Неоконченное письмо Джемме Фирсовой

Мне кажется, что женщины любят получать письма. Или я ошибаюсь? Но я-то хотел написать ей еще и потому, чтобы где-то там, в путанице строк поделиться потаенной любовью к ней.

“Джемма, здравствуйте...” Нет, лучше: “Уважаемая Джемма, я был потрясен услышанным от Вас...”

Все-таки по-другому: “Прежде хочу положить поклон, ибо поведанное Вами, Джемма, вызывает большое уважение к Вам, Человеку, гражданину...”

Витиевато, сразу бы быка за рога:

“Вы рассказывали, как Ваш отец, Сергей Фирсов, присутствовал на испытаниях ядерной бомбы на Тоцком полигоне...”

Письмо осталось неоконченным. Может, вы ей напишете, узнав историю ее жизни. Она прошла скалистым путем, который нам придется теперь во многом повторить.

Сергею Михайловичу Фирсову в конце сорок первого неожиданно разрешили взять жену и дочь, которые были эвакуированы в Свердловск, к себе. Что значит к себе — никак не могу понять поступка этого человека. К себе — на фронт. Знаю, они видели себя только вместе, но ведь законы войны не считаются ни с чем. Правда, Фирсов был начальником штаба инженерных войск, хоть сие как-то объясняет его поступок — ведь не пехотный комбат приглашал к себе жену и дочь. А служил он на Северо-Западном фронте, Втором Белорусском, Четвертом Украинском...

Его супруга Антонина Павловна работала в особом отделе, а вот для Джеммы мир часто ограничивался землянкой, окопом. Случались и вовсе критические ситуации, когда, например, они под Старой Руссой попали в окружение.Слушая обо всем этом, так и хотелось выпалить:

“Мама родная, что же тебя ждало, девочка?”

Ей всего седьмой годик. Как она была похожа на подсолнухи, которые теперь Джемма Сергеевна растит на балконе девятого этажа. Им бы, златокудрым, поиграть с полевым ветром, ан, кругом грязные карнизы.

Согласитесь, нелепо видеть в загаженном окопе платьице в горошек, вот и одевали ее в галифе и гимнастерку. Девочку можно выдать за мальчика, молодую — за старуху. Однако детство ничем не замаскируешь, не закамуфлируешь. Мишка, сын штабной машинистки Мили Горшковой, палил в нее из палки, хотя еще за день до этого стрелял из настоящего автомата. Немцы прорвали нашу оборону, и мальчишка оказался в болоте, где больше чем за неделю отсидки там покрылся весь чирьями и при этом все время вел бой, как говорится, до последнего.

А тут бегал за Джеммой и кричал: “Тра-та-та-та, тра-та-та-та...”

Так она росла. Ординарец отца дядя Петя — нянька. Приятели — адъютанты, шофера... За обеденным столом — со штабными офицерами. Папа, мама, ее дом — это все война. Видела прорвавшиеся немецкие танки и боялась темноты. Воровала с Мишкой горох и яблоки в селах, где останавливались, и находилась при отце, когда тот возводил двухкилометровую гать (рекорд Гиннеса, как она заметила) через Сиваш.

Тяжело переносила мучения раненых лошадей. Конь для нее и сказка, и красота, и сила, и вот — смертельная мука в больших глазах. А потом она порхала под кронами деревьев, которые представлялись ей сводами дворцов. Зрела горы трупов, а память вырывала недавнее время. Киев, где служил отец. Бабка ведет ее, совсем крохотную, на кладбище. Они останавливаются у памятника на могиле летчиков первой мировой войны. Не понимает, как же так: были живые, а теперь их нет — и не спит три ночи. И вот смерть наяву, обнаженная. Напрасно мать закрывает руками Джемме глаза, чтобы та не видела убитых, корчи лошади.

Все перемешалось. Героическое, страшное, лирическое, безысходное, романтическое, неведомое, таинственное, неожиданное, радостное, глубоко печальное ложилось на душу. И гремела неслышная музыка, которая прорвется потом, после; и писались невидимые строки, которые проявятся позже, вдруг; и в голове велась какая-то стенографическая запись, которую тоже расшифрует время. Уже будучи взрослой, Джемма напишет:

“Наверное, это определило все мои дальнейшие устремления, черты характера, все, что составляет сущность личности. Я оказалась тем человеком, “кто постиг сей мир в его минуты роковые”.

Будучи взрослой... В младенчестве такое не напишут. Кто-кто, но не Джемма. Я не придаю ей ореола исключительности, однако она постигала сей мир не в привычном его состоянии, пусть всегда и сложном, а в момент его самого сильного потрясения. Когда все в тебе заостряется, кровоточит, когда ответы на множество вопросов приходят сами собой, когда масштабность событий не осмысливается со стороны, а ты чувствуешь себя частицей, участником свершающегося. Может, что-то воспринимается и подсознательно, но воспринимается, и в конце концов обнажается.

Все у нее было не так.Мать рожала ее шестнадцать часов.

Первые произнесенные ею слова: “Ать-два...”

В детстве носила не платье, а галифе, гимнастерку и сапоги.В средней школе практически не училась, тем не менее в институт, где на каждое место было двадцать пять желающих, поступила сразу.

Однажды в рекламном объявлении ее назвали лауреатом Ленинской премии, хотя она не была им. Но станет, правда, через несколько лет.Ее голову изваял известный скульптор, но своему произведению дал имя другой женщины.

Так кто же она, у которой все не так? Режиссер. Актриса. Поэт. Боец.

Все в ее жизни “нетипично”, а нетипичных героев нигде не жалуют. Впрочем, чего тут нетипичного: ее отец здорово в свое время натерпелся, когда вступился за своих товарищей, рисковал, когда вопреки приказу заминировал на своем участке границу, ведущие к ней мосты и дороги, что здорово задержало, затормозило наступление немцев. Случись это не за день до начала войны, кто знает, как сложилась бы его судьба. Но волею обстоятельств мобильная инженерно-саперная группа, организованная Фирсовым, как говорится, на свой страх и риск, явилась прообразом новых воинских соединений, а сам он стал заметной фигурой во время войны.Конечно, это не то имя, что было на слуху. Мы очень мало знакомы с военными инженерами. Мучительная, героическая смерть генерала Карбышева...

А если бы она не была такой? Как знать, носила бы улица его имя, а ведь это был выдающийся инженер, Фирсов, автор ряда книг в своей области знаний, дружил с ним.

Отец строил дорогу на Памире, и родилась Джемма в Самарканде. Первые свои шаги сделала по плацу. Отсюда и первые слова, произнесенные ею: “ать-два”, а не “мама”, “папа”. И самая любимая песня: “Красная Армия, марш, марш вперед...”Как семью военного, судьба бросала их по всей стране. Перед войной — Каунас. А после нее Фирсовы поселяются в Калининграде (не подмосковном). Джемма читает какой-то роман Диккенса и вдруг приходит к выводу: чтобы постичь этого писателя, все, о чем он пишет в выбранной ею книге, надо прочесть его всего. Она делает это. К четырнадцати годам осилила “Капитал” и проштудировала еще множество самых неожиданных для нее книг. В школу почти не ходила — все сдавала экстерном. Во всяком случае помнит, не училась в первом, втором, третьем классе, кажется, пятом и седьмом. У нее была своя программа. И она следовала ей: к каждому учебнику прилагала еще кучу книг.

А их дом между тем заполняли новые люди. В Калининграде снимались фильмы “Встреча на Эльбе”, “Секретная миссия”. И к ним часто наведывались Александров, Ромм, Орлова, Тиссе, открывавшие перед девочкой мир творчества. Она вошла в него, светлый, большой, точно из каморки папы Карло. Вот вручили ей золотой ключик, и она отомкнула заветную дверь. Ведь уже искала профессию, где можно полностью раскрыться, реализоваться. Рисовала, ставила спектакли во дворе. С одиннадцати лет интересовалась психологией, психиатрией.И в семнадцать поступила в институт кинематографии.

Михаил Ромм напишет о ней:

“Она приехала из Калининграда (я знал ее отца). Меня просто поразили ее начитанность, общий высокий уровень развития, несомненная талантливость, энергия и воля. Если бывают прирожденные режиссеры, то у нее есть все для нашего дела”.

Училась на курсе А.Довженко. Потом получит серебряную медаль его имени за фильм “Память навсегда”. Снимает и пишет сценарии. Каждый ее фильм — событие: “Поезд в Революцию”, “Стокгольм, который помнит Ленина”, “Предупреждение об опасности...”. В ее руках перо и камера. Помню кадры, блестяще вылепленные ею. Точно рассеченное молнией и потрясенное громом небо, — вздрагиваешь, когда видишь “Сикстинскую мадонну” и молодую женщину, которая надевает противогаз и берет в руки младенца, тоже в противогазе. Неужели современную мадонну напишу такой — страх за это есть, и Фирсова кричит: “Остановитесь!”Фильм “Зима и весна сорок пятого” приносит ей Государственную премию, а за “Битву на Кавказе” в киноэпопее “Великая Отечественная” удостаивается Ленинской. Не женская приверженность к войне — да, но вспомните ее детство, прошедшее в “доме войны”. О своем творчестве Джемма Сергеевна говорит:

— Я никогда не ставила себе целью чередовать работу актерскую с режиссерской. Но чем больше у меня было работы в режиссуре, тем больше было работы актерской.Снимается в фильмах: “Сестры”, “Восемнадцатый год”, “Война и мир”, “Белая птица с черной отметиной”, “Вечер накануне Ивана Купалы”, “Черное солнце”, “Это сладкое слово — свобода”. Роли очень разные, но она и сама очень разная. Пишет стихи, лиричные, философские, раздумчивые... Печатается в солидных журналах. Темы самые неожиданные. О цесаревиче Алексее:

Жить нет силы От того, что было, И забыть — нет силы — Ничего! Как же ты, Россия, Заплатила За слезу ребенка — Одного!

Фирсова не живет в прошлом, она вся — в настоящем. Любимая кошка, подсолнухи на балконе, на стенах — почти три десятка крупных фотографий, где она едина во множественном числе, кажется, все отлетело в былое, но вот на столе появляется толстая тетрадь и я вижу стихотворения, напечатанные свежими датами, и мне хочется жить рядом с этим человеком.

Романтизм — на излете лета,

Романтизм — на изломе века,

—Мне спасительно.

Вам — нелепо, —

Вера в Бога и — в Человека”.

То, что они не думали о Господе, — известно. Так хоть бы позаботились о своей судьбе — это уж свойственно любому.

Едва осел ядовитый гриб, как Георгий Жуков на бронетранспортере, а вслед за ним Сергей Фирсов на “Победе” бросились к эпицентру взрыва. Никто не крикнул им, не ведавшим о последствиях этой поездки: “Остановитесь! Там ваша смерть!” И они мчались вперед и вперед — великий полководец и военный инженер, построивший тут, на Тоцком полигоне, штабные сооружения, из которых они только что наблюдали за испытанием ядерной бомбы. Их не остановили физики и медики, столько хорошего сделавшие для людей в ХХ веке. Они, знавшие, что их ждет, даже не предупредили об опасности. Ведь потом, спустя некоторое время, в тяжелых муках скончались не только Жуков с Фирсовым. Сколько их было тогда, людей на полигоне, подставивших себя под смертоносное облучение. Физики, медики, как же так?

Может, завораживающий, страшный гриб настолько поразил людей, что они оказались в шоке, оцепенении. Кто-то, очевидно, и крикнул запоздало в спины:

“Да, куда же вы, стойте!..”

Некоторые огульно обвиняют сейчас Жукова, что не считался-де с людьми, потерями. Но вот он сам идет на верную смерть, конечно же, догадываясь, пусть и подсознательно, о последствиях своего поступка. Его влечет неведомое, о котором он должен все разузнать, чтобы потом, сообразуясь с увиденным, отдать какие-то приказы. И Фирсов как инженер хочет знать о новом для себя.

И Джемма Сергеевна как бы несет карму отца. К ней обращается Роллан Сергиенко, автор памятных фильмов о Чернобыле, с просьбой написать рецензию на его первую ленту о катастрофе. Она делает это и одновременно поднимает такие проблемные пласты, что в тогдашнем Министерстве среднего машиностроения за головы схватились: “Не давать в печать”. На гранках, оттисках полос вижу, как марали ее, выводя из материала строку за строкой. Но и то, что увидело свет, впечатляло.Она сама едет в Чернобыль. И потрясена. Не спит четыре ночи, к ней идут люди, прочитавшие ее статью. Да, она уже кричала в своем фильме: “Остановитесь!”

Но там — о ядерном оружии, рядом с которым дисциплина, военный порядок. А тут...

Боже... И вдобавок — кругом ложь, вранье. Фирсова возвращается в Москву и на следующий день уходит с поста художественного руководителя документальной студии “Экран”. “Куда?” — вопрошают ее. “Заниматься экологией”.

Приходит в организацию, занимающуюся ранами Чернобыля, и целиком погружается в ее работу. Фирсова понимает, что взрыв реактора стал новой точкой отсчета в истории развития всей человеческой цивилизации. Ученые, расследующие катастрофу, поражены, что она, гуманитарий, свободно говорит на их языке. Ее вводят в Комиссию Верховного Совета СССР по рассмотрению причин аварии на Чернобыльской АЭС и оценке действий должностных лиц в послеаварийный период, где она является экспертом-координатором.

Вдумайтесь: эксперт-координатор — это же тот человек, который направляет работу специалистов. Ей же позвонили лет пять назад из Лондона как знатоку войны: “Приглашаем участвовать в создании фильма “Битва за Берлин”, — так почему бы не услышать стоны раненых в наши дни, стоны медленно умирающих людей.

Вот так: профессор, академик, академик, профессор и вдруг — журналист, который в четырехтомном экспертном заключении “Чернобыльская катастрофа: причины и последствия” редактирует второй раздел первого тома “Непосредственные причины аварии на Чернобыльской АЭС 26.04.86 г.”

И даже когда разгоняется ВС СССР, Фирсова вместе с друзьями-учеными решает не прекращать деятельность Постоянной экспертной группы, включившей в себя около 200 ведущих специалистов — представителей многих отраслей науки и техники России, Белоруссии, Украины.А потом Джемма Сергеевна впервые пишет блестящую рецензию-размышление на музыкальное произведение — органную симфонию “Чернобыль”.“Наверное, то, что я напишу, — это не только музыка Микаэла Таривердиева, исполненная Гарри Гродбергом, но в огромной степени — мой собственный мир образов и ассоциаций, моя боль и надежда, “мой Чернобыль”, который я не всегда и не во всем слышу согласно с автором и исполнителем. Но ключом к этому миру образов стала музыка”. И на страницах журналов, газет “объясняется в любви” другим композиторам, музыкантам. Сколько же в этой женщине граней?!Мы сидим втроем. Еще и Владислав Владиславович Микоша — ее супруг, известный оператор и режиссер, лауреат трех Сталинских и Государственной премий.

Его фронтовые кадры — золотой фонд отечественной кинодокументалистики. А фильм “Черноморцы” потряс Чарли Чаплина, который после его просмотра призвал открыть второй фронт.Их пути, Фирсовой и Микоши, часто пересекались во время войны, а познакомились они во время первого Всемирного фестиваля молодежи, который проходил в Москве в 1957 году. От судьбы не уйдешь. Она повелела им, взглянувшим в глаза войны, несправедливой смерти, быть вместе. Может, от них ожидалось какое-то общее творение, но достаточно того, что сделал каждый.Многолика эта штука, судьба. Иногда она решалась одной канцелярской скрепкой: прицепят какую-то бумажку к жизни человека, и — поворот, а то и развязка: или все к черту летит, или ты на коне. К счастью, Фирсова была и творцом своей судьбы. Ее всегда отличали интуиция, самостоятельность, некоторая отчужденность от мирской суеты, та самая отчужденность, коей побаиваются и любители совать нос не в свой огород, и так называемые доброжелатели. Конечно, не все писалось по ее сценарию. Как не бывает постоянно чистым небо, так не бывает и безоблачных судеб.

Кажется, Достоевский сказал, что жизнь без страданий — не жизнь...Все у нее так, как у обыкновенных людей. Лузгает семечки и растит подсолнухи на балконе, занимается по общественной линии делами подъезда и печет вкусные пироги...

Владимир ЧЕРТКОВ.