральном уровне. Нужен ли нам такой закон? Работает ли он сейчас в республике?

— Критерий самого ваххабизма не определён. Что это такое? Если законодательно, салафитствующая молодёжь никакого отношения к ваххабизму не имеет.

Ваххабизм, как мы знаем, — это религия исключительно одного субъекта, Саудовской Аравии. Сейчас очень большая кампания идёт по никабам. Но никаб — это не религиозная одежда. Это одежда племён Саудовской Аравии. Исключительно аборигенов, которые живут в пустыне и вынуждены закрывать лицо, иногда даже глаза, чтобы туда не попал песок. Насколько имеет смысл принимать такой закон?

— Его же ещё не приняли на государственном уровне, это пока лишь предложение муфтията.

— Муфтият традиционно идейно и духовно отвечает за общественные нравы, то есть за устои государства. Вера — это часть государства. В таком субъекте, как Республика Дагестан, религия никак не может быть отделена от государства. У нас рождается человек — идут в мечеть. Умирает — тоже идут в мечеть. Вся наша культура, обычаи и традиции пронизаны насквозь религиозными адатами, которые соответствуют канонам. Поэтому в северокавказских субъектах отделить религию от государства очень сложно.

— Мы не говорим сейчас о суфийском исламе, традиционном для Дагестана. Сюда вторгается чуждый ислам Саудовской Аравии, ваххабизм, который в своё время чуть не погубил ту же Чечню, которая жёстко с ним боролась. А теперь ваххабизм может погубить Дагестан. Что с этим делать?

— У нас был вооружённый метод борьбы, которую вели правоохранительные органы. Параллельно работали все государственные учреждения, образовательные структуры, мечети, культурные учреждения, чтобы сформировать мировоззрение, чуждое этой культуре. И это нам удавалось. Поэтому мы немного расслабились.

— С виду ваххабиты — очень воспитанные, милые люди, готовые помочь, поблагодарить. В селе Сергокала односельчане рассказывали о всех пятерых террористах, что это были прекрасные, добрые люди. Каким образом происходит эта перемена — когда воспитанный молодой человек превращается в зверя?

— В основе любого религиозного культа, в том числе и крайне радикального, лежат обычные постулаты: помощь ближнему, скромность в одежде, умеренность в еде. Но если речь идёт об идеологии, направленной на умерщвление других людей, то это само по себе уже опасно. Мы старались ограждать нашу молодёжь от этого влияния.

В связи с этим я хотел бы поднять вопрос о международных поездках молодёжи. Она свободно ездит в Турцию, через Турцию в другие страны. Чем там занимаются молодые люди, где они там обучаются и, главное, чему — вот этот процесс, к сожалению, государством до сих пор не контролируется.

— А как контролировать? У нас же свобода передвижения.

— Ну и что, что свобода передвижения? После вторжения в Дагестан в 1999 году мы прекрасно знали, кто куда и для чего едет. Родители и близкие переживали, чтобы их дети не попали в эту среду.

— Но сейчас можно очень легко получить любую информацию через интернет, никуда не выезжая. Разве родители могут за этим проследить?

— Вот наша задача — призвать эту массу родителей, чтобы они иногда хотя бы интересовались, чем занимается их чадо. Вот и всё.

— Раньше все эксперты в Дагестане говорили, что терроризм появляется из-за социальной несправедливости. Но все участники теракта — обеспеченные люди, у которых есть семьи, свой бизнес. Что происходит?

— Вы действительно правы. На рубеже двухтысячных годов, после девяностых даже, в это трудно поверить, там и кандидаты наук были, и даже доктора наук.

— Ваххабиты?

— Да, они оказывали сопротивление с оружием в руках. На фоне социальной несправедливости молодёжи внушалась мысль о том, что деньги, богатство им не нужно, это всё чуждо, это харам. То есть деньги — зло. Они призывали к аскетизму, а через аскетизм проводили свои радикальные идеи. Это была умелая пропаганда, основанная на крепкой, хорошо продуманной базе. Был период, когда проповедники официально функционировали при мечетях, они могли и на улицах раздавать всякую литературу. Чтобы с этим справиться, нужна комплексная работа.

— Кто будет её осуществлять? Контролировать интернет практически невозможно.

— Его и не нужно контролировать, надо создать альтернативные информационные линии. Контент, который был бы интересен молодёжи, который был бы ей доступен. Нужны новые решения, новые технологии. Надо молодому человеку объяснить на молодёжном сленге, что хорошо, а что плохо. Мы говорим об образованной молодёжи.

Надо жестоко подавлять любые попытки антигосударственного мятежа, покушения на представителей государственных и правоохранительных органов. Возьмём ту же Саудовскую Аравию. Попробуй там пальцем тронуть полицейского — казнят просто на следующий день на площади, кто бы это ни был.

Мы говорим о субкультуре, которая ни во что не интегрируется, она остаётся такой, какой была изначально. Вот в чём проблема. Преступления, совершаемые северокавказскими группами, крайне тяжелы для раскрытия. Вот собрался тухум (родственники) и приняли решение отомстить, исчерпав все остальные, мирные, механизмы... Вся информация остаётся в их кругу. Как её раскроешь? К ним не внедришься, очень тяжело к ним приблизиться, они крайне недоверчивы.

— Но это же Дагестан, здесь все всё друг про друга знают. Только здесь не принято стучать, в этом вся проблема?

— У нас общество в разные периоды времени ещё не с таким сталкивалось. У нас очень мудрый народ. Мы всегда решали эти проблемы, всегда отвечали на эти вызовы. В самые тяжёлые периоды мы были едины, консолидированы. И сейчас сделаем то же самое.