Патрик РУА. Вратарь, который разговаривал со штангами

На прошлой неделе лучший голкипер в истории Канады, автор большинства вратарских рекордов НХЛ объявил о завершении своей карьеры

ПРОБЛЕМЫ ПРОИЗНОШЕНИЯ

Руа. Гхуаа. Уааа. Ааа. Англоязычные хоккейные комментаторы считали фамилию Патрика непроизносимой. В отличие от нас англосаксы из Нового Света к французскому никогда не питали излишне теплых чувств.

Но им, комментаторам, все же пришлось научиться выговаривать эту фамилию правильно и даже с франкским грассированием, потому что иного выхода у них не было. Ведь она принадлежала игроку, имевшему в Национальной хоккейной лиге статус абсолютного монарха. Во всяком случае, так считал он сам. И имел на это право. Ведь Roy (читается как Руа) в переводе с французского — "король".

Патрик Руа вышел на драфт НХЛ в 1984 году, когда хоккейный мир затаив дыхание ждал появления другого франкоязычного мессии — Марио Лемье. В отличие от Марио, Патрик пришел тихо, без фанфар. Более того, большинство скаутов и экспертов при упоминании фамилии Руа первым делом вспоминали его младшего брата Стефана, забивного форварда, выбранного на драфте годом позже (как и Патрика — под 51-м номером) и не вылезшего в итоге из фарм-клубов. Неэксперты же фамилию Руа вообще не упоминали, потому что коверкали ее на англосаксонский лад — "Рой".

Справедливости ради следует сказать, что особых причин относиться к Патрику по-другому тогда еще не было. Уроженец селения Сан-Фуа в пригородах Квебека в 15-летнем возрасте не смог даже попасть в местную юношескую команду. В Главной квебекской юниорской лиге Патрику нашлось место лишь в составе аутсайдера — клубе "Грэнби Байзонс". Как следствие, ничем особенным любительская карьера Руа отмечена не была: в своем последнем сезоне в "Грэнби" будущий король пропускал в среднем по пять-шесть голов за матч. На долговязом и худощавом пареньке вратарские доспехи болтались, подобно веригам. Его прыщавая физиономия вдохновила одного журналиста написать: "Он выглядит так, будто вот-вот поинтересуется, можно ли сводить вашу дочь на выпускной бал".

НА КОЛЕНИ

Дебютировал Патрик в сезоне-84/85: сыграл один период, отбил два броска. Слава богу, ничего не пропустил. Больше в том сезоне в НХЛ не появлялся. Искрометным такой дебют не назовешь. Лемье в это время уже вовсю занимался деловитым распихиванием шайб по воротам всех без исключения команд лиги. Весь остальной сезон Руа играл в "Грэнби", а как пришла пора плей-офф, был отправлен в АХЛ, в клуб "Шербрук Канадиенс". Там новичок выглядел великолепно, привел команду к победе в Кубке и был взят на заметку. В следующем сезоне Патрик уже был приглашен в основу, правда, пока лишь только третьим вратарем. Первым он стал уже ближе к плей-офф: костлявому подростку поначалу трудно было справиться с физическими нагрузками НХЛ.

Зато в плей-офф новичок стал непробиваем! "Монреаль"-86 выглядел неплохой командой. Неплохой, но не элитной, и 23-го в истории клуба чемпионства в том году не предрекали. Но в первом раунде был сметен с дороги "Бостон", а во втором убран очень сильный "Хартфорд" (победы канадцы добились лишь в овертайме седьмого матча). В полуфинале Руа выдержал натиск остроатакующих "Рейнджеров". В третьем матче серии он отразил 44 броска, 13 из них — в овертайме. Дожать в финале "Калгари" было уже делом техники, и худосочному голкиперу красно-бело-синих пришлось изрядно попыхтеть, поднимая сначала Кубок Стэнли, а затем — тяжеленный "Приз Конна Смайта", лучшему игроку плей-офф.

Пройдет семь лет, и Руа поднимет их снова. К тому времени он будет уже не мальчиком, но мужем: кости обрастут мышцами, лицо — безобразной "кубковой" бородой, имя — легендами, образ — эпитетами. За эти семь лет Патрик успеет, оттеснив на второй план кумиров того времени Гранта Фюра и Билла Рэнфорда, стать лучшим голкипером лиги и поставить все представления о вратарском искусстве с ног на голову.

Точнее — на колени.

НЕ "БАБОЧКОЙ" ЕДИНОЙ

Руа часто (и ошибочно) называют изобретателем вратарского стиля "баттерфляй" ("бабочка"). Это не совсем так. На самом деле первым "бабочником" был великий Глен Холл по прозвищу Мистер Голкипер, игравший в НХЛ (главным образом за "Чикаго") в 50 — 60-е годы. Холл стал первым вратарем, принимавшим броски, стоя на коленях, что в те годы было чревато болезненными и неприятными на вид травмами лица. После Холла "бабочку" взял на вооружение Берни Перан из "Филадельфии". Иногда так поигрывал и Тони Эспозито. Однако именно Руа удалось популяризировать ранее экзотический стиль, причем до такой степени, что к концу его карьеры примерно 90 процентов всех вратарей в лиге стояли в "баттерфляе".

Суть "бабочки" довольно проста: голкипер выдвигается вперед, уменьшая угол обстрела, и незадолго до броска резко садится на колени, расставляя ноги в стороны — наподобие крыльев (во времена Холла эту стойку иногда называли "парящий орел"). Нижняя часть ворот таким образом перекрывается напрочь. Под опорную ногу голкиперу теперь не бросишь. Даже объехать его проблематично, потому что расставленные ноги "держат" углы. Остается пытать счастья на "втором этаже", куда бросать труднее, да и там не так уж много места, не занятого здоровяком вратарем.

Руа, кстати, предпринимал все усилия к тому, чтобы места этого оставалось как можно меньше. Его худощавая фигура с покатыми плечами и болтающимися у колен руками производила обманчивое впечатление. Почти любую шайбу, пущенную верхом, Патрик мог "слямзить" своей неуловимой, как язык жабы, ловушкой. А под те, которые не мог, подставлял туловище, благо позиционное чутье у него феноменальное. Не менее феноменальным был и его безразмерный свитер — гибрид монашеской рясы и древнеримской тоги, которым он пользовался, как силком. НХЛ даже пришлось впоследствии ввести ограничения на размеры вратарской одежды.

Но не "бабочкой" единой брал свое Святой Патрик (франкоканадцы, как истинные католики, просто не могли придумать ему другое прозвище). Руа до мельчайших деталей понимал игру, знал стратегические нюансы нападения лучше иных форвардов, обладал сверхъестественным чутьем и прекрасным периферийным зрением. "Где-нибудь на трибунах кто-то уронит горсть поп-корна, — сказал как-то один из его тренеров, — и Патрик скажет вам, кто уронил, где и сколько".

А вдобавок ко всему этому у Патрика был его темперамент. И какой! В зависимости от болельщицких и человеческих пристрастий его можно было, не погрешив против истины, назвать: пламенным сердцем, болтливым хвастуном, неукротимым воином, самовлюбленным эгоистом, сорви-головой и бешеной фурией. При таком характере карьера Руа просто не могла протекать безоблачно. Слишком уж болезненно он реагировал на свои и командные неудачи. И когда в "Монреаль", выдохшийся после кубковой победы 93-го, пришел главный тренер Марио Трамбле, стало ясно: что-то произойдет. Трамбле хотел строгой дисциплины, полного подчинения своему авторитету. Руа хотел, чтобы его оставили в покое, чтобы дали быть самим собой, уважали, лелеяли. А больше всего Патрик хотел убраться из бесперспективной команды. Назревала буря...

ВАРВАРЫ

Это случилось в декабре 95-го, когда "Монреаль" был уничтожен у себя дома "Детройтом". 1:11! В последний раз над франкофонами так поглумились в 1939 году, и хоккей тогда был ни при чем. Алтарь Святого Патрика был разграблен, осквернен и сожжен варварами: за первые два периода Руа пропустил девять голов. Это было нечто невиданное и неслыханное. Впору было снимать с Королевской горы гигантский крест, установленный там отцом-основателем города Майзонневом, вешать амбарный замок на местный собор Нотр-Дам и поголовно переходить на английский язык.

Самым страшным было даже не то, что великий Руа напропускал "плюх" (в конце концов, уж один-то раз в карьере подобное случается практически с каждым), а то, что ему вообще позволили это сделать. Любой нормальный тренер, видя, что голкипер не в форме, сменит его уже после четвертого гола. Ну максимум — пятого. Ну шестого — но только если запасной вратарь слишком долго зашнуровывал коньки, или потерял ловушку, или упал и не мог встать. Трамбле оставил Патрика на площадке лишь из вредности, из желания унизить строптивого игрока. Трамбле решил выставить Руа на посмешище, показать, кто в доме хозяин.

Какую же глупость он допустил! Надо быть слепцом, чтобы не уметь предугадать, к какому результату может привести такой психологический эксперимент с Руа. С Патриком, точно знающим себе цену, с Патриком, не признающим авторитетов, с Патриком, обладающим стоицизмом, терпимостью и податливостью гремучей змеи.

Когда Трамбле наконец-то сменил Руа, тот демонстративно прошел вдоль скамейки запасных, миновал тренера и приблизился к президенту клуба Рону Кори, сидевшему в первом ряду трибун, непосредственно за спинами игроков. "Это была моя последняя игра за "Монреаль"!" - крикнул Патрик боссу. Круто развернулся и снова прошел мимо Трамбле, на этот раз задержавшись и смерив тренера уничтожающим взглядом, полным холодной ненависти.

"Ну погоди, — говорили голубые глаза Патрика, — ты еще меня припомнишь!" После чего двукратный обладатель Кубка Стэнли и национальный герой Квебека медленно и с достоинством ушел со стадиона. Эта сценка транслировалась в прямом эфире на всю Канаду. Слова, сказанные президенту,услышала вся страна. Патрик сдержал слово: его спина, скрывавшаяся под трибунами, дала возможность монреальским болельщикам в последний раз увидеть номер 33 на свитере любимого клуба.

Мелодрама длилась всего четыре дня: ровно столько, сколько нужно было Кори для того, чтобы подыскать Патрику новую команду. Но если бы за эти четыре дня началась третья мировая война или приземлились инопланетяне в Ванкувере, в монреальских газетах этим событиям было бы отведено место в "подвале".

Как ни странно, но обмен Руа в Монреале восприняли с пониманием. Никто не плевал вслед ушедшему голкиперу, но и остаться не умоляли. Возможно, болельщики так никогда и не смогли принять уроженца Квебека за своего, возможно, им надоели его эгоизм и чванливость, а может, все прекрасно понимали, что решение голкипера окончательное и слезами горю не поможешь. Да и ничем другим, вплоть до отставки Трамбле.

Такие люди, как Патрик, не бросают слов на ветер. А слова были недвусмысленными: Руа больше никогда и ни за что на свете не наденет прославленный свитер "руж-блю-э-блан".

ЧЕЛУБЕЙ И ПЕРЕСВЕТ

Патрик с детства мечтал играть за свой любимый "Квебек Нордикс", клуб, который провозглашал себя "командой истинных франкофонов". Когда-то вратарь "Северян" Даниэль Бушар подарил юному Руа свою клюшку, и впечатлительный мальчуган потом долго таскал ее за собой повсюду, даже в кровать.

Мечта сбылась: Патрика продали именно в этот клуб. Но сбылась слишком поздно: перед началом сезона "Северяне" оставили провинциальную столицу и рванули на юго-запад — в Денвер, где стали называться "Колорадо Эвеланш". Руа (в придачу с Майком Кином) отдали в обмен на трех очень приличных игроков — Мартина Ручински, Жоселина Тибо и Андрея Коваленко. Учитывая категорический отказ Руа оставаться в Монреале, сделка получилась весьма достойной.

Кроме того, не вполне было ясно, как гордец Патрик, знаменитость номер один в Монреале, будет чувствовать себя в нехоккейном Денвере. Оказалось, очень даже неплохо.

Обмен Руа в "Колорадо" стал едва ли не самым значительным событием в НХЛ последнего десятилетия. Сначала болельщик получил сочный скандал, потом лига обрела новый суперклуб. Патрик выбрался из деградирующего "Монреаля" и получил возможность сразиться за еще парочку Кубков Стэнли. А мы обрели соперничество "Колорадо" и "Детройта": противостояние, замешенное на такой искренней ненависти, на какую только могут быть способны не знакомые с культурой ультрас американские болельщики.

Конечно же, после 1:11 Патрик не мог не иметь зуб на "Красных Крыльев". Зуб этот разросся до размеров вставной челюсти, когда, приехав в Колорадо, Руа был вновь больно бит ненавистным "Детройтом" - 0:7. Но в плей-офф, в стихии Патрика, был заложен фундамент страшной вражды. "Лавины" нагло и уверенно давили блистательный "Детройт", не чураясь откровенной грязи и жестокости. Клод Лемье, едва не убивший Криса Дрэйпера (он швырнул того лицом на угол бортика), перерезал своего рода красную ленточку: с тех пор в отношениях этих двух американских клубов стал доминировать кавказский закон кровной мести.

Однако без Руа это противостояние потеряло бы многое. Чего только стоили его две драки с вратарями "Детройта" - Майком Верноном и Крисом Осгудом. Представьте себе Челубея, выжившего в битве с Пересветом и вернувшегося на следующий год — потягаться силушкой с Пересветовым младшим братом, скажем, Перегаром. Кто бы отказался от такой отечественной истории?! А в противоборстве "Лавины" с "Крыльями" это случалось чуть ли не каждый сезон, и все из-за неуемного темперамента Руа. Благодаря этому битвы "Детройта" и "Колорадо", и без того суперзрелищные, превращались в триллеры со спецэффектами и морем крови.

ЧУДАК

Голкиперы вообще народ, мягко говоря, странноватый. А Патрик Руа был странноватым даже по вратарским меркам. Взять хотя бы его набор предрассудков. Выходя на площадку, Патрик никогда не наступал на синюю или красную линию — просто перепрыгивал через них. А приехав в свою зону, становился лицом к воротам и некоторое время стоял неподвижно: разговаривал со штангами. Можно только попытаться представить себе, о чем. В последние годы Патрик начал чаще колдовать над клюшкой: перед каждым матчем писал на ней имена своих детей и обматывал гриф ровно на 60 оборотов изоленты — по одному на каждую минуту матча.

Не менее любопытны и его игровые чудачества.

Не будучи виртуозом игры с клюшкой, Патрик вечно лез за ворота, пытаясь выковырить шайбу около бортика и дать пас партнеру. Иногда это приводило к катастрофическим последствиям. Подобного рода "кунштюки" стали фирменным знаком Руа наравне со всеми его достижениями. В финале 2001 года против "Нью-Джерси" ошибка Руа стоила его команде гола, но голкипер сумел тогда собраться и привести команду к победе в серии. А год спустя в полуфинале с "Детройтом" (с кем же еще?!) случился постыднейший конфуз. Патрик, прижав шайбу ловушкой, резко встал и поднял руку вверх, словно Статуя свободы, — продемонстрировать, что, дескать, вот она, родимая, у меня. А "родимая" возьми да и выскользни из перчатки... Кошмарный гол, от которого любой вратарь выработал бы целый набор нервных тиков. Тем более что гол принес победу "Детройту", сравнявшему счет в серии. Два дня спустя Патрик был, что называется, разорван, и "Ред Уингз" отправился завоевывать еще один Кубок Стэнли.

При том, что Руа сумел добиться для себя в Денвере такого же статуса, как в Монреале, негативной прессы у него всегда хватало. Причем не только из-за подобного рода ошибок. В частности, политически корректной американской публике не нравилось то, что Руа всегда был готов критиковать своих партнеров, но никогда не признавал своей вины. Впрочем, время от времени ему удавалось достучаться до американского чувства юмора. Так, однажды, когда ему передали критику в свой адрес от Джереми Реника, Руа ответил: "Я не слышал, что он сказал, потому что заткнул уши двумя чемпионскими перстнями". Намек на отсутствие у Реника даже одного такого перстня был ясен, но все равно становилось страшновато. Перстней-то у Патрика на тот момент было три. Куда он дел третий, лучше было и не предполагать.

ПРОЩАЙ, КОРОЛЬ

Руа ушел из хоккея не на победной ноте. Его клуб не сумел удержать преимущество в серии с "Миннесотой", и последним матчем великой карьеры было поражение в овертайме со счетом 2:3. Впрочем, побед было более чем достаточно, больше, чем у кого-либо в истории лиги: 484 — в регулярном сезоне, 137 — в плей-офф. Патрику принадлежат почти все вратарские рекорды НХЛ. Большинство из них он отобрал у Терри Савчука по прозвищу Юки (переводится это просто — "хохол"), которого здесь принято считать лучшим голкипером всех времен и народов. Это последнее утверждение теперь вовсю пересматривается. Все-таки со статистикой не поспоришь.

Сравнивать вратарей двух разных эпох (Савчук играл в 50 — 60-е) — дело несерьезное. Наверняка Терри не обрадовался бы силе броска сегодняшних игроков. Ну а Патрик вряд ли бы чувствовал себя комфортно в тогдашних коньках и щитках. Но то, что достижения Патрика самые внушительные, очевидно. Отсутствуют в его копилке лишь победы на крупных международных соревнованиях. На Кубки Канады и Кубок мира его просто не брали, боялись темперамента. В Нагано он был повержен в полуфинальных буллитах Гашеком (единственным, кстати, кто может оспорить у него звание лучшего вратаря своего времени). А в Солт-Лейк-Сити Патрик попросту не поехал. Говорили, что назло Гретцки, который не включил его в число "неприкасаемых".

В Канаде, где к вопросам спортивного патриотизма относятся безумно серьезно, на него за это очень обиделись. И до конца не простили до сих пор. Святому Патрику, кстати, не могут простить на удивление многое. (Странно, не так ли? Святой ведь вроде.) И ссору с Трамбле, и чрезмерную гордыню, и небольшой семейный скандал, когда Патрик поссорился с женой из-за тещи (как же это по-нашему!), сорвал с петель пару дверей и за это едва не был посажен в тюрьму или депортирован пуританами американцами. Удивленная и перепуганная мадам Руа, кстати, выступала на суде в защиту мужа.

Даже уход Патрика из хоккея получился таким, чтобы, при наличии желания, его можно было в чем-то упрекнуть. Дело в том, что Руа объявил об отставке перед самым началом финала розыгрыша Кубка Стэнли. Это довольно грубое нарушение хоккейного этикета. НХЛ запрещает клубам делать какие-либо крупные публичные заявления во время финала, дабы не засорять эфир и не отвлекать внимание аудитории. Но, наверное, 37-летнему голкиперу, этому отчаянному честолюбцу, было невтерпеж наблюдать за тем, как мальчишка из "Анахайма" Жан-Себастьян Жигер, который и стал-то звездой, копируя Руа, перетягивает на себя одеяло вратарской славы. Вот и решил напоследок привлечь внимание к своей, куда более значительной, персоне.

И знаете что? Он это заслужил. Личности такого масштаба имеют право уходить тогда, когда им заблагорассудится. Уходить гордо, громко и величественно. Как король. И как рояль тоже. Потому что без него теперь чересчур просторно и очень пусто.

Слава МАЛАМУД
Вашингтон

Источник:
"Спорт-Экспресс"