"На галере нужно держаться вместе… " (исповедь легионера)

Французский Иностранный легион свою деятельность старается не афишировать. Оно и понятно: на протяжении полутора веков Франция при защите собственных интересов и расширении сферы влияния в странах третьего мира зачастую использовала легионеров-контрактников в качестве пушечного мяса, их руками делалась самая грязная либо самая рутинная работа. Тем не менее желающих примерить белое кепи «солдата удачи» всегда было предостаточно, а с падением «железного занавеса» среди новобранцев все чаще стала звучать русская речь
Мой собеседник демобилизовался из Иностранного легиона в 2001 году в звании капрала, отслужив пять лет в Первом саперном полку. Его регистрационный номер — 188021. А вот имя и фамилию он попросил не называть: ему неизвестно отношение нашего государства к такому поступку. Все-таки он гражданин Беларуси, хотя и имеет вид на жительство во Франции.

— Сегодня у меня перед легионом нет никаких обязательств, — сказал сидящий напротив молодой человек, закуривая сигарету. — Я свое отслужил. Поэтому можешь спрашивать обо всем, что тебя интересует.

— Что ж, тогда открой «военную тайну»: кто и как поступает в легион?

— Путь в легион открыт для всех желающих, независимо от расовой, религиозной и прочих принадлежностей. В 2000 году здесь несли службу 7,5 тысячи контрактников (в 1996 году — 9 тысяч) более чем сотни национальностей. Примечательно, что 26 процентов от общей численности составляют русскоязычные граждане, то есть выходцы из стран бывшего СССР. Белорусов насчитывается, думаю, примерно 5 процентов. Во время службы я «пересекался» с ребятами из Минска, Гродно, Бреста…

— Бытует мнение, что в легионе находят убежище сомнительные личности, которые не в ладу с законом…

— Позиция нынешних офицеров, а тем более их предшественников, такова. Легион — своего рода чистилище. Человеку дается шанс искупить потом и кровью свои предыдущие грехи, реабилитировать собственное имя, и под знаменами Иностранного легиона заслужить право на дальнейшую достойную жизнь. Сегодня во Франции осужденным по определенным уголовным статьям предлагается в качестве альтернативы тюремному заключению служба в легионе.

Командование легиона прилагает максимум усилий, чтобы навести справки о том или ином кандидате, и если удается узнать, что он скрывается от правосудия, решение о зачислении или не зачислении его на службу принимается исходя из степени тяжести совершенных им проступков. Если человека разыскивают, скажем, Интерпол или ФБР, у него практически нет шансов стать легионером. Многое зависит от страны, из которой он прибыл. Например, Китай. Я не уверен, что французская служба безопасности может добыть интересующие сведения о каком-нибудь китайском крестьянине. То же касается стран бывшего СССР. Среди русских, с которыми я поддерживал дружественные отношения, были люди с богатым криминальным прошлым. Они действительно скрывались в легионе от уголовного преследования. В то же время один мой соотечественник, минчанин, с которым, кстати, буквально на днях мы встретились здесь, посидели в кафе, до легиона работал в правоохранительных органах.

— Что тебя побудило завербоваться?

— В 1996 году я окончил филфак БГУ, получил диплом. Что мне светило? Преподавать в школе русский язык и литературу и получать соответствующую зарплату. Мне это было неинтересно. Пожалуй, единственным увлечением была французская культура — литература, кино, театр… Однажды через своих знакомых во Франции я получил издаваемый Иностранным легионом журнал «Кепи блан» («Белое кепи»). Таким образом у меня появилось кое-какое представление о легионе, оказались адреса сборных пунктов, всего их десятка полтора. Ближайший находился на франко-германской границе — в Страсбурге. Туда я после недолгих раздумий и направил стопы. Для меня это был реальный шанс поближе познакомиться с Францией.

— Как тебя встретили на чужбине?

— По указанному адресу размещалось небольшое строение на окраине города. Вокруг забор, на котором написано по-французски: «Иностранный легион». Приехал я в воскресенье, постучал, мне в ответ: «Приходи завтра». Делать нечего, устроился на ночлег в оранжерее ботанического сада, на лавочке. Вверху аисты летают, внизу — полицейские на велосипедах. Ни те, ни другие не обращали на меня ни малейшего внимания. К утру сильно простыл, все-таки сентябрь был на дворе. Явился в сборный пункт снова, сказал: «Хочу служить в Иностранном легионе». Говорил на немецком, поскольку знал этот язык гораздо лучше, чем французский. Кстати, знать иностранный язык не обязательно, там научат. Меня впустили, забрали все личные вещи, деньги и паспорт — это единственный документ, который требуется. Далее последовал первичный медосмотр: проверили глаза, зубы, осмотрели шрамы на теле — не было ли серьезных ранений или операций. Показали видеокассету о том, что меня ожидает в случае моего согласия стать легионером: строевая и боевая подготовка, условия проживания и прочее. Я сказал: «Гут», и с этой минуты фактически больше себе не принадлежал.

— Но контракт, как я понимаю, еще не был заключен, и впереди тебя ожидали «вступительные экзамены»?

— Совершенно верно. В Страсбурге меня переодели в спортивный костюм и отвезли в административный полк в Абань, где формируются подразделения. Там новобранцы должны пройти три теста. Один из основных — тест Купера — заключался в том, чтобы за 12 минут пробежать как минимум 2,5 километра. Я одолел расстояние в 2,7 километра, в общем,норматив выполнил. А вот один чернокожий умудрился пробежать эту же дистанцию за… 3,5 минуты. И его сразу же отчислили.

— Боялись, что сбежит?

— Дело в том, что легион формирует серую, послушную солдатскую массу, пушечное мясо. Он сам растит и воспитывает своих солдат, от которых требуется беспрекословное подчинение и точное выполнение приказа. Легиону не нужны личности, которые хоть чем-то выделяются на фоне остальных. Вот характерный случай. В Абани среди нас были два югослава, братья-близнецы, которые участвовали в военных операциях в Косово. Настоящие бойцы, только что из окопов, обстрелянные, физически очень сильные и очень агрессивные. Они считали себя эдакими суперменами, которых должны взять на службу без всяких испытаний. В чем-то они, конечно, были правы, но экзаменаторы решили иначе и указали им на дверь.
— Однако вернемся к тестам…

— Кроме бега нужно было сделать за определенное время 40 приседаний с последующим измерением пульса, 5 раз подтянуться на перекладине и 10 раз отжаться от пола.

— На уроках физкультуры в нашей школе нормативы и то посерьезнее…

— Все новобранцы из Восточной Европы откровенно смеялись, услышав об этих заданиях. Чего не скажешь о многих французах, португальцах, немцах — висят на перекладине, как сосиски.

Наконец, последний тест - интеллектуально-психологический: ты должен соответствовать общему уровню — NG. Тоже ничего сложного.

Пробыл я в Абани около двух недель, подписал контракт сроком на пять лет и был направлен в инструкционный полк, что в 53-х километрах от Тулузы. Здесь каждый новобранец в течение четырех месяцев проходит курс пехотинца. Это строевая и боевая подготовка, кросс, спортивные упражнения и игры, марш-броски с полным боекомплектом (вес рюкзака — 11–15 кг). За каждым солдатом закрепляется личное оружие — французский автомат «Фамас». Это самое распространенное французское стрелковое оружие.

— Каковы основные пункты контракта?

— Во время прохождения службы нельзя жениться (принимают в легион только холостых), приобретать недвижимость, ездить во время отпуска домой без особого на то разрешения. Обычно навестить родных легионеру удается не раньше чем через 3–4 года службы, отпуска он проводит только во Франции.

— Может ли иностранец, рекрутированный в легион, получить французское гражданство?

— Может, но только в случае боевого ранения и получения инвалидности. Я был знаком с такими «счастливчиками». Несколько легионеров-миротворцев, среди которых был один белорус, подорвались на мине в Югославии, остались живы. Им тут же предложили французское гражданство.

— Куда тебя распределили после инструкционного полка, чему обучали?

— Я служил в Первом саперном полку, в компании (роте по-нашему) «амфибий» — боевых пловцов. Обучали разным тонкостям саперного ремесла: обезвреживанию и установке взрывных устройств на различных объектах на суше и в воде (мосты, пляжи, электростанции), возведению препятствий для пехоты и всей движущейся по земле техники, переправе через реки и тому подобное. Когда мы работали в Бельгии — это был 1999 год — ключевым моментом нашей подготовки являлось умение взорвать самые сложные и крепкие по своей конструкции мосты в случае танковой атаки России на Западную Европу.

— Неужели всерьез рассматривался такой поворот событий?

— Я лишь констатирую факт.

— В легионе служат люди разных национальностей, и если возникнет какой-то военный конфликт, разве сможет русский или, скажем, поляк поднять автомат на своих же соотечественников ?

— Лично для меня такой дилеммы не существует. Как-то мы всей ротой отмечали Рождество, и наш командир, капитан Клей, спросил у меня за бокалом вина: «Если бы Иностранный легион должен был осуществлять операции против белорусского государства, какова была бы твоя реакция?» Я сказал: «Конечно, я сражался бы на стороне своей Родины». И мой ответ его, в общем-то, не удивил. В этой связи стоит отметить одну особенность. Руководство легиона не может себе позволить взять на службу граждан того или иного государства более определенного процента. В противном случае контроль над организацией в целом будет ослаблен.

— Доводилось участвовать в боевых операциях?

— Наша рота была задействована в так называемых краткосрочных миссиях в Центральной Африке. В Джибути контролировали проходящие через порт суда, проверяли грузы, которые транспортировались в Эфиопию и близлежащие страны. Например, объем топлива, количество танков, которые эфиопы закупали у венгров.

Другая миссия заключалась в том, что мы колесили на фурах по пустыням: развозили гуманитарную помощь и лекарства нуждающемуся африканскому населению.

— У тебя в полку были приятели не из восточных славян?

— Очень открытые люди — таитяне и корсиканцы. С ними легко было найти общий язык, установить контакт. Был у меня приятель по имени Дука. Его родина — острова Новая Каледония. Именно там в свое время аборигены съели Кука. Я у него как-то спросил в шутку: «Дука, а ведь твой дед, наверное, каннибалом был?» Он почесал затылок и говорит: «Да что дед, я и сам, когда был маленьким, вполне возможно, человечинку пробовал». До двадцати лет он безвылазно жил на острове, занимался натуральным хозяйством. Выглядит, действительно, как людоед из фильма: широкий плоский нос, огромные ноздри, выпученные, как у рыбы, глаза. Великолепный пловец и ныряльщик. Когда жмешь его руку, кажется, что сжимаешь акулий плавник.

— А конфликты с однополчанами случались?

— Дедовщина в Иностранном легионе, можно сказать, узаконена. Я сталкивался с этой проблемой во время службы на родине, а посему имел кое-какой опыт, знал, как себя вести. Неуставные отношения в полку регламентируются тремя главными принципами: во-первых, прав тот, кто сильнее либо выше по званию; во-вторых, прав тот, у кого больший срок службы; в-третьих, виноват тот, кто уступил. За пять лет службы я заметил одну деталь: на гауптвахту, говоря русским языком, попадает тот, кого избили, а не тот, кто бил. Главное — не позволять себя унижать и оскорблять. Нельзя терять самоуважения, даже если ты драишь сортир.

— Что было самым трудным?

— Вся атмосфера легиона сильно давит на психику, ежедневная рутинная работа угнетает. Хандра заедает. Расторгнуть контракт по собственному желанию нельзя, по крайней мере, на моей памяти прецедентов не было. Зато случаев дезертирства много. Человек просто пакует чемодан, прощается с сослуживцами, уходит в очередное увольнение и больше не возвращается. Кто-то сбегает, прослужив всего месяц, другой — за пару-тройку недель до конца службы. Один парень, служивший ранее в десантно-штурмовой бригаде в Витебске, говорил: «Ребята, мы все сейчас на галере, поэтому надо держаться вместе, терпеть и грести дальше».

— А у тебя не возникало желания бросить все к черту?

— Тяжело было первые три года. Потом мне присвоили звание капрала и перевели на административную работу в отдел кадров. Стало полегче. Появилось больше времени для чтения, изучения французского языка. Знаешь, Мольер в оригинале — неплохое лекарство от хандры…

P.S.  В ответ на мой звонок помощник министра обороны Беларуси, начальник управления морально-психологического обеспечения Владимир Сероштан сказал:

— Мое отношение к белорусским гражданам, которые служат или изъявляют желание служить в Иностранном легионе, крайне отрицательное. Торговать честью и долгом безнравственно. С юридической же точки зрения претензий к таким людям нет, если только они не укрываются от срочной службы в Вооруженных Силах Республики Беларусь.

Беседовал Александр ФИЛИППОВИЧ
Источник: Минский курьер