Наша национальная трагедия

Интервью с клириком храма свт. Николая в Хамовниках диаконом Александром Шумским

В октябре я подготовил для сайта интервью с клириком храма свт. Николая в Хамовниках диаконом Александром Шумским. Педагогу с двадцатипятилетним стажем, директору Николо-Хамовнической гимназии, отцу восьмерых детей, талантливому публицисту, ему было что сказать читателям. 21 октября я передал ему текст для утверждения. Отец Александр бегло просмотрел его, сказал, что серьезных замечаний нет, и в течение двух дней обещал внести небольшие поправки. Мы договорились созвониться через 2-3 дня. Но через два дня произошел захват заложников в Норд-Осте. В числе заложников оказался и зять отца Александра Антон Кобозев — флейтист театра "Новая Опера", подрабатывавший в мюзикле. После штурма почти двое суток родственники не имели об Антоне никаких вестей. Искали, надеялись, но поздно вечером в воскресенье отец Александр опознал его тело в одном из моргов. Антону было 28 лет. Только 20 октября исполнился год его первенцу Владику. Дочь отца Александра Лиза в 19 лет осталась вдовой с годовалым ребенком на руках.

Отец Александр решил, что после происшедшей трагедии интервью потеряло свою актуальность, но пожелал рассказать читателям сайта о событиях, выразить свое отношение к ним.

- Отец Александр, вы знали Антона задолго до того, как он стал вашим зятем?

- Да, он был старшим сыном моих друзей. Это замечательная верующая многодетная семья. Когда я приходил к ним в гости, маленький Антон внимательно слушал наши разговоры и споры с его отцом и общими друзьями. Слушал и впитывал. На моей памяти Антон никогда ни с кем не поссорился; даже со мной, человеком со сложным характером. Его отличали кротость и смирение. Когда он стал ухаживать за моей старшей дочерью Елизаветой, я с радостью благословил их брак. Они прожили вместе меньше двух лет, но несмотря на горечь утраты, я не жалею о том, что мы породнились. Не жалеет об этом и Лиза.

- Как он оказался среди заложников?

- Как участник мюзикла. Антон окончил Гнесинское училище, работал в театре "Новая опера" у Евгения Колобова. Был там первой флейтой. Как и в большинстве театров и классических оркестров, платили немного, и Антону приходилось подрабатывать. Убежден, что при его музыкальной одаренности ему не составляло труда найти дополнительную работу в самой престижной рок-группе. Но он был очень разборчив, поэтому выбрал мюзикл "Норд-Ост", участие в котором не противоречило его вере. Действительно, в этом мюзикле, сделанном по роману Каверина "Два капитана", нет ничего пошлого. Верно отметил его продюсер Цекало, что это первый в России патриотический мюзикл. По жанру он даже ближе к оперетте. Два раза в месяц (иногда чаще) Антон участвовал в мюзикле. Был он там и в тот трагический вечер 23 октября.

- Поэтому вы раньше многих узнали о захвате здания террористами?

- Я узнал об этом сразу, но в первый момент решил, что в театр ворвалась просто группа хулиганов, и милиция быстро с ними разберется. Через час стало ясно, что всё гораздо страшней. Около девяти вечера Антон позвонил по своему мобильному телефону и шепотом сказал: "Террористы загнали нас в подвал, молитесь за нас". Потом позвонил еще раз и сказал, что их вывели в зал и рассадили по рядам. Его посадили во второй ряд, совсем близко к оркестровой яме, которую потом превратили в туалет. Антон сообщил нам, что бандиты начали минировать здание. В этот вечер он звонил еще несколько раз. Ближе к ночи попрощался с Лизой. "Прости и прощай", — сказал он ей. Видимо, предчувствовал, что не выйдет оттуда живым.

В ту же ночь мы с моим другом отцом Павлом Буровым поехали на Дубровку. Надеялись каким-то образом попасть в театр, но всё было оцеплено. Провели там всю ночь. Я не видел ни одного пьяного. Не было там и зевак. (В отличие от 1993 года. Тогда танки расстреливали Дом Советов, а многие люди пришли посмотерть на эту трагедию как на шоу). Меня поразило, что русские люди по-прежнему готовы к жертве "за други своя". Старые и молодые готовы были с голыми руками идти на штурм, предлагали себя в обмен на заложников.

- Вы были на Дубровке до конца?

- Нет, в четверг днем мыс отцом Павлом поняли, что нам к заложникам не попасть, и поехали ко мне домой. Антон звонил еще несколько раз, вновь прощался с Лизой. Он, как и другие заложники, не сомневался, что рано или поздно бандиты взорвут здание.

В ночь с четверга на пятницу Антон дозвонился своему духовнику иеромонаху Глебу из "Малого Вознесения" и попросил его пройти к ним. Сказал, что многие заложники хотят исповедоваться и причаститься, и он попытается договориться с террористами о возможности прихода священнослужителей. Естественно, отец Глеб тут же поехал на Дубровку. Приехали туда и мы с отцом Павлом. Втроем мы пришли в штаб. Изложили просьбу Антона префекту. Он дважды пытался связаться с террористами, но они отказывались выходить на связь. Сказали, что будут разговаривать только с доктором Рошалем. Префект спросил нас, понимаем ли мы, что если нам удастся пройти в здание, нас расстреляют — ведь мы для бандитов иноверцы. Мы ответили, что понимаем, но тем не менее если нас пустят, мы пойдем туда. Никогда в жизни я не испытывал такого страха. Его словами не передашь. В то же время я понимал, что не пойти нельзя. Думаю, что такие же чувства испытывали отец Павел и отец Глеб.

- Но они в отличие от вас могли исповедовать попавших в беду людей. Вы, вероятно, стремились туда, чтобы поддержать Антона?

- В первую очередь, конечно, я хотел обнять Антона и быть рядом с ним. Но и как священнослужитель я мог пригодиться. В такой крайней ситуации, какая сложилась в Норд-Осте, можно исповедоваться не только диакону, но даже мирянину, и Церковь признает такое покаяние. Неизвестно, сколько людей хотели исповедоваться. Возможно, что отец Глеб и отец Павел не смогли бы справиться.

Мы, священнослужители, не имели права не пойти туда, если бы была возможность. Священнослужитель обязан подражать Христу, а Христос есть Жертва. Но мы были далеко не первыми, кто туда стремился. Например, мы познакомились с Георгием. В другой ситуации я бы вряд ли обратил на него внимание. Рок-музыкант с перстнями на руках, серьгой в ухе — мягко говоря, человек не моего круга. А тут он сам подошел к нам и сказал: "Отцы, если вам разрешат пройти туда, возьмите меня с собой — там моя жена". Потом он ходил за нами по пятам.

В пятницу на Дубровку прибыл протоиерей Всеволод Чаплин. Он передал благословение Святейшего Патриарха непрерывно служить молебны о спасении заложников. Сначала мы служили на улице, потом префект выделил специальную комнату. С каждым молебном людей становилось больше. Георгий отстоял с нами все молебны. Я видел, как истово он молился, как менялись его глаза.

- Его жена выжила?

- Слава Богу. Хотя она была в очень тяжелом состоянии, шансов почти не было. Георгий считает, что ее спас Господь.

- Наверное, он был не единственный, кого эти события повернули к Богу?

- Конечно, нет. У Антона был друг Федор Храмцов, трубач. Они вместе работали в "Новой Опере" и в одни и те же дни подрабатывали в "Норд-Осте". Федор тоже погиб. Его сын нашел в вещах предсмертную записку. К сожалению, у меня нет текста, и я могу только пересказать ее содержание. Начиналась она примерно так: три часа ночи, начали расстреливать. Видимо, это и побудило Федора к написанию записки. Смысл ее таков: не нужно гоняться за удачей, за деньгами, главное — верить в Бога. Федор Храмцов был человеком нецерковным, возможно, и неверующим. В такой ситуации одни впадают в отчаяние, иногда и в богохульство, другие наоборот мобилизуются и приходят к Богу. Я считаю записку Федора великим документом, удивительным человеческим откровением. Дерзаю думать, что за исповедание веры в такой момент раб Божий Феодор оправдан.

- А Антон никакой записки не оставил?

- Куда бы ни шел Антон, он всегда брал с собой молитвослов. Когда мы разбирали его вещи, молитвослова не обнаружили. Если он что-то написал, наверняка оставил в молитвослове. Мы уповаем на Бога и надеемся, что Антон будет спасен. Последние его слова, переданные нам в ответ на наше пейджинговое сообщение "Антон, мы с тобой", были "Спаси Бог". Две девушки, которые сидели рядом с ним, остались живы. Они рассказывали мне, что за день до штурма он отключился от внешнего мира, перестал общаться с кем-либо и погрузился в молитву. Вероятно, Господь ему открыл, что надо поступить именно так. До самого последнего момента он читал молитвослов и просил священника. Мой зять умер с молитвой на устах.

- Судя по всему, он не был бойцом в мирском понимании, но имел твердую веру, и потому мужественно принял свой последний крест?

- Вопрос правильный. Антон ни разу в жизни не дрался, наоборот, всегда всех разнимал. Действительно, по мирским понятиям он не был воином. Но я всегда знал, что он очень смелый и мужественный человек.

Помимо Антона и Федора могу рассказать и о других мужественных людях. Ольга Романова после первого отделения ушла домой, потому что у них были гости. Жила она рядом, и когда они с гостями по телевизору увидели, что заложники захвачены террористами, вскочила, надела куртку и бросилась к двери. На вопрос отца, куда она идет, ответила: "Там дети". И бегом бросилась к Норд-Осту. Это рассказал ее отец моему знакомому диакону, который служил панихиду на ее могиле. Спецназовцы еще не успели всё оцепить, Ольге удалось прорваться внутрь, и она стала обличать террористов, требовала, чтобы они отпустили детей. Сначала они избивали ее прикладами, потом убили. Все видели ее фотографию по телевизору. Очень красивое лицо и очень символичное имя: Ольга Николаевна Романова.

- Многие говорили, что она была пьяна.

- Про Алесандра Матросова тоже говорили, что он спьяну бросился на амбразуру. Во все времена люди, не способные на поступок, пытались очернить героев. Бог им судия.

Трагедия в Норд-Осте носитэпический характер. В оркестре был барабанщик Тимур Хазиев. Они с Антоном хорошо знали друг друга. Он был мусульманином и мог уйти, так как всех мусульман террористы отпускали. Тимур отказался. Его жена — мужественная женщина. Она считала, что он сам должен решить, как ему поступить. Но потом под давлением своей матери позвонила ему и напомнила, что у них ребенок, а он может спокойно уйти из зала. Он ответил: "Если я буду уходить, как посмотрю в глаза своим друзьям?" Тимур Хазиев совершил подвиг. Он погиб. Причем если большинство заложников погибло от газа, у Тимура было огнестрельное ранение. Предполагаю, что как мусульманин, он пытался увещевать бандитов, вразумить их, и за это они его застрелили. Его похоронили на мусульманском кладбище. Но что интересно? Жена Тимура — православная, и как раз во время штурма она молилась на православном молебне о спасении души Тимура. В конце молебна она увидела Тимура, который махал ей рукой и говорил: "У меня всё хорошо". Через пять минут позвонили и сообщили, что штурм закончен. Получается, что в ту минуту Тимур с ней прощался. В такие моменты у людей обостряется духовное зрение.

- После штурма вы более двух суток не могли найти Антона и надеялись на чудо?

- Да. В ночь с пятницы на субботу нам на смену пришел протоиерей Аркадий Шатов. Мы с отцом Павлом и самым близким другом Антона замечательным гитаристом Никитой Седовым валились с ног от усталости. Решили поехать ко мне домой, чтобы хотя бы часок поспать. Но уснуть мы не успели. Только легли — позвонил Георгий и сказал, что начался штурм. Мы тут же поймали такси и поехали обратно. Когда мы вернулись, штурм уже закончился. (Позже я узнал, что отец Аркадий тоже хотел пройти к заложникам, префект вновь пытался связаться с террористами, но так же безуспешно). Отец Павел поехал в свой храм служить литургию, а мы с женой и Никитой поехали в 13-ю больницу, так как нам сказали, что большинство заложников повезли туда. Там было очень много народу, но внутрь никого не пускали. Было подозрение, что некоторым террористам удалось скрыться, и они решили "затеряться" среди заложников. Увидев, что я в подряснике, ко мне подошла группа журналистов (мне показалось, что с французского телевидения). Поинтересовались, что я тут делаю. Я объяснил, что, возможно, в этой больнице находится мой родственник. Они спросили, считаю ли я, что штурм был необходим. Ведь погибло столько людей. Я ответил им: "Слава Богу, что террористы не сумели взорвать здание. Тогда погибло бы около тысячи человек. Господь не попустил совершиться такой беде. Он спас большинство заложников, и с Божией помощью наши доблестные "Альфа" и "Вымпел" вырвали зубы ичкерийскому волку". Журналистка спросила, смогу ли я повторить эти слова, если выяснится, что мой родственнник всё же погиб. Я сказал, что обязательно повторю. Еще два дня мы искали Антона, надеялись, что он находится в реанимации, но, увы, в воскресенье вечером опознали его в одном из моргов. Пользуюсь случаем и повторяю эти слова. Штурм был необходим.

- Удивительно, что это не для всех очевидно.

- Я разговаривал с офицером "Альфы", который непосредственно разрабатывал план штурма и участвовал в нем. По его словам, бандиты планировали забросать гранатами внешнее оцепление и прорваться к машинам, которые их ждали в определенном месте. Для этого они должны были оставить в зале несчастных шахидок с зарядами на теле. Опоздай альфовцы на несколько секунд, и этот шкурный план был бы осуществлен. Сами спецназовцы сознательно шли на верную смерть. По их расчетам, шанс выжить был один к девяти. Кстати, газом были отравлены только заложники и шахидки. Террористы находились в этот момент в другом помещении. Они были убиты в бою. По словам офицера, в таком бою невозможно обойтись без потерь. То, что никто из офицеров "Альфы" не был даже задет, — одно из проявлений милости Божией. Этот альфовец — человек верующий. (Одна из приятных примет времени. Лет 15 назад невозможно было представить себе верующего офицера спецназа). Он говорил мне, что в течение всей операции ясно ощущал, как Господь помогает им. Конечно, не случайно, что это произошло на праздник Иверской иконы Божией Матери.

- В первые часы после штурма журналисты приводили высказывания иностранных специалистов, единодушно считающих эту операцию блестящей. Была надежда, что расколотое бессмысленными дрязгами общество наконец-то объединится. Увы, не прошло и суток, как большинство СМИ стали критиковать действия спецназа.

- Специалисты во всем мире считают, что эта операция войдет в учебники для всех спецслужб как эталон. К сожалению, среди журналистов немало людей, лишенных отеческих чувств.

Спецназ сделал свое дело блестяще. А вот то, что произошло потом... Специалисты из МЧС, то есть люди, обязанные выносить пострадавших из зала, прибыли на место трагедии через 40 минут после завершения операции. Устав "Альфы" запрещает подходить к лежащим без сознания людям. Но видя, что люди брошены на произвол судьбы, офицеры спецназа нарушили собственный устав и стали выносить пострадавших из зала. В одной руке — автомат, в другой — человек. Сколько смогли, столько вынесли.

Потом почему-то вместо специальных машин подали автобусы. Людей сажали в кресла. Многие умерли во время такой "эвакуации". Любой выпускник медучилища знает, что пораженных газом людей можно перевозить только в лежачем положении. Что это было: головотяпство или диверсия? Доказательств нет, но задуматься стоит.

- По-моему, главный реаниматолог Москвы объяснял, что нельзя было предупредить бригады скорой помощи об операции, так как эта информация неизбежно дошла бы до бандитов.

- Дело в том, что специалисты "Альфы" предлагали городским властям разбить полевой госпиталь, специально оборудованный всем необходимым для лечения пораженных газом. Власти заявили, что справятся сами. Справились! Если бы приняли предложение "Альфы", жертв было бы меньше. Требовалось только сразу после завершения операции выносить людей на улицу, освобождать полость рта от рвоты (многие задохнулись от рвотных масс), вставлять обычные трубки и качать обычный воздух. Дело было только во времени.

- Батюшка, мне приходилось слышать от некоторых православных (конечно, не от священнослужителей, а от мирян), что вот, дескать, сходили в постный день на мюзикл...

- А я слышал такое и от священнослужителей. Правда, от меньшинства. Чистой воды фарисейство. Мне жаль этих людей. Они плохо читали Евангелие. Вспомните, что говорит Господь про Силоамскую башню: "Или думаете ли, что те восемнадцать человек, на которых упала башня Силоамская и побила их, виновнее были всех, живущих в Иерусалиме? Нет, говорю вам, но если не покаетесь, все так же погибнете". В один подмосковный храм родители привезли своего погибшего сына, кстати, прихожанина этого храма. Священник не отказался отпевать его, но при этом прочел родителям нотацию, в которой не было ни грамма любви, а только ветхозаветное законничество. Люди были травмированы и повезли сына в другой храм. В данном случае батюшка поступил не как христианин, а как законник-фарисей. Поймите, нет православного закона. Конечно, каноны нужны, они имеют глубокий смысл, но в первую очередь христиане должны руководствоваться любовью.

- Вам в эти трагические дни было не до телевизора. Поэтому, возможно, вы не слышали следующего пассажа: в дни захвата родственники заложников были объединены, а теперь горе разделило их. То есть потерявшие близких черной завистью завидуют тем, чьи родственники остались живы. Как можно пробуждать в людях такие низменные чувства?

- Это очередная фантазия журналистов. Убежден, что люди, которые там были, так не думают. Я очень рад, что жена Георгия выжила. Она приходила к нам на 9 дней. Не могу говорить за других, но думаю, что подобные чувства испытали многие люди.

- Спасибо, отец Александр. Примите еще раз мои соболезнования. Упокой, Господи, душу усопшего раба Божиего Антония. Крепости вам и вашей семье, помощи Божией.

Беседовал Леонид Виноградов,
"Православие.Ру"