"Я не знаю, зачем ты вошла в этот дом..."

Уже часа полтора, как Марина бесцельно слонялась по Московскому вокзалу. В ожидании электрички она бродила от одного киоска к другому, к третьему. Покупать ничего не собиралась, да и денег было в обрез. И вдруг осеклась. Откуда-то совсем рядом донеслась музыка. Не попса, не блатота… Это:
“Я не знаю, зачем ты вошла в этот дом,
Но давай проведем этот вечер вдвоем,
Если кончится день, нам останется ром,
Я купил его в давешней лавке…”
“Здорово! — подумалось. — Как здорово!” Но с чего это здесь, в этой толкотне, где бомжи допивают кислое пиво, “Аквариум”? Она не знала, как называется сама песня, но, кажется, 80—81-й год. Кажется, “Акустика”… Марина закрыла глаза, и появилось ощущение, что ты где-то не здесь, не на этом грязном вокзале. А там — в Питере 80-х, с теми людьми, которые тогда были молоды, честны и искренне верили: если кто-то сможет изменить мир, так только они… Весь кайф обломал щелчок магнитофона. Значит, всё. И сейчас врубят какие-нибудь “Руки вверх”. Бред какой-то! Марина оглянулась по сторонам и увидела ларек, откуда доносилась музыка. Она подбежала, склонилась к окошку.
— Это у вас “Аквариум” играл? Есть кассета?
С той стороны смотрело улыбающееся лицо мужчины лет сорока. По-видимому, ему было очень лестно, что кто-то, и совсем молодой, смог оценить то, от чего “тащились” в годы его молодости. Есть! Как иначе! Он протянул кассету. Ага, “Акустика”. Хоть маленькая, но радость!
…Марина посмотрела на часы. А ведь до поезда-то всего 5 минут осталось! Увлеклась девушка!..

На удивление, в вагоне были даже свободные места.
— Не занято? — спросила у парня, в ушах которого торчали наушники плейера. Он кивнул головой и даже подвинулся. А Марина обратила внимание на колечко в его ухе: “Уже хорошо. Значит, из “продвинутых”. Доставать хоть не будет”. Поезд тронулся, сосед прикрыл глаза и стал что-то нашептывать, видимо, слова песни, которая играла в плейере.
А сиденье напротив заняли два парня с лысыми черепами. На их счет можно было не сомневаться: нормальная новгородская гопота. В поезд они сели уже “датенькие” и на “первой стометровке” разлили первые сто грамм. Обоим было не больше восемнадцати, но парни вели себя так, будто позади — годы лагерей и лесоповалов. Скоро они совсем окосели, один из парней бухнулся на сиденье рядом с Мариной: “Ну, сестренка…”. Марина встала. И увидела, что из своего состояния медитации вышел и сосед возле окошка. Он спокойненько вытащил из ушей наушники, подошел к пьяному. А тот, явно нарываясь, уже готов был кинуться в бой. Но парень с плейером приложил палец к губам — тихо, мол — и вытащил какую-то “ксиву”. Красного, разглядела Марина, цвета. “Агрессор” лишь глянул… “Поал, — услышала Марина. — Поал, начальник”.
— И умница, — сказал парень. А потом наконец обратил свой взор и к Марине. — Ну что, покурим?
В тамбуре стояли долго, и хоть и понаписано было “Не курить!” — курили. Познакомились.
— Юра, — спросила Марина,— а ты правда в милиции работаешь?
Парень усмехнулся:
— Да какая там милиция! Смотри! — он вытащил из кармана красную книжечку, и девушка увидела на обороте тиснение: “Удостоверение Деда Мороза”. — Такие ж в Питере на каждом углу продаются! А эти придурки, небось, и читать не умеют.
Они смеялись еще долго. Тем временем поезд докатил до Чудова. И вдруг, когда состав уже остановился, Юра позвал:
— Маринка, выходи со мной!..
И неожиданно даже для самой себя Марина согласилась.
Идти до Юриного дома было далеко — на самую окраину. Марина удивилась: казалось, что дом совсем нежилой. Но Юра открыл дверь:
— Не бойся! Всё будет!
Всё-то всё, а даже лампочки в доме не было. Юра тут же достал свечку, зажег ее. Затопил печь. И вскоре Марина ни о чем уже не жалела.
Ребята сели на продавленный диван.
— Значит, не угадала, — произнесла Марина. И стала рассказывать, как в поезде пыталась разгадать, кто такой Юра. Во-первых, была уверена, что он — студент... Парень перебил:
— Нет, Марина, никакой я не студент. Самый обычный челнок. Езжу в Питер за барахлом. Здесь продаю с небольшим “наваром”. — И добавил: — Челнок судьбы я. А тебе правда интересно?
Он стал рассказывать о себе. О том, например, что у него нет никого родных. И мать, и отец умерли, когда был совсем маленьким. Вырастила бабушка. Да и она год назад скончалась. И дом этот — ее. Наследство… Юра сидел, закрыв лицо руками, и казалось, что по его щекам текли слезы. Марина не выдержала, подошла, приобняла парня.
— Юра, — сказала, — а когда я теперь смогу добраться до Новгорода?
— Теперь только утром — автобусом, — ответил парень. — Поедешь? А то оставайся! Я — один!
Марина покачала головой... А рано утром, едва зазвонил будильник, Юра вызвался проводить до автостанции. Всю дорогу был молчалив. И только возле самой двери автобуса осмелился поцеловать девушку в щеку. Последнее, что она услышала, было слегка напыщенно:
— Помни: челнок судьбы всегда тебя ждет!..

А дома ее ждал “скандалус грандиозус”. После смерти матери отец нещадно “пас” свою единственную дочь. По-видимому, сугубо положительный “папик” на рубеже веков окончательно уверовал в то, что сегодняшняя молодежь — это сплошной секс и наркотики. И берег, очень берег дочку… В конце концов Марине до того осточертела эта опека, что она была рада всякой возможности улизнуть из дома.
Она уезжала в Питер на “пару денечков”. А проболталась — дней десять. И нисколько не сомневалась: скандала не избежать. Но такого!.. Марина впервые в жизни видела, как отец бьет тарелки. Он орал, накручивал себя. В этот раз Марина сдержаться не смогла. Вдруг вскочила со стула и чуть не по слогам произнесла:
— Всё! Хватит! Уезжаю, и не ищи!
Куда? Такого вопроса для Марины не было. Еще только подходя к дому, она почувствовала, что чего-то… не хватает. Ах, да! Вот ведь дура! Ее-то, самой кассеты с “Акустикой”, и не хватало! Спешно собираясь утром в Новгород, она забыла вытащить ее из Юриного магнитофона.
Судьба, значит, вернуться.
По дороге ей все представлялось, как встретятся… “Маринка, ты?! Я тебя так ждал!” А она скажет: “Юра, а я у тебя кассету забыла!..”. А потом они будут смеяться — долго-долго!
Но на самом деле все обернулось по-другому.
Дом производил все то же впечатление нежилого. Марина стучала во все двери и окна, эффект — нулевой. Что делать? Она побрела обратно. И вдруг вспомнила, что по дороге на автостанцию Юра показал другой дом, где жила его тетка. Была— не была! И девушка, не очень рассчитывая на успех, шагнула к калитке. Стучала тоже долго. Но в какой-то момент почудилось, что в доме колыхнулась занавеска. Значит, кто-то там есть? Прошло еще несколько минут, пока дверь открыла женщина лет сорока пяти.
— Тебе кого? — уставилась на Марину.
Она выпалила все сразу. Немножко прихвастнула, чуть-чуть приврала. В том смысле, что она — невеста Юрия.
— Невеста? — женщина явно удивилась, но разрешила пройти в дом. И, не успев ничего спросить, вдруг начала исполнять какую-то диковинную чечетку… А чуть позже Марина поняла, что и не чечетка это вовсе, а хитренький условный стук. Потому что тут же посреди комнаты поднялась крышка подвала. И оттуда показалась… Юрина голова.
— Маринка, ты?! А я тебя так ждал! — Юра вылез из подвала, подхватил Марину под руку и увлек обратно — в дом, где она уже была. И пусть некоторая недосказанность оставалась (любимый, можно сказать, человек, и вдруг из подвала — как крысенок какой), когда он затопил печь, на душе потеплело.
Уже потом, ночью, Марина спросила:
— Юра, а зачем ты в подполе прятался?
— Почему прятался? — Юра даже обиделся. — Меня тетка за вареньем послала!

Для Марины это были странные дни. Она, например, никак не предполагала, что Юра ведет такой образ жизни. Оказалось, что он редкий домосед. Лишь по вечерам он отваживался выйти на улицу. Особенно, как вскоре выяснилось, Юра боялся… машин. Стоило раздаться в их медвежьем углу звуку двигателя, как парнем овладевало явное беспокойство: он подбегал к окну, вглядывался в пространство… А однажды беспокойство обрело форму паники. В очередной раз подскочив к окну, он увидел, что по дороге движется машина, по виду — “воронок”. Он схватил девушку за руку и потянул к черному ходу. А потом, таясь, они бежали какими-то дворами и вынырнули прямо перед домом тетки. Она открыла дверь, заученным движением Юра рванул крышку подпола. Там было темно, но все равно кое-что Марина смогла рассмотреть: лежанку с одеялом, столик, лампу. Прошло примерно полчаса, как наверху раздался условный стук. “Выходим!” — позвал Юра. Приподнял крышку: “Уехали?”. “Да и не подъезжали, — ответила женщина. — Ошибся ты!”.
Они выбрались на белый свет. С минуту Юра размышлял, а потом выпалил:
— Марина, оставайся здесь! А я у друга перекантуюсь. Не бойся, я вернусь!
Марина сидела посреди комнаты и чувствовала себя — глупее не придумаешь. Наконец хозяйка попыталась разрядить обстановку и предложила девушке чаю. Марина обрадовалась, села за стол. И, решив, что надо как-то завязать беседу, спросила:
— А мать у него давно умерла?
— Что? — поперхнулась женщина. — Мать умерла? Это он тебе такое сказал?.. Я — мать!
Марина поперхнулась в свою очередь:
— Вы же тетка!..
— Мать я! Мать! Может, паспорт показать?
Марина смотрела на праведный гнев женщины и… решила, что пора выяснить главное:
— А почему он прячется? Из тюрьмы бежал, да?
— Бежал, — нехотя ответила мать, — да не из тюрьмы. Он в самоволке.
Мать лихорадочно теребила пустую чашку. И все еще находилась под впечатлением: сын отрекся! Потом не выдержала, подняла глаза:
— Знаешь, девонька, ты бы уезжала отсюда. Он ведь только пыль в глаза пускает! Врет, и сам не знает, для чего. Пьяный-то может хвост распустить, а когда трезвый — из подвала ведь не вылазит!
Марина уже не сомневалась, что не сегодня-завтра последует совету женщины. А пока… Пока она вышла на улицу и отправилась искать ближайшую почту. На последние деньги отбила телеграмму: “Папа, забери меня отсюда!”. И — адрес.
...Юра вернулся на другой день. Вечером. Навеселе. Потому — храбрый.
— Маринка, пойдем домой!
Там, в полузаброшенном доме, он начал трагическим тоном:
— Марина, три месяца назад произошло несчастье. Когда я возвращался с товаром из Питера…
— Три месяца назад? — перебила Марина. — Но ведь три месяца назад ты еще в армии служил?
Повисла долгая пауза. Марине впервые показалось, что парню… стыдно. А романтический ореол все таял, таял, таял. Потом его прорвало:
— Мать рассказала?
— Ты же говорил — тетка…
Юра вскочил, сделал вид, что ужасно обижен… И как раз в этот момент до его уха донесся звук, который он не мог спутать ни с каким другим. Звук подъезжающей машины. Юра преобразился еще раз:
— Блин, едут! — прошептал растерянно. — Едут ведь! Точно!
Не теряя более ни секунды, он юркнул в неприметную дверь черного хода. Марина вздохнула с облегчением. Подошла к окну и увидела, что, действительно, к дому подъезжает машина: родной, с детства знакомый отцовский “жигуленок”.
Он остановился перед домом, посигналил… На этот раз отец не стал даже пилить. Но не успели отъехать и ста метров, как Марина вдруг вспомнила:
— Папа, обратно!
— Ну, что ты еще-то забыла?!
Она знала, что забыла. И когда машина вторично остановилась возле нежилого с виду дома, Марина юркнула внутрь и первым делом кинулась к магнитофону. На удивление, в кассетнике была именно ее “Акустика”. Вот теперь, пожалуй, все!
…Потом она часто слушала ту кассету. И не могла сдержать невеселой усмешки:
“Я не знаю, зачем ты вошла в этот дом…”
Вот уж, думалось, воистину!

Алексей Коряков, Чудово , "Волховъ"