"Он еще ни разу не был в нокдауне! И только однажды рассвирепел..." - ВСЕ о гении Роя ДЖОНСА!

ВЕСЕЛЫЙ ГЕНИЙ БОКСА

Рой Джонс принял решение остаться в тяжелом весе и в следующем бою, скорее всего, будет драться с Эвандером Холифилдом. Голова идет кругом. Как и почти все поклонники бокса с некоторым стажем, я впервые увидел Роя Джонса на Олимпиаде в Сеуле в 1988 году — и вместе со всеми сразу понял, что этот парень, выступавший тогда в категории до 71 кг, пойдет очень далеко. Но не так же далеко, в самом деле!

Рой ДЖОНС И СЛАВА КОРЕЙСКОЙ АРМИИ

"К пустой голове руку не прикладывают!" - этот образчик блистательного армейского юмора каждый раз сам собой выскакивал у меня в голове после очередной победы очередного корейца в Сеуле. Дело в том, что корейцы, которые, как я понимаю, сплошь были военнослужащими, после каждой победы торжественно вставали в середине ринга и отдавали залу армейский салют, очень похожий на наш.

Для человека, испорченного Советской Армией, это выглядело несколько странно. Представьте себе: некто в трусах и в майке цвета старой бирюзы в тончайшую белую полоску отрывистым жестом, который в военной среде во всем мире проходит как "самое оно", отдает честь, прикладывая руку к непокрытой голове, крашенной к тому же неуставной прической. Почему-то особенно глумливыми казались эти полосатые штаны, рождавшие воспоминание о бессмертном высказывании булгаковского Шарикова: "Дай папиросочку, у тебя брюки в полосочку". Ну какой военный салют в таких портках, честное слово?

Но один кореец после победы то ли не отдал честь совсем, то ли сделал это с большим запозданием и так же неуклюже, как трехлетний ребенок, пытающийся повторить воодушевивший его военный жест. Это было в финальном бою в первом среднем весе, в котором дрался американец Рой Джонс, и... мне, конечно, нетрудно найти в справочнике его имя, так как он стал олимпийским чемпионом, но есть ли в этом смысл. Я делал это много раз и тут же забывал. И дело вовсе не в том, что корейские имена трудны для запоминания. Просто мне это имя неинтересно, как и всему остальному миру.

Три раунда Рой Джонс форменным образом издевался над корейцем, бил на выбор любой удар и с любой руки, куражился, валял дурака, не напрягаясь показывая бокс, который я никогда в жизни не видел и вообще не знал, что он может быть. И все это только для того, чтобы судьи потом отдали победу... его сопернику!

Если бы золотая олимпийская медаль вручалась за самую крепкую голову, то кореец ее, безусловно, заслужил. После боя его пошатывало на ходу, и стоял он, когда его объявляли победителем, тоже не так чтобы очень прямо, но стоял ведь!

Все-таки японцы, из столетия в столетие обрушивавшие на несчастную Корею свою нерастраченную самурайскую любовь к людям, выливавшуюся в чуть ли не тотальное уничтожение всего, что попадалось им под руку, создали в конце концов своеобразную породу людей. Наш экс-чемпион мира среди профессионалов Юрий Арбачаков говорил мне не раз, что более тяжелых соперников, чем корейцы, у него не было.

Рой ДЖОНС И СЛАВА ЕГО ОТЦА

Рой Джонс был потрясен вместе со всем остальным миром. Настолько потрясен, что после Олимпиады далеко не сразу перешел в профессионалы, куда его звали все промоутеры на свете, потому что было ясно, что это не просто талант, а талант, которого, возможно, никогда еще не было.

Вопрос, откуда берутся гении, будут задавать всегда, и никогда не найдут на него ответа. Гении берутся ниоткуда. Просто, как когда-то говорили, ангел мимо пролетал, когда они рождались.

Можно, конечно, попытаться найти и рациональное объяснение. Так, в свое время много писали о том, что немного полоумный отец Роя, Рой Джонс-старший, в прошлом очень неплохой боксер, раскачивал подвесную колыбель своего новорожденного сына так, что она начинала биться о стену. Рой-маленький сначала ревел, а потом научился инстинктивно группироваться так, что ему не было больно, и даже перестал обращать на это внимание. Однако любой психотерапевт скажет, что эта, с позволения сказать, метода скорее способствовала бы формированию тревожного неврастенического характера, а не феноменальных боксерских навыков, хотя кто знает?

Так или иначе, но Рой боксирует так, как никто другой. Любой тренер пришел бы в ужас, если бы его ученик стал держать руки, особенно переднюю, левую, так низко, как Рой, потому что для него это неизбежно кончилось бы нокаутом если не в первом раунде, так во втором, а Джонсу — все ничего.

Люди становились олимпийскими чемпионами и чемпионами мира среди профессионалов, имея несколько наработанных комбинаций, а бывало, что и одну. Вся техника выдающегося, вне всяких сомнений, Джо Фрезера в конечном счете сводилась к тому, чтобы выйти на длинный левый боковой, и этого в сочетании, разумеется, с фантастически волевым характером хватило для того, чтобы один раз из трех все-таки победить великого Мохаммеда Али. А у Роя Джонса нет ни наработанных до полного автоматизма комбинаций, ни даже коронных ударов, потому что таковыми можно считать все его комбинации и все его удары.

Он действует "от противника" и только по факту. Никаких там рассуждении в стиле "если он дернется, чтобы ударить справа, я уйду в сторону и тоже пробью справа на опережение". Все делается на уровне инстинкта. Руки Джонса — это какие-то ракеты с самонаводящимися боеголовками. Если бы у американцев в Ираке их "умное оружие" хоть чуть-чуть напоминало руки Роя, они сразу уничтожили бы все военные объекты вместо того, чтобы с завидной регулярностью бить по своим.

Джонса невозможно застигнуть врасплох, потому что он читает противника. Он знает, что тот будет делать еще до того, как у этого бедолаги в его сознании и подсознании сложится хоть какой-то план его заведомо обреченных действий.

Рой ДЖОНС И СЛАВА ПРОФИ

После долгих рассуждении и размышлений Рой все-таки перешел в профессионалы, начав выступать в среднем весе (до 72,6 кг), и уже к пятому-шестому бою был готов драться за чемпионский титул. Но с его отцом, ставшим теперь его менеджером, произошла довольно странная метаморфоза. Если двадцать лет назад он не боялся ни за душевное, ни за физическое здоровье младенца, когда бил его колыбель о стену, то теперь он боялся всего, в результате чего первые три года своей карьеры Джонс потратил на бои с мешками.

И тогда Рой предпринял самый мужественный шаг в своей жизни: он сделал своего отца просто отцом, а ведение своих дел доверил профессиональным менеджерам.

Затрудняюсь сказать почему, но среди ведущих боксеров очень много выходцев из патриархальных семей. Один из самых неистовых бойцов современного ринга Артуро Гатти как огня боится свою мать. Оскар Де Ла Хойа мог легко пойти на конфликт со своим промоутером Бобом Арумом, но не со своим тираном-отцом, который всегда был и остается им недоволен. Так же относится к своему отцу и экс-чемпион мира Феликс Тринидад. Бунт против отца в таких семьях — это почти подвиг, к которому не стоит подходить с нашими общими мерками.

Говорят, что человек, несколько десятков лет державший в своих руках миллиард других людей, китайский коммунистический диктатор Мао Цзедун тоже начал свой путь с бунта против отца. Бунт этот заключался в том, что, когда отец в соответствии с местной традицией потребовал от него, чтобы он извинился за какой-то проступок, встав на колени, Мао отвоевал для себя право встать только на ОДНО колено, и это действительно было подвигом для того времени, того места и тех обстоятельств.

Рою Джонсу для того, чтобы сказать своему отцу, что тот больше не является его менеджером, потребовалось не меньшее мужество, но он его в себе нашел. Отец не мог простить его за это много лет, но в конце концов признал правоту сына.

Свой первый чемпионский титул, в среднем весе по версии WBC, Рой завоевал одной рукой, правой (левая у него была разбита еще на тренировке), но он так долго шел к своему первому чемпионскому бою, что ждать больше не мог. Его противником был нынешний абсолютный чемпион в этом весе Бернард Хопкинс, по сей день остающийся единственным человеком, который дал почти равный бой Рою Джонсу (правда, его однорукому варианту, что Хопкинс напрочь отказывается признавать). Джонс выиграл как минимум восемь раундов из двенадцати и стал чемпионом.

Рой ДЖОНС И СЛАВА ЕГО КОЛЛЕГ

В 1998 году, находясь в Нью-Йорке (предстояло взять интервью у Леннокса Льюиса), я попал на одну боксерскую тусовку. У двери в большой зал, где собралось самое разношерстное общество, стоял очень высокий и худой негр, по виду боксер-полутяж, а судя по устало-озлобленному взгляду — несостоявшийся чемпион. Одет он был во все черное, а на голове у него красовался великолепный убор, напоминавший здоровенную зеленую дыню с козырьком.

В качестве приветствия парень протянул мне для рукопожатия костистый кулак, весь покрытый мелкими шрамами, как я понимаю, от чужих выбитых зубов. Моей ладони не хватило, чтобы обхватить это внушительное орудие убийства.

Кажется, я непозволительно долго задержал свой взгляд на его бесподобном картузе, размышляя про себя, не лучше ли бы он выглядел, если бы его дынная часть не лежала, а стояла, но почувствовав на себе все темнеющий, как туча перед грозой, взгляд, по возможности доброжелательно посмотрел ему в глаза. Узнав, что я журналист, обладатель картуза заявил примерно следующее: "Вы, журналисты, пишущие о боксе, ничего в нем не понимаете. Особенно австралийцы".

Вывод о моей национальности он сделал, видимо, из того, что буквально за минуту до этого у него на глазах я довольно долго говорил о Косте Цзю с другим человеком, здоровенным негром в какой-то тюбетейке с бахромой и кисточками. В течение всего разговора эта тюбетейка ездила по обритой наголо голове моего собеседника из стороны в сторону и вообще жила своей интересной жизнью, как будто под ней сидело какое-то живое существо, которое ее все время и двигало в разные стороны. Если у меня когда-нибудь дойдут до этого руки, я обязательно напишу очерк о головных уборах, которые носят американцы вообще и представители боксерской тусовки в частности.

Понимая, что это может закончиться плачевно, я с большим трудом еще раз отвел глаза от картуза-дыни, который возымел надо мной поистине магнетическую власть, и уточнил, что не являюсь австралийцем, но, как выяснилось почти сразу, это не отложилось ни в его голове, ни в его картузе. "Ну, скажи мне, — продолжил он прерванную моим неуместным географическим замечанием мысль. — Кто сейчас лучший боксер: Джонс или Де Ла Хойа?" Я ответил, что, безусловно, Джонс, и тем самым прошел проверку на вшивость. "Все правильно, Осей (Aussie — разговорное "австралиец", — Прим. А.Б.), — сказал он. — Я его терпеть не могу, но он велик".

Тут лицо парня приняло такое гневно-кислое и даже несколько плаксивое выражение, что я мигом прочувствовал всю силу как его восхищения, так и его ненависти и понял, что лучше поскорее отчалить от этого нервного человека со всеми его неразрешимыми противоречиями, прятавшимися внутри интересного картуза, и отплыть по возможности подальше.

Рой ДЖОНС И СЛАВА СОПЕРНИКОВ

Говорят, что у Роя Джонса не было сильных соперников. По-моему, это не так. Просто самые сильные из них выглядели ничем не лучше самых слабых — перед гением все равны, как дети малые.

В первой половине 90-х все дрожали перед бывшим уличным торговцем наркотиков, а затем чемпионом мира по версии IBF последовательно в среднем (72,6 кг) и суперсреднем (76,2 кг) весах Джеймсом Тоуни по прозвищу Туши Свет. Американские журналисты тщательно старались найти в нем хоть что-нибудь хорошее. Наконец нашли: как-то, будучи в небывало хорошем расположении духа, он чуть-чуть улыбнулся ребенку. Тут же был сделан вывод, что что-то человеческое и человечное Тоуни все-таки не чуждо.

Туши Свет был настоящим злобным бесом, не ставшим убийцей только потому, что нашел способ, тоже вполне достойный, зарабатывать деньги другим способом. Он уже был достаточно опытным профессионалом, но все же время от времени выходил на улицу продавать дурь. Отказался от этого Тоуни только тогда, когда стал на ринге зарабатывать намного больше, чем на улице, и, по его собственным словам, только потому, что это подвергало риску его основной источник дохода. Вот такой милый прагматичный парень.

Но одной природной злобностью на американском ринге никого не удивишь и не напугаешь. Однако Тоуни был еще и выдающимся боксером, нокаутером, обладавшим очень приличной техникой и боевым инстинктом. В 1993-м и первой половине 1994-го большинство экспертов ставили его на второе место в списке лучших боксеров во всех весах вслед за Пирнеллом Уитакером, а многие, процентов тридцать, даже отдавали Туши Свету предпочтение.

Перед боем с Джонсом, который состоялся 18 ноября 1994 года, Тоуни был даже фаворитом, пусть и с минимальным отрывом: ставки принимались из расчета 6 — 5 в его пользу. И это при том, что Рой выступал на профессиональном ринге более 5 лет, почти полтора из них уже был чемпионом мира в среднем весе, и его гений был всем давно очевиден.

Однако вопреки всем ожиданиям на ринге Тоуни выглядел против Джонса абсолютно беспомощным. Рой, не напрягаясь, выигрывал раунд за раундом и, как обычно, даже не ставил себе целью нокаутировать противника. "Мне весело в бою", — любил повторять он, а веселье не сокращают.

В четвертом раунде взбешенный собственным бессилием Тоуни попытался передразнить Джонса. Он неловко спародировал его стойку, опустил руки — и тут же оказался на полу. То, что позволено Рою Джонсу, оказалось запрещено и Туши Светам, и Суши Веслам, и Сливай Маслам.

Монтелл Гриффин был хорошим и очень нестандартным боксером. Бой с ним 21 марта 1997 года складывался для Джонса нелегко. Нет, он выигрывал, но без блеска. Гриффин, наделенный почти таким же инстинктивным чувством соперника, как Джонс, боя не принимал. Он заставил Джонса атаковать, на что тот вовсе не настраивался и что ему вообще-то не слишком свойственно. Стихия Роя — контратака. Чтобы спровоцировать соперника на атаку, он делает совершенно немыслимые вещи, например, добровольно по собственному почину заходит в угол. А тут нате.

Рой взбесился. Впервые кто-то диктовал ему условия. В 7 — 8-м раундах он наконец-то приноровился к Гриффину, а в девятом достал его мощным ударом. Гриффина болтануло, но он устоял. Рой бросился его добивать, но Монтелл предусмотрительно встал на одно колено. То ли Джонса взбесил этот трусливый уход от атаки, то ли он просто не сумел остановиться, но он добил Гриффина, за что был дисквалифицирован.

Трудно сказать, почему его поражение вызвало такое озлобление в прессе. Может быть, потому, что Джонс уже столько лет отказывался потакать публике и экспертам. От него ждали нокаутов, а он выходил на ринг веселиться, смеяться над противником и выставлять его идиотом. И вот теперь на него спустили всех собак. Гриффин тоже стал говорить, что был на верном пути к победе, что не соответствовало действительности, и только Рой своими бесчестными действиями помешал ему выиграть.

В первый и единственный раз Рой рассвирепел. 7 августа 1997 года он вышел на ринг сам не свой и в первом же раунде послал Гриффина сначала в нокдаун, а потом и в нокаут. "Вы это хотели, вы это получили", — сказал он после боя. Больше довести его до такого состояния никто не мог, и он вновь принялся веселиться.

1 марта этого года Рой Джонс повеселился на зависть всем — в одну калитку победил чемпиона мира в тяжелом весе по версии WBA Джона Руиса. Можно сколько угодно говорить, что Руис — далеко не самый сильный тяжеловес и получил свой титул исключительно благодаря интригам промоутера Дона Кинга, но факт остается фактом: бывший средневес одолел вполне приличного тяжа, не оставив ему никаких шансов.

Вообще-то было бы глупо начинать выступление с тяжелом весе с самого сильного. И вот теперь Рой говорит, что остается в этой весовой категории и хочет встретиться с Холифилдом.

Если бы я имел допуск к обкусанному Тайсоном уху Эвандера, то до посинения орал бы в него, чтобы он ни в коем случае не шел на бой с Джонсом. Холифилд — один из самых выдающихся чемпионов в тяжелом весе, но на 41-м году жизни ему просто нечем побеждать Роя. Тот сделает из него дурака, как делал из всех, а Холифилд, четырехкратный чемпион мира в тяжелом весе, не заслужил такого унижения.

Кстати, не кто иной, как Майк Тайсон, битый Холифилдом в первом бою и откусивший ему тот самый кусок уха, чтобы уйти от поражения во втором, хотя он никогда не сознается в этом даже самому себе, недавно провозгласил Эвандера самым мужественным боксером в истории. Так, может быть, Эвандеру и стоит на этом остановиться и не строить из себя напоследок шута горохового? Хотя бы ради истории, которой он уже принадлежит.

Рой ДЖОНС И СЛАВА АНГЛИЙСКОГО ЯЗЫКА

Все в том же богатом для меня на события 1998 году мне довелось сидеть в пабе недалеко от Лондона, в графстве Кент, в одной теплой английской компании. Я совсем недавно вспомнил эту встречу совсем не в связи с боксом, а услышав искрометное выступление Михаила Задорнова, объявившего английский язык ущербным и годным разве что для общения с компьютером, так как, в частности, в английском существует только один вариант признания в любви — I love you, а вот, например, "впендюриться" по-английски никак не скажешь. Бедный наш сатирик с его плохим знанием иностранных языков и, видимо, ущемленным национальным чувством даже и не представляет себе, сколькими способами можно по-английски "впендюриться" и как заковыристо!

Итак, мы сидели в пабе и смотрели бой Роя Джонса с Лу Дель Валле. Обычный бой Роя, примечательный разве что тем, что в седьмом раунде он поскользнулся и судья ошибочно отсчитал ему нокдаун, единственный за всю его профессиональную карьеру.

Нас было человек семь, и с нами была всего одна женщина. Зато какая! Памела Андерсон по сравнению с ней просто стиральная доска. Когда мы рассаживались, то рядом с ней с одной стороны сел ее гордый ею друг, а за место с другой стороны поспорили сразу трое: каждый хотел потусоваться поближе к этому бюсту. Наконец, конфликт был улажен. До трансляции оставалось какое-то время. Результат боя уже был известен, так как это был повтор, и разговор пошел о том о сем.

Надо сказать, что за столом собрались в основном люди, говорившие на "кокни", лондонском просторечии, которое в последнее время стало даже как-то модно культивировать. К классическому английскому оно имеет примерно такое же отношение, как язык бабелевской Одессы — к литературному русскому. Возможно, Задорнову будет очень трудно себе это представить, но по-английски тоже можно сказать что-то вроде знаменитого "Беня знает за облаву", причем множеством способов.

Еще в английском, как известно, существует более ста слов для обозначения женской груди, с лихвой компенсирующих отсутствие уменьшительных и особенно увеличительных суффиксов, и львиная доля их была в тот вечер втихаря сказана. А когда началась трансляция матча, то пошло нечто такое, от чего бы покраснел сам поручик Ржевский. Цензура никогда не отступит так далеко, чтобы это можно было воспроизвести на бумаге. Могу только сказать, что самый рьяный англичанин шепотком говорил, что хотел провести бой с нашей дамой, которую, кстати, звали Дианой, но только при условии, что удары она будет наносить не руками, и мечтал пропускать их сотнями, особенно "overhand rights" (основной вариант кросса).

И вдруг все стихло. Мужички стали смотреть бокс. Дама неожиданно обиделась. Оказывается, для женщины внимания никогда не бывает слишком много. Девушка она была простая и, посмотрев по сторонам, тихонько сказала: "Bloody guys" (чертовы парни).

Точнее, это я подумал, что она это сказала. Я еще удивился, что она сказала "guys", так как это американизм, который англичане не очень любят, хотя и используют. И тут вдруг я сообразил, что нас всех скопом обидели. Она ведь говорила на "кокни", а там "эй" меняется на "ай". Так что она на самом деле сказала: "Bloody gays". Она ошиблась. Ни одного человека, имеющего хотя бы самое отдаленное отношение к этому племени там не было.

Впрочем, ей просто было обидно. Совсем ее добило то, когда самый ретивый, потому что самый пьяный, предложил ей выполнять роль девушки, которая носит карточки с номерами раундов в перерывах. Когда же она, очень уязвленная, спросила, где же она тут будет ходить, ей ответили: "Вокруг нашего стола".

Ну а потом произошло самое неожиданное. Она начала смотреть, сначала нехотя, а потом все больше увлекаясь. И именно Диана возмущалась громче всех, когда Джонсу ошибочно считали нокдаун.

Велика сила бокса. Под конец девушка просто млела к большому неудовольствию своего друга, и мне показалось, что Рой Джонс в тот день находился совсем не по ту сторону Атлантики, по которую следовало. Он вполне мог в тот день найти компанию получше, чем Лу Дель Валле, и имел хороший шанс отправиться в самый настоящий нокдаун, причем без всякого принуждения.

Александр БЕЛЕНЬКИЙ