Кахетинская ветвистая: К портрету Трофима Лысенко

Пятьдесят лет назад в Москве состоялась знаменитая августовская сессия Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени В.И.Ленина (ВАСХНИЛ), где “народный академик” Трофим Лысенко окончательно разгромил генетику “как буржуазную лже-науку, ведущую человечество в тупик”. Вслед за этим последовали гонения...

Жертвами той сессии ВАСХНИЛ 1948 года стали более трех тысяч научных работников. Лысенко до сих пор остается фигурой противоречивой, во многом неразгаданной. Нужно было обладать особым гипнотическим даром, чтобы заморочить голову сначала Сталину, потом с не меньшим успехом — Хрущеву. В его карьере взлеты чередовались с провалами, но Лысенко всегда выходил сухим из воды.

Увенчанный лаврами, Лысенко не думал и не гадал, что каток войны может прокатиться и по его судьбе. Не прокатился, но задел. И очень больно. Младший брат в Харькове переметнулся к немцам, выступал со всякими заявлениями. Если бы братец погиб — никакой огласки! Так нет, остался в живых. Более того, после 1945-го всплыл где-то за границей.Лишало покоя и другое обстоятельство.

После войны год от года отношение к Лысенко становилось все прохладней. В кулуарах высоких совещаний все чаще слышалось: “Носится Трофим со своей яровизацией, а крестьяне знали о ней и при царе Горохе... Посадка картошки кусочками? Так по голодному году делали везде... Компосты? Еще Менделеев читал про них лекции...”Потом один за другим в защиту подлинного дарвинизма в печати выступили академик И.Шмальгаузен, профессора А.Формозов, С.Юдинцев, Д.Сабинин. От этих еще можно было как-нибудь отболтаться. Но вот от ЦК партии...

Там в это время быстро выдвигался молодой Юрий Жданов: скромный до застенчивости, невысокого роста, юноша с печальными голубыми глазами. Перед войной он закончил химфак МГУ, серьезно увлекался биологией и особенно генетикой. А теперь решил разобраться с лысенковщиной. Для этого ему пришлось возобновить знакомства с учеными, вспомнить времена, когда он сам ставил опыты по генетике и убеждался в точности выводов науки о наследственности. Постепенно накопились целые исследования о несостоятельности воззрений Лысенко.

Весной 1948 года в Политехническом музее на семинар собрались со всей страны лекторы крайкомов, обкомов и компартий союзных республик. С трибуны неслись неслыханные оценки: Лысенко монополизировал науку, вводит в заблуждение производство, шельмует добросовестных ученых.

Это было разоблачение идола, которому еще вчера поклонялись. Читая доклад, Юрий Жданов не знал, что его слушают не только в зале. В соседней радиофицированной комнате сидели официальный биограф Сталина академик М.Митин и Т.Лысенко. Они вели торопливые записи и оба багровели. Нет, оскорбленный Трофим не ворвался в большую аудиторию, его не хватил удар.

Лысенко в тот же день написал письмо И.Сталину и А.Жданову с просьбой освободить его от обязанностей президента академии, дабы уйти от огня врагов мичуринской агробиологии и сосредоточиться на практической работе. Это был одновременно вызов и намек. Мне, мол, есть что сказать на полях.

Это через многие годы все стало ясно-понятно, а тогда? Лысенко как бы стоял в одном ряду с украинскими свекловодами-пятисотницами, с кукурузным рекордсменом Марком Озерным, алтайской звеньевой Сергеевой, превысившей урожай пшеницы в 100 центнеров... Что касается генетиков, то они таких чудес не обещали. А разоренной деревне нужен был хлеб.

Прошел слух, что опять появилась возможность создать пшеницу, способную давать в 5—10 раз больше зерна, чем обыкновенные сорта. Интерес к этой чудо-пшенице появился еще перед войной, когда на весь свет разнеслась новость о том, что простая колхозница из Средней Азии Муслима Багиева получила диковинный урожай, посеяв ветвистую пшеницу. Но после войны у самой Багриевой дело почему-то разладилось, пшеница перестала ветвиться, зато в Грузии семена ее пшеницы якобы обновили и улучшили.

Оказывается, еще в 1946 году из Кахетии в Москву был отправлен снопик ветвистой пшеницы, и без всякой проверки в Государственную сортовую книгу была внесена запись о сорте, названном “кахетинская ветвистая”.

Сталин вызвал Лысенко и передал ему пакетик с 210 граммами “кахетинской”, высказав пожелание, чтобы пшеницу испытали, а если чудо подтвердится, размножили и перенесли на поля как можно быстрее. Лысенко пакетик тогда взял, памятуя о брате. Важно и то, что Сталин вызвал к себе Лысенко в то время, когда другие отворачивались от “босоногого агронома”. С учетом сложившихся обстоятельств это был новый поворот в его жизни.Трофим знал: никакого проку от ветвистой не будет, зряшное это дело.

Еще в 1828 году Н.Щеглов, в 1838 году М.Спафарьев, а в 50-е годы того же XIX века более двадцати русских ученых описывали неудачи с этой пшеницей.Профессор Бажанов отмечал:“...Многоколосная пшеница, как изнеженное чадо, требует, кроме тучной земли редкого сева, она не переносит даже легкого мороза и терпит более других простых пород от головни и ржавчины. Хотя каждый отдельный ее колос приносит более зерна, нежели колосья простых пород, но при соображении общего умолота всех колосьев с известной меры земли всегда открывается, что многоколосная пшеница не прибыльнее простых...

”Ничего этого Лысенко Сталину объяснять при той встрече не стал. Почему? В силу ограниченной образованности мог не знать? Нет, знал. Подтверждением тому могла бы стать предвоенная фотография отца президента ВАСХНИЛ, где Денис Никанорович держал в руках колосья этой самой ветвистой в окружении земляков.

Снимок Дениса Лысенко был опубликован в газете “Социалистическое земледелие” с такой подписью: “Отец академика Лысенко — Денис Никанорович Лысенко, заведующий хатой-лабораторией колхоза “Большевистский путь” (Карловский район Харьковской области), посеял на 60 опытных участках разные сорта зерновых и овощных культур.Беря пакетик с “кахетинской”, Лысенко сознательно затевал очередную авантюру. Ближайшим своим приспешникам — Авакяну, Долгушину и Колеснику он поручил срочно размножить семена, одновременно улучшая продуктивность пшеницы, чтобы “в предельно короткие сроки двинуть ее на просторы колхозных и совхозных полей”.

С этой целью Авакян вместе с Денисом Никаноровичем Лысенко высеял семена на грядках. Растения получились пышными. Колесник увез часть урожая на Украину, чтобы размножить ветвистую и там. Долгушин принялся переделывать ее в озимую форму.Комбайну еще нечего было делать на тех “полях”, а литавры уже гремели. К этому сам Т.Д.Лысенко добавлял:“...Ветвистая пшеница дает... по пятьдесят, семьдесят пять, по сто и даже больше центнеров с гектара, урожай сам-сто должен стать в ближайшие годы для нас средним!”...

Отправив письмо Сталину и Жданову, Лысенко вел себя так, будто ничего не случилось. Он никого не расспрашивал, и без того зная, что разговоры о семинаре в Политехническом будоражат не только Москву. Понимал и то, что Сталин не вдруг прочитает письмо, а если и прочитает, то может ответить не сразу. Поэтому он навестил министра сельского хозяйства И.А.Бенедиктова и объявил, что пора докладывать Иосифу Виссарионовичу о результатах переделки ветвистой пшеницы.

Докладную записку, образцы растений и предложения по внедрению со всеми расчетами он уже приготовил.По тому, как его встретили в Кремле, Трофим понял, что с опасениями по поводу брата пронесло и теперь можно обрушиться на врагов. Упирал на то, что не хочет больше иметь с ними дело, пусть оставят его в покое, дадут возможность целиком сосредоточиться на конкретной практике, сделать рывок в хлебной проблеме. При этом как бы невзначай подкидывал тезисы о порочности вейсманизма-морганизма, низкопоклонства перед Западом, заблуждениях доморощенных горе-генетиков...

Доложив о последних опытах, Трофим на прощание попросил разрешения включить в государственный реестр новый сорт под названием “Сталинская ветвистая”.Все дальнейшее походило на камнепад. Выборы на вакантные должности в ВАСХНИЛ отменили, а в академики назначили три десятка приближенных президента. В их числе Авакян, Долгушин, Колесник, Презент, Лаптев, Ольшанский...

А еще через два дня открылась печально известная августовская сессия академии, где были разгромлены все здоровые силы биологии.После доклада Лысенко участников сессии на автобусах повезли в Горки Ленинские осмотреть триумфальные достижения “последователей Мичурина”.

Про это писали так: “И они увидели стеной стоящую пшеницу, незнакомую земледельцам, с громадами ветвистых колосьев на каждом стебле. Пять граммов зерна было в каждом колосе, кулек семян дал урожай шесть центнеров с гектара — и рядом текла простая подмосковная речка Пахра, а невдалеке белел дом, где 24 года назад умер Ленин.Над этой пшеницей, по сталинскому заданию, работает сейчас Лысенко со своими сотрудниками, академиками А.А.Авакяном и Д.А.Долгушиным.

И когда заколосится она не на опытных, а на колхозных полях, не будет такой области на широте Москвы, которая не сможет прожить своим хлебом.Да, всем было видно, с чем пришли мичуринцы на сессию”.Был на сессии и всегдашний союзник Лысенко директор Института Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина академик Митин. Вновь громил, разоблачал, бичевал идеологических врагов.Ну, а что пылкий Юрий Жданов?

Написал в “Правду” короткое покаяние, признал, что “недостаточно разобрался в истории вопроса, неправильно построил фронт борьбы за мичуринское учение”, обещал делом исправить ошибки. К тому же угораздило его стать очередным мужем дочери Сталина Светланы Аллилуевой, а потом оказаться выдворенным из Москвы на Дон.

Работал в ростовском обкоме, был ректором университета и наконец руководителем Северо-Кавказского отделения Академии наук СССР....Только вот ни под Москвой, ни в донских степях никакая пшеница так и не заветвилась до сих пор.

Анатолий ИВАЩЕНКО.