Держи меня, соломинка, держи

Маша рывком очнулась ото сна. Села на кровати, прижавшись голой спиной к прохладной стене. Сердце раненой птицей металось в груди, судорогой опоясало горло. Снова приснился кошмар, мрачный и навязчивый, как тень. Она опять тонула в маленьком пруду, напрасно цепляясь за скользкие стебли кувшинок. Другой опоры нет, и звать на помощь некого. Теплая и густая, словно парное молоко, вода вот-вот возьмет верх, занавесом сомкнется над головою

Семейные баталии

Маша так и не научилась плавать. Сидя на берегу, она всякий раз с недоумением наблюдала восторг купальщиков, не понимая, что за удовольствие они находят в прохладных речных объятиях. Она с детства боялась воды, и даже палящее солнце – неизменный пляжный светильник – было ей не мило.

Маше было 7 лет, когда она едва не погибла. В то злополучное лето семья Синицыных гостила в деревне у деда. Сельский пруд день напролет кишел ребятней, и только младшая «синичка» в розовых плавках продолжала резвиться на суше, настойчиво отбиваясь от шутливых попыток сверстников затащить ее в воду. В какой-то момент неожиданно сзади чьи-то сильные руки схватили ее за подмышки, оторвали от земли и с размаху кинули в пруд. Больно ударившись о водную гладь, девочка стала тонуть. Неизвестный дядька за волосы вытянул ее на берег, уложил на траву. И покуда взрослые выхаживали Машу, вокруг бесновались подростки, с диким хохотом изображая, как отчаянно и нелепо колотила руками по воде испуганная девочка.

Таким варварским способом отец Маши хотел научить ее плавать. Неудача его разозлила. Вместо того, чтобы покаяться и пожалеть дочь, он грубо пихнул ее кулаком в спину:

– Иди домой – и там реви! У всех дети как дети, а мне достался рахит.

Владимир Алексеевич – по профессии военный – не находил покоя в мирной жизни, и поэтому, наверное, вечно скандалил с кем ни попадя. Послушать его, так все вокруг поголовно были если не «сволочью», то «тупицей». Не достигнувший особых высот на профессиональном поприще, в семейном кругу он мнил себя генералом. С женой общался в приказном тоне, и та, опасаясь расправы, выполняла все его капризы на «ать-два». К Маше «батя» особенно не цеплялся: он потерял интерес к девочке, едва она появилась на свет. Ему-то хотелось, конечно, мальчишку, чтобы воспитать из него настоящего воина. А от девицы какой прок Отечеству? Одни убытки.

Но отцовскому небрежению вопреки Машка выросла девицей дерзкой и строптивой. Не пацанкой, не разгильдяйкой – на рожон не лезла, но и себя в обиду не давала. Мать – несчастную солдатку – Маша жалела, и, хоть та не искала покровительства повзрослевшей дочери, периодически билась на ее стороне. Билась буквально, размахивая табуретом перед самым носом разъяренного, как обычно без причины, отца. Точку в конфликте, как ни странно, поставила мать, обычно нерешительная и молчаливая.

– Меня уж не спасти, дочка, и ты мне душу не рви, – сказала Маше мать. – Больно ведь смотреть, как вы с отцом воюете. Чего доброго, пришибет он тебя. Ты теперь большенькая, в институте учишься... Ступай на волю.

Оборотень

Машка на мать не обиделась: собрала вещи - и съехала в студенческую общагу. Но и там не прижилась. Ее воротило от жалкой, до мерзости неопрятной коллективной бытовухи и пошлого панибратства.

Единственной гаванью спасения для отшельницы оставался дом ее лучшей подруги, куда Маша была вхожа с детства, где ее знали и даже любили. Там тоже верховодил мужчина – глава семейства Виктор Степанович. Мужик властный и горячий, даром что начальник крупного предприятия, он своих дам гонял будь здоров. Но зато сполна расплачивался с ними за беспокойство и звонкой монетой, и благодарной лаской.

В глубине души Маша боготворила Виктора Степановича и считала своим духовным отцом. Он без труда помог устроиться своей протеже на работу не в ущерб учебе и на собственные деньги снял для нее квартиру. Правда, о последнем своем благодеянии дядя Витя велел Маше молчать, и даже Ленуське нерассказывать.

Наконец Машка вздохнула с облегчением. Ощутив бешеный эмоциональный подъем, она без устали успевала все: и на лекциях бывать, и на работе, и хлопотать по хозяйству. Частым визитам Виктора Степановича Маша была только рада, принимая их за отцовское участие в своей судьбе. Она не замечала или не хотела замечать, что дружеские объятия дяди Вити день ото дня становятся все крепче и жарче. И даже когда Виктор Степанович целовал ее в губы, в голове девушки не возникало тени сомнения в чисто платонической привязанности к ней щедрого благодетеля.

Одежда спала с нее раньше наивной слепоты. Мгновенно прозрев и ужаснувшись происходящему, глупышка предприняла слабую попытку вежливо(!) отстранить от себя Виктора Степановича, а после безвольно обмякла в его настойчивых объятиях. Он не говорил, что за все надо платить – она сама так решила.

Потом дядя Витя клялся в любви и сулил за взаимность и молчание золотые горы. А Маша глядела на старого знакомого по-новому – с ненавистью и обидой. Дядя Витя в плавках, с волосатой спиной и заплывшими боками более не казался ей близким и родным.

Чудаки и чудо

Машку охватила жестокая апатия, ей опостылело жить – одинокой и никому ненужной. Сначала она бросила работу, потом учебу, а в-третьих, саданула промеж ног своему благодетелю, когда он в другой раз пришел ее проведать. Обрубила все концы и поплелась в городской парк – топиться. Была поздняя осень, собачий холод.Машка довольно долго сидела на корточках у самой кромки воды. Раздумывала, не отложить ли казнь до лета, оглядывалась на прошлое и пристально всматривалась в будущее. Но кругом была лишь туманная беспросветная поземка.

Самоубийца медленно вошла в воду, путаясь в длинных полах плаща и по щиколотку увязая в иле. Стоя по пояс в ледяной воде, она снова задумалась, идти ли ей дальше или нырять. Кто-то сзади дернул ее за плечо. От неожиданности, не удержав равновесия, Маша плюхнулась в воду и начала судорожно карабкаться к берегу. Там с махровой простынью наготове ее встречала габаритная бабка в спортивном купальнике. Теряя сознание, Маша рухнула в ее объятия.

Антонина Петровна – пенсионерка – вкуса к жизни никогда не теряла. Знакомые считали ее экстравагантной чудачкой, а ей нравилось удивлять и удивляться. То она приспособит свою квартиру под приют для бездомных животных и всеми правдами и неправдами навязывает своих питомцев прохожим. То заделается чревовещательницей и устраивает у себя дома коллективные спиритические сеансы. И вот с некоторых пор еще стала моржом-одиночкой. А последним ее увлечением стала материнская опека над бедной Машей.

Тетя Тоня дважды вытаскивала Машу с того света, сначала, когда та надумала топиться, потом, когда девушка балансировала на грани жизни и смерти , лежа на больничной койке с тяжелым воспалением легких. Добрая чудачка приютила девушку в своем доме, а на ироничные вопросы соседей отвечала, что Машка – ее незаконнорожденная дочь, в младенчестве похищенная при таинственных обстоятельствах и волею случая благополучно обретенная вновь. Соседи за спиной у Антонины крутили пальцем у виска, а Маша хохотала от души. Тетя Тоня, прирожденная клоунесса, могла рассмешить покойника, а не то что рано отчаявшуюся девчонку. Она начревовещала Машке богатый дом, покладистого мужа и тройню гениальных младенцев. Прежде умиравшая от тоски и одиночества Маша теперь погибала от смеха. И эта регулярная смехотерапия вернула ее к жизни: она восстановилась в институте, нашла новую работу и, напоследок, по уши влюбилась в однокурсника, доброго и забавного парнишку.

Иногда ей все еще снился злосчастный пруд, но мрачное сновидение отступало перед радужной красотой жизни, само утопало в таинственных пучинах подсознания.

Надежда Шувалова
Источник: Орловский меридиан "> Орловский меридиан