Газетчики до сих пор отмечают 5 мая как День печати, хотя теперь у них есть другой праздник — День российской прессы, 13 января. Но 5 мая все равно остается праздником, пусть уже и не официальным
Сейчас все критикуют журналистов: мол, продажные они, лживые, гоняются за жареными фактами... И это все правда. Я лично работаю в журналистике 25 лет, но лишь теперь решился сбросить с себя личину и обнажить все свои профессиональные пороки. И пусть мое падение будет уроком для молодого поколения. Вначале, конечно, я тоже был молодым, честным и наивным журналистом, а пресса тогда была еще партийной. К ней поэтому прислушивались, ее уважали.
Помню свою первую командировку в колхоз "Сто лет Чернышевскому". Меня встретили колхозники, как родного брата. Председатель колхоза рассказывал об успехах в выращивании репки, а потом поил самогоном. Затем в колхоз неожиданно приехал первый секретарь райкома и прямо в поле пожал мне руку. Меня тогда охватило чувство неподдельного восторга и глубокого удовлетворения. Когда первый секретарь отпустил мою руку, я поклялся, что буду служить "трудом" и "правдой" советскому народу (увы, потом я не сдержал это слово).
Из той командировки я вернулся в редакцию окрыленным, но со слегка помутившимся рассудком (самогон и первый секретарь сделали свое дело). В результате я написал большой и светлый материал про колхоз, но перепутал в нем репку с турнепкой: "Колхозники, — говорит первый секретарь (написал я), — обещают собрать 20 центнеров турнепки с гектара". В те времена слово партии, озвученное партийной печатью, было законом, поэтому колхозникам пришлось срочно выдергивать уже посаженную репку и сажать турнепку, которую до сих пор никто из них в глаза не видел. На удивление, турнепка дала рекордный урожай.
Правда, что с ней делать, никто не знал, а свиньи есть отказывались. Тем не менее, план в центнерах с га колхоз выполнил, и ему присвоили новое почетное имя — "150 лет Чернышевскому".
Таким образом, первый акт вредительства я совершил (прошу учесть) неосознанно и с лучшими патриотическими чувствами.
Я и дальше честно работал. Все было хорошо. Но тут началась перестройка, и все журналисты решили развалить СССР. Вначале мы это делали просто из глупости. Нам нравилось писать грязные статейки, поливая грязью все святое, что было у СССР (Сталин, Ленин, колбаса за рубль двадцать). Потом мы стали писать свои материальчики уже за деньги. Сейчас коммунисты с патриотами все спорят: кто платил нам эти грязные деньги — сионисты, американцы или организованная преступность? Теперь я могу честно признаться: и те, и другие, и третьи.
Расскажу, как это случилось со мной. Сижу дома, пью чай. Слышу — стучат. Открываю дверь — на пороге сионист в ермолке с пейсами. Говорит: "Продай Россию". А я к тому времени был уже в изрядном подпитии, ибо постоянное общение с директорами колхозов и их самогоном привело меня к частичной деградации. Поэтому вместо того, чтобы гордо воскликнуть: "О, нет!", я гордо спросил: "За сколько?"
Сионист мне предложил сто долларов, но я не согласился (все-таки тогда во мне еще была толика чести и патриотизма). Я сказал: "Мало! Согласитесь, Россия занимает большую часть Евразии, богата полезными ископаемыми, чего же тут мелочиться?"
Торговались мы долго и сошлись на тысяче долларов. Но не успел я порадоваться этой грязной сделке, как в дверь постучал представитель мирового капитализма, а за его спиной, сияя цепями и наколками, уже толпились представители будущих организованных преступных группировок. Чтобы не тратить время зря, я установил таксу продажи Родины: 1000 долларов — общий развал, 100 — отделение республики, 50 — марание грязью одной ценности советского общества. В результате буквально за несколько лет мы (журналисты) развалили СССР и уничтожили ее нравственность. Привили народу отвращение к отечественной ливерной колбасе, зато распропагандировали импортные салями, марсы-сникерсы и водку "Абсолют".
После развала социализма началось строительство капитализма. Но это было только прикрытие, чтобы совершенно обездолить население и разворовать все богатства, созданные народом. Чтобы эту подлость совершить, вначале враги народа придумали Ельцина, затем Ельцин придумал Чубайса, а Чубайс уже придумал приватизацию. Затем, чтобы окончательно изничтожить советский народ, придумали (честное слово, не знаю кто) финансовые пирамиды. Я к тому времени еще больше деградировал, поэтому продался одновременно Чубайсу и "МММ". Причем пил глинтвейн с обоими и подло смеялся над наивным народом, поверившим, что за пять рублей и ваучер он может получить автомобиль "Волга".
Все было хорошо. Но однажды мои собутыльники (Чубайс и "МММ") спросили меня: "Витя, а почему ты не хочешь вместе с нами делать деньги, как Березовский?" В состоянии эйфории я отдал им свои ваучеры и подло заработанные деньги. Спустя две недели "МММ" обанкротился, Чубайс ушел в РАО "ЕЭС", а все мои деньги от продажи Родины сгорели. Тогда я впервые вновь осознал себя частью народа и ощутил пробуждение совести.
Возможно, уже тогда я мог бы раскаяться, но тут начались выборы мэра, и мне предложили возглавить его предвыборную рекламную кампанию. У него совершенно не было харизмы, и мы начали ее создавать на пустом месте. На встречах с избирателями будущий мэр больше молчал, лишь почесывал в иных местах, демонстрируя близость к народу. А мы в это время рассказывали, о чем он думает и как хочет решить все городские проблемы. Разумеется, этого человека выбрали мэром, а мы получили свои 33 сребреника.
Вот так прошли мои лучшие годы. Россию давно уже продали, и никто давно уже не стучит в мою дверь с целью поторговаться. Председатели колхозов вымерли, как класс, и перестали поить самогоном, последнего первого секретаря я видел на Московской межбанковской валютной бирже, где он торговал акциями "ТУРНЕПКи" (трансконтинентальный нефтегазовый холдинг). Сам же я впал в задумчивость от творческого бессилия и, мучаясь, в ночь с 30 марта на 1 апреля решил стать честным журналистом, бичующим пороки.
Вначале я обрушился на Чубайса с серией гневных статей, но его не сняли, затем я раскритиковал реформу ЖКХ, но ее не отменили. Я писал, желая компенсировать нанесенный российскому народу моральный и экономический ущерб, про зарплаты бюджетников, про глупость сажать турнепку, про воровство на железной и большой дороге... И все оказалось тщетно. Нет уже партийной прессы и ее влияния, нет первых секретарей (они стали вначале брокерами, затем капиталистами-душегубами). А жизнь как шла, так и идет своим чередом.
Виктор Илин, "Тихоокеанская звезда"