Родион Щедрин : Температура ощущений должна быть, скажем, 39,7!

В Нью-Йорке состоялась мировая премьера четвертой оперы Родиона Щедрина “Очарованный странник”, написанной по заказу Нью-Йоркской филармонии. Нью-Йоркский филармонический оркестр возглавил нынешний артистический директор филармонии Лорин Маазель. Именно Маазель, которому, кстати, опера и посвящена, стал инициатором ее создания.
Опера написана невероятно быстро, менее чем за полгода, на собственное либретто композитора. Успех премьеры превзошел все ожидания. “Счастливы все: потрясающая мировая премьера!” – именно так Маазель озаглавил свое интервью с Щедриным, которое поместил на собственном сайте, снабдив предварительным комментарием.

Согласитесь, нечасто всемирно известный дирижер выступает в роли музыкального критика и журналиста, берущего интервью.

С начала 90-х Маазель регулярно проводит мировые премьеры сочинений Щедрина. Он познакомил чикагскую публику с Третьим концертом для оркестра “Старинная музыка российских провинциальных цирков”, с питсбургским филармоническим коллективом впервые исполнил Третий концерт для трубы с оркестром (солист Д. Восбург). Для оркестра Баварского радио и Лорина Маазеля Щедрин написал свою Третью симфонию (Symphonie concertante) “Лица русских сказок”.

В новом произведении Щедрин предложил дирижеру в качестве литературного первоисточника одно из любимых своих произведений, повесть Николая Семеновича Лескова “Очарованный странник”. Незадолго до того он завершил сочинение для юбилея Мстислава Ростроповича, которому было дано название “Очарованный странник”. Ныне виолончельный опус стал “Притчей”. А “опера для концертного зала” “Очарованный странник” повествует об удивительных приключениях орловского конэсера Ивана Северьяныча Флягина (на премьере партию исполнил эстонский бас Айн Ангер), трагической истории любви цыганки Груши (меццо-сопрано из Финляндии Лилли Паасикиви), великодушном, но изменчивом нраве богатого Князя (солист Мариинской оперы Евгений Акимов).

“Родион Щедрин подарил Нью-Йоркской филармонии шедевр, который войдет в небольшое число написанных за последнее время произведений, обогативших репертуар классической музыки, – считает Лорин Маазель. – Радостно видеть композитора, который пишет настоящую музыку, а не просто набор звуков, притягивающий внимание к их создателю только потому, что автор прославлен и знаменит… Сколько раз мне доводилось наблюдать, как некоторые надменные творцы с их риторическими претензиями на создание так называемой “музыки будущего” бесследно исчезали, несмотря на титанические усилия их неистовых адептов…”

– Вы такой же концертирующий пианист, как Бетховен, Брамс, Рахманинов. Помогает или препятствует исполнительский опыт вам как композитору?

– Исполнительский опыт ценен для композитора. Встречаясь впервые с исполнителем, я тотчас же определяю, сочиняет он музыку сам или нет. Так разнится логика его мышления, скорость ориентации в “перипетиях” незнакомой музыки.

Исполнительский опыт дает, думаю, более ясное ощущение музыки как искусства во времени. Повышает цену каждого самого малого контраста и нюанса, каждого малейшего темпового сдвига. Шире приоткрывает завесу тайны подчинения внимания слушателя композиторской воле. Делает более практичной нотопись и фактуру. От умозрительных расчетов и абстрактных выкладок композитор ближе становится к “дыханию зала”…

Минус лишь один – надо заниматься на инструменте, и с годами все более. А это похищает время…

– Мы располагаем всего лишь 12 нотами. Не является ли ограничением для вас писать для человеческого голоса в этих стесняющих рамках?

– Меня ограничивает, конечно, диапазон и характер избранного типа голоса, будь то лирико-колоратурное сопрано или basso profundo. А 12 нот – этого, кажется, вполне достаточно…

– Когда вы сочиняете оперу, насколько важными представляются для вас драматические ситуации и подлинные слова литературного первоисточника?

– Мне представляется, что для оперы температура ощущений должна быть всегда много выше нормальной! Ну, скажем, 39,7!.. Потому острота драматической ситуации более чем желательна и подходит для “разогрева” композиторского воображения. Столь же ценно для меня и качество литературного текста, будь то диалог, ария либо реплика. Это тоже всегда неоценимая помощь…

– Почему вы избрали повесть Лескова?

– Лесков – один из самых моих любимых писателей в русской литературе. Он менее известен за пределами России, чем его современники Толстой, Достоевский, Тургенев из-за трудностей перевода его ярчайшей, резко индивидуализированной речи. К тому же он более, может быть, русский, чем интернациональный писатель по всем своим компонентам – языку, сюжетам, характерам, безысходному драматизму и парадоксальности ситуаций, трагическим развязкам своих историй.

Часто журналисты задают вопрос о русской душе, ее загадках. Если “русская душа” взаправду и существует, то никто лучше Лескова не может ответить на сей сакраментальный вопрос.

Повесть “Очарованный странник” давно манила меня мощью и выпуклостью характеров, многокрасочностью и драматизмом сюжета, возможностью обращения к не затронутым еще в классической музыке пластам древней русской музыкальной культуры. И я так счастлив, что сумел реализовать свою мечту на самом, самом что ни на есть высшем уровне: Лорин Маазель, New York Philharmonic, Avery Fisher Hall …

– Вы сочиняете очень быстро. Много ли вы вносите поправок в уже созданный музыкальный текст?

– Как правило, почти никогда.

Могу припомнить лишь два случая из своей практики. По предложению своей жены Майи Плисецкой я переделал окончание Concerto cantabile из “тихого” в “громкое”, дописав 15 тактов коды. И по тем же соображениям “громкости окончания” добавил два финальных такта к “Two tangos by Albeniz”.

Обычно, прежде чем я усаживаюсь за партитуру, мне необходимо определенное время, чтобы замысел вызрел во мне без всякого письменного стола, без нотной бумаги, без рояля. Лишь когда я чувствую, что уловил главную идею, которая может быть приемлема для воплощения именно вот этого нынешнего замысла, и определил “технологические маршруты” следования к ней, лишь тогда только я чувствую в себе степень достаточной готовности подойти к письменному столу и выбрать формат нотной бумаги. Тут уже работа движется быстро… Впрочем, так же, думаю, поступают многие из моих коллег, вы в том числе.

– Я заметил слезы в ваших глазах во время генеральной репетиции! Обещаете ли вы всегда писать так, чтобы ваша музыка потрясала всех нас, слушателей и исполнителей, как это случилось во время премьеры вашей оперы “Очарованный странник”?

– Вы заметили мои слезы на генеральной репетиции, потому что я был в партере недалеко от вас. Но – не скрою – и все другие три публичных исполнения “Очарованного странника” не оставили меня равнодушным. Я даже наивно, помню, подумал – должен же кто-то еще в публике испытать те же чувства в унисон со мною!..

Я не очень люблю словосочетание “современная музыка”. Это своего рода индульгенция. Дескать, вы уж нас извините, что будете слушать некую муру. Это, дескать, современная музыка, и вы в ней еще недостаточно разбираетесь и недостаточно образованы.

Есть музыка сегодняшнего дня, которая написана вчера или сегодня. На каждом сочинении стоит дата. Это не просто мета. Ориентир. Но не априорная реалибитация искусственности, невыразительности, неодухотворенности да просто скучности сочинения. Музыка, написанная сегодня, должна, как и прежде, затронуть слушателя, захватить его, увлечь, запасть в душу и в сердце. Никакие разъяснения менторов и лжепророков не изменят самой сути существа дела. Есть музыка и есть немузыка. Есть вдохновение и есть вымученность. Есть заданная природой музыкальность и есть добротная выученность. Есть интуиция и есть желание шагать в ногу с музыкальной модой, желание угодить глашатаям ее…

Эмоции человека, да и уши его, в сущности, остались такими же, как и сто – двести лет тому назад. И стоит ли нам сожалеть об этом?

P.S. 6 февраля в Кельнской филармонии прошла очередная мировая премьера Родиона Щедрина. Заказанное Владимиром Ашкенази произведение композитор воплотил в жанре вокального цикла на стихи О. Мандельштама и назвал строками поэта “Век мой, зверь мой”. Цикл прозвучал в интерпретации певца из Великобритании Марка Такера и Владимира Ашкенази, исполнившего партию рояля. Вскоре с произведением познакомятся и английские слушатели…

Материал подготовила Екатерина ВЛАСОВА, "Литературная газета"