Новый ГУЛАГ для "новых русских"

В лесу, на дороге, сделанной на месте бывшей узкоколейки, я пробил поддон масляного картера машины. Жахнуло по дну какой-то железякой, неприметно зарывшейся в песке. Выругался, подумал, что - ничего, что - обойдется. Но через три минуты замигала лампочка уровня масла. Остановился и ахнул - через отверстие, в которое можно просунуть мизинец, непрестанно лило.
Наспех чем-то заткнул отверстие, долил оставшееся в канистре масло (до уровня все равно не хватило), и двинул дальше - до ближайшей деревни километров десять. Ночевать в лесу мне не хотелось. Да и смысла ночевать не было никакого. Середина недели, восемь часов вечера: и сегодня вряд ли кто поедет по этой дороге, и завтра никого не дождешься. Сотовый телефон в лесу превратился в игрушку. Не «Ау!» же кричать, - все равно, никто кроме лешего не придет.

Через пару километров увидел у обочины старый «Москвич». Вокруг стояли копенки сена. «Мужики травку косят!» - счастливо подумал я, и, остановив машину, нажал на сигнал. Спустя несколько минут из лесу неспешно вышел усатый, небритый мужик лет сорока. «Отец! - говорю, - беда!»

Мужик неспешно подлез под мою машину. Молча встал, отряхнул колени.

«Подставь, - говорит, - баночку, чтобы масло зря не капало».

«Дотянешь меня?» - спрашиваю.

Подумал. «Мне надо уголок тут докосить», - отвечает.

«Коровка?» - спрашиваю.

«Козы…»

«Мне надеяться больше не на кого, кроме тебя, - говорю, - коси, буду ждать».

И мужик ушел косить. У него свои дела, поважнее моих, - без иронии говорю. Есть поговорка такая: «Летний день зимний месяц кормит». Надо, значит надо.

Через двадцать минут он вернулся с косой, спокойный. Зацепились и поехали. «Москвич» ревел, но тащил.

Через полчаса показалась деревня - грязная, обставленная огородами, - порой ухоженными, порой разбурьяненными, - последние, видно, вдовцам принадлежат. Деревянные, двухэтажные здания, сырые сараи, лужи в половину Средиземного моря. Мужики на лавочках сидят, махорку курят. Увидев наш кортеж, оживились.

Неспешно сошлись к машине моей, разглядывают, молчат, не суетятся.

Через минут пятнадцать разошлись все, - но не по домам, а по моим делам, -- хотя я их не о чем не просил. Один пошел искать масло, - у меня кончилось, еще двое - трезвого сварщика, четвертый - ключи от конторы, где сварочный аппарат лежит.

Масло нашлось, но сварщики, те, которых удалось обнаружить, были пьяны. Когда нашли трезвого, было уже темно, - близилось к полночи.

«Я, - говорит сварщик, - заварить могу, но, боюсь, если масло в машине осталось, оно загорится. Машина сгорит. И я тоже сгорю».

«Ладно, мужики, - говорю, - надо расходиться. Утро вечера мудреней».

Мужики, что замечательно, все не расходились, - обсуждали, чем еще можно залепить дырку. Вместе с ними и жены их стояли, но молча. Мужиков домой не тянули, - хотя, казалось бы, какое бабам дело до меня. Имели все основания сказать: «Пойдем, Вась, сам разберется». Мужики периодически высказывали конструктивные и не совсем конструктивные предложения. Поначалу хотели снять поддон, и запаять его оловом, - в качестве временной меры. Но чтобы с моей «Волги» поддон снять, надо половину машины разобрать. Были предложения дюбель выстругать, и воткнуть его в отверстие. Еще предлагали эпоксидной смолой залепить (они ее называли ласково «бакситка»). Были еще какие-то откровения.

К этому времени я уже осведомился о рабочем и жизненном графике жителей этого поселка. Все мужики, собравшиеся у машины, вставали завтра в 3 часа утра - и шли на покос. До семи они косили, а потом отправлялись на работу. До четырех вечера работали, приходили домой ужинать, а потом опять уходили по своим крестьянским делам, - косить, ворошить, копенки укладывать, домой сено везти, в риги его складывать.

Их совершенно неестественная для города отзывчивость глубоко растрогала меня. В конце концов, в первом часу ночи, после моих неоднократных уговоров, мужики разошлись. Денег с меня за свои заботы никто не взял.
Я хотел было уложиться спать в своей машине, но один из мужиков зазвал меня к себе. Накормил, и спать положил на свою кровать, при чем сам с женой улегся на полу, халатом накрывшись - одеяло они мне отдали.

Хозяин в три часа ночи ушел на покос, оставив меня со своей женой. Утром я спросил, где здесь ванная, в ответ женщина иронично показала мне на одну из дверей. В «ванной» висел литровый рукомойник с теплой водой. Воду, как я узнал, носят из далекого колодца. Во время завтрака («Ешьте холодец, - домашний! Может, супу хотите?»), я выяснил, что из всех вчерашних моих помощников я единственный, кто проспал восемь часов, - все остальные прикорнули по два часа, и уже в лугах косами машут.

Половина восьмого утра мужики, вернувшиесядомой с покоса, собрались около моей машины. Еще раз порешили, что делать. Кто-то нашел грузовик, -- и машину мою быстро оттащили поближе к зданию, где есть сварочный аппарат.

Я поддомкратил машинку свою, и обнаружил, что масло потихоньку подтекает, - по капельке, но течет.

Пришедший сварщик налил из лужи в пластмассовую бутылку воды, предупредил меня: «Если скажу, что, - все, мол, горим, - сразу лей воду в клапанную крышку».

Вскоре начался смертельный номер, - сварщик варил, подтекающее масло каждые пятнадцать секунд весело загоралось. Сварщик спокойно снимал маску и задувал огонь - ртом. Из открытого клапана, к моему ужасу, периодически вылетал «джин» - легко взрывались газовые пары. Сварщик был невозмутим.

Через двадцать минут работа была закончена. Мужики, разыскивавшие для меня сварщика, грузовик, масло и суетившиеся по моим делам полсуток, да и еще и недоспавшие, попросили у меня за заботы… 11 рублей. Как выяснилось, это стоимость бутылка самогона. Сварщик взял за работу (во время которой он мог элементарно загореться) сто рублей.

Напоследок, я проехал по деревеньке. Глушь и тоска, «аж плакать хочется», как Есенин говорил.

Средняя зарплата в деревне, как я выяснил у мужиков,- 800 рублей. Детей в деревне почти не осталось. В школе - два учителя. Последний школьный выпуск был из двух учеников. Библиотеки и клуба в деревне нет.

Я забыл сказать, что я бывал в этой деревне. Давно, лет пятнадцать назад. Ну да, в советское время. Тогда, в те времена, неподалеку от деревни, работали торфяные разработки. Деревня жила. По улицам детишки бегали, а в клубе была самодеятельность, - местный театр, местный ансамбль, местные кружки, - ребята и девчонки в них занимались кто выпиливанием, кто вышиванием, кто еще чем.

Мужики рассказывали мне, как «на юга» ездили с семьями, - тогда у страны еще много было «югов», было из чего выбрать.

К слову, почти все авто и мотоциклы, которые сейчас есть у мужиков, были куплены еще тогда. Последние 15 лет никто ничего не покупает, никто никуда отдыхать не ездит, детей тоже не рожают, последняя молодежь мечтает о том, чтобы сбежать оттуда, - через десять лет будет поздно.

Мужики пьют. Дурной, вонючий самогон. Я бы тоже запил от такой жизни. В черную, без просыха.

И так ведь живет треть страны, наверное. Почти весь крестьянский мир так живет, нищий, грязный, всеми плюнутый.

Мы, жители городов, любующиеся на бары и рестораны, которых все больше, пополняющие собой фирмы, производящие воздух, зачастую уверены, что жизнь наша правильна и верна.

Но ведь предпоследний клерк в Москве получает в месяц столько, сколько вся эта деревня за два месяца. А любой столичный бизнесмен, завтракающий в ресторане с подругой, отдает за этот завтрак столько, сколько получают все трактористы и сварщики целого села за квартал. И это не преувеличение! Кто объяснит мне, почему такое положение вещей считается правильным, нормальным, приемлемым?

Миллионы людей, населяющих глубинку, - а глубинка у нас почти все, кроме 5-6 городов, - фактически загнали в 20-е годы прошлого века , - спасибо, «лампочки Ильича» остались. Хотя, еще пару лет, и свет тоже начнут отключать. «За неуплату».

И при этом совершенно бездарный российский шоу-бизнес сжирает миллиарды долларов. Совершенно бездарная российская экономика кормит тысячи т.н. «частных предпринимателей», переливающих из пустого в порожнее, перепродающих все и вся. Совершенно бездарная российская государственная система кормит тысячи чиновников, которых у нас стало чуть ли не вдвое больше со времен крушения СССР (и Союз еще ругали за обилие бюрократического аппарата!). Всех этих денег хватило бы, чтобы в каждой российской, дышащей на ладан деревеньке завести библиотеки, подделать дороги, починить школы, создать хоть какие-то условия для жизни. Хватило бы, да кто ж их дасть…

Какой, Господи, кошмар творится.

Наших бы чиновников в эту деревню. Вместо ссылки. А то они  всё по заграницам, по Америкам и Европам, - в деревню пусть едут, - ведь наверняка далеко не всякий в русской деревне хоть когда-нибуль был. Так надо их привезти туда! Тухлой водичкой умываться. Спать по три часа. Смотреть, как твой ребенок растет без будущего. Смотреть, как твоя жена в 25 лет превращается в замученную , некрасивую бабу. Смотреть, как сам ты спиваешься, никому не нужный.

Всех их, чиновников, предпринимателей, всех радетелей современной, такой сладкой жизни надо отправить в деревню. Всех, до одного. И никакого ГУЛАГа для них не надо. Пусть они обустраивают Россию снизу.

Источник: Народный наблюдатель