Неженская доля

Для Евгении Двойниковой не существует плохих людей — все добрые и хорошие. Она всегда готова оправдать человеческое равнодушие, несправедливость по отношению к себе. И никогда не жалуется на свою, людьми покалеченную, судьбу
Даже на вопрос о том, как пережила ГУЛАГовские лагеря, Евгеша (так и поныне ее называют друзья) поднимает вверх большой палец и отвечает: «Во! Я с такими людьми сидела! С академиком Плетневым и профессором Моргулисом, которые проходили по громкому “делу врачей” — их обвиняли в отравлении Максима Горького. Была знакома и с главарем банды “Черная кошка” Петром Будниковым. Но никто и никогда там меня не унижал». Пожалеть в своей жизни Евгения Ивановна может разве что о чем-то духовном. “Квартиру и вещи у меня после ареста конфисковали. Жалко, что пианино забрали. Я же играла...”

Женя родилась в Полтаве за два года до Октябрьской революции. Ее отец — Иван Семенович Юрченко — был директором Полтавского краеведческого музея, мама — воспитывалась в институте благородных девиц. Окончив семилетку, девушка решила стать медиком и поступила в Полтавский медицинский техникум. После его окончания поехала работать в Харьков. Именно в этом городе встретила свою любовь, инженера-автодорожника Виктора Двойникова. В 1935 году у них родился первенец — сын Виталий. Второго сына, Георгия, Евгения Ивановна родила в Полтаве, когда приехала отдохнуть к родителям. На то время молодая мама училась на втором курсе Харьковского медицинского института. Вскоре ей предложили поработать врачом в полтавской детской коммуне НКВД имени Ворошилова. Она согласилась. Муж тоже переехал в Полтаву и устроился на работу в гаражи Полтавского обкома КП(б)У инженером-механиком. Все в семье Двойниковых складывалось вроде бы хорошо. Но началась война.

Виктора Двойникова призвали в ряды Советской Армии. Поскольку он, как специалист, хорошо знал территорию Харьковского завода “Серп и молот”, его оставили там с группой взрывников, поставив задачу уничтожить оборудование завода, которое не успели эвакуировать. Но ворвавшиеся в Харьков немецкие войска схватили группу и расстреляли.

Следующее испытание молодой женщины, оставшейся в 25 лет вдовой с двумя маленькими детьми, ждать себя не заставило. В сентябре 1941 года, когда немцы уже бомбили Южный железнодорожный вокзал Полтавы, Евгению Ивановну вызвал начальник спецчасти Полтавского облздравотдела. Он сообщил, что руководство города не успевает отправить в эвакуацию детский дом и предложил ей взять на себя руководство им на время оккупации. Расчет был прост. Медик по образованию имела еще и опыт работы с трудными подростками в ворошиловской колонии. “Не бойтесь. С вами остается 150 детей, потому вас не тронут”, — успокаивал тогда Евгению Ивановну.

На плечи молодой женщины лег неимоверный груз. Количество детей в детдоме со ста пятидесяти очень быстро возросло до трехсот. Одни пришли с Евгенией Ивановной из “ворошиловских”, других оставляли у дверей детдома родители с надеждой, что это спасет их от голодной смерти. Продукты, наспех заготовленные для маленьких сирот (в доме-интернате находились дети от грудного возраста до 14-15 лет), быстро таяли. Нужно было срочно решать, чем кормить голодную детвору. Выход подсказала бухгалтер детского дома Ольга Помпеева.

— Если свои помочь не могут, нужно идти к немцам. У них тоже есть дети, — убеждала она директора.

— Я боюсь, не пойду, — растерялась Евгения Двойникова.

— Пойдешь. Мы должны! — не унималась ее собеседница.

В немецкой комендатуре, на правах старшей, говорить начала Ольга Владимировна. Образованная женщина, отец которой до революции занимал высокую должность в Полтавском кадетском корпусе, свободно говорила на французском и немецком языках. Евгения Двойникова тоже знала немецкий, но в тот момент, казалось, напрочь его забыла. Не помня себя от страха, она только улыбалась, пытаясь вызвать симпатию немцев к нежданным гостьям.

Их тандем сработал. Немецкий комендант Фуртвенглер, брат известного композитора и дирижера Вильгельма Фуртвенглера, проникся проблемой: “Да, детей нужно кормить”.

С тех пор в детский дом стали привозить консервы и крупы, а в случае необходимости и лекарства. Вскоре на воротах детского учреждения появилась табличка, текст которой запрещал посторонним, даже немцам, заходить на его территорию. Пропускали только персонал и, по необходимости, врачей.

Два года оккупации детский дом не просто переживал. Детей школьного возраста учили, причем не только самым простым наукам. Софья Николаевна Данилевская — правнучка Александра Пушкина и внучатая племянница Николая Гоголя — преподавала музыку. Борис Гмыря выступал с концертами. Такую хитрость придумала Евгения Ивановна, пытаясь спасти от смерти известных полтавчан, которые страшно голодали.

За время оккупации в детдоме не погиб ни один воспитанник и не расстреляли никого из 45 человек персонала.

Опекавшие детский дом немцы даже не подозревали, что там жили довольно много еврейских детей. Часто их приводили сюда сами родители, чувствуя близкую расправу фашистов. Малышам давали украинские имена и фамилии. Спасало от лишних глаз и распоряжение коменданта не заходить на территорию посторонним.

В ноябре 1941 года на пороге сиротского дома появилась еще одна его потенциальная жительница. 14-летняя Катя Сегаленко рассказала, что потеряла родителей и попросила приюта. Несколько дней девочка практически не разговаривала. Но однажды, оставшись наедине с Евгенией Ивановной, разрыдалась и поведала свою настоящую историю.

Ее настоящее имя Фаня Сегал. Перед войной семья, в которой было еще трое старших братьев, переехала с Западной Украины в Кременчуг. Тут их и настиг приказ гитлеровцев собраться для отправки в специальные трудовые лагеря. Семья Сегал тоже пришла. Не было с ними только младшего из братьев — испугавшись, наверное, где-то спрятался. Когда людей построили в колонну и повели в местность, которую называли Горой, Фанина мама поняла неизбежность страшного финала. Она попросила золотоволосую дочку сказать конвоирам, что та украинка и случайно попала в колонну. Но девочка ответила, что никуда от мамы не уйдет.

Колонну остановили возле длинного противотанкового рва. Людям приказали снять с себя украшения, новую одежду и повернуться лицом ко рву. Вскоре прозвучала команда: “Огонь!” В долю секунды между приказом и его выполнением женщина успела толкнуть дочь в яму, а сама, скошенная автоматной очередью, упала, закрыв ее своим телом.

Сколько времени пролежала Фаня на холодной земле, вымокшая в крови погибших людей, она не знала. Прислушивалась к каждому звуку: варвары присыпали ров землей, долго собирали вещи и, наконец, уехали. Ей стоило немалых усилий выбраться из-под трупов, доползти до края ямы и осознать, что в один момент потеряла всех своих родных... Прижимаясь к заборам, деревьям и кустарникам, девочка уходила подальше от страшного места. Ориентировалась на дорожные указатели “Полтава”. Шла долго. Когда силы оставляли совсем, стучала в какой-нибудь дом и просила поесть.

Выслушав эту историю, Евгения Ивановна пообещала, что горькая правда останется их тайной. Сама же стала для Фани, которую с тех пор звали Катей, мамой. Правда, Евгения Ивановна была старше своей приемной дочери всего на двенадцать лет. Но и эту проблему она быстро разрешила, говорила всем, что Катя — дочка ее погибшего мужа Виктора.

В сентябре 1943 года немцы, понимая неизбежность скорого отступления, по-своему распорядились судьбой детей, которых опекали. Детский дом отправили в эвакуацию во Львов. Теперь трудно сказать, чем руководствовался комендант, принимая такое решение. Возможно, предполагал, что в процессе наступления советских войск дети могут невольно пострадать от бомбежки. Возможно, у него были абсолютно другие мысли и планы. Как бы там ни было, День Победы детдомовцы встретили во Львове.

Когда Евгения Ивановна вернулась в Полтаву, через несколько дней ее арестовали. Оказалось, не забыла старой обиды одна из бывших сотрудниц детского дома, которую Двойникова выгнала с работы за то, что била маленьких детей. Она и написала донос.

Судила Двойникову так называемая “тройка” — военный трибунал НКВД, в составе которого были два полковника и генерал. Евгению Ивановну обвинили в сотрудничестве с немцами и измене Родине.

“Что я, по вашему, должна была делать, оставшись ответственной за судьбы трехсот детей, которых нужно было чем-то кормить?” — спросила Евгения Ивановна. “Вы не должны были их кормить. Лучше бы эти дети подохли, но вы бы остались честным человеком, а так вы — фашистская прихлебательница”, — услышала в ответ.

После таких слов Евгения Двойникова поняла, что убеждать этих людей в своей правоте напрасно. В августе 1945 года ее объявили “врагом народа” и приговорили к расстрелу.

В камеру смертников ее втолкнули ударом в спину и оставили на двое суток на холодном полу без воды и еды. О пережитом отчаянии женщина, у которой оставалось трое детей, не любит вспоминать. Но за стенами тюрьмы о ней не забыли. Адвокат, которого наняла мама Евгении Двойниковой, добился смягчения приговора. Ей дали 10 лет лагерей и отправили в Харьковскую пересыльную тюрьму. Оттуда — по этапу в Норильск, затем — в Магадан.

Как ни странно, но именно в лагерях Евгения Ивановна снова ощутила человеческое тепло. Наказание отбывала, работая в медпунктах. Лагерная почта быстро передавала по этапу, за что сидит эта женщина. Воры ходили вокруг нее на цыпочках, колотили кулаками воздух и кричали: “Ты спасла стольких детей, а они, сволочи, так с тобой поступили. Стрелять их нужно!” Часто приносили ей украденное сало, другие “деликатесы”: “Это тебе, доктор!”

Коллеги тоже ее уважали. Профессор Моргулис, у которого работала медсестрой, однажды спросил, верит ли Евгения в его вину относительно смерти Горького? Ему было небезразлично ее мнение. Главарь банды “Черная кошка” Петр Будников любил с ней порассуждать о жизни. Евгения Ивановна рассказывает, что он был очень красивый, галантный и культурный. Когда спрашивала, почему оставил врачебную практику, отвечал: “Мое от меня никуда не денется”.

Естественно, что даже обладая редким жизненным оптимизмом, в лагерях Евгения Ивановна постоянно думала о доме. А дома думали о ней. Добиваясь справедливости, ее адвокат писал самому Сталину. И добился таки. 13 августа 1946 года Коллегия Верховного Суда СССР пересмотрела приговор Военного трибунала войск НКВД в Полтавской области, отменила его и прекратила дело по обвинению Евгении Двойниковой. Вскоре ее реабилитировали, а в декабре 1946 года освободили. Повторно реабилитировали в 1993 году.

Повидав родных и немного успокоившись, Евгения Ивановна поехала во Львов. Но своих детдомовцев уже не застала. Одних забрали родители или усыновили, другие — разбежались, узнав, что их директор “враг народа”. “Дети того поколения очень хорошо понимали, что такое тюрьма и боялись ее”, — говорит Евгения Ивановна.

Она вернулась в Полтаву, устроилась работать в поликлинику. Казалось, только бы жить, но скоро почувствовала, что каждый ее шаг контролируется. Потом начали вызывать в КГБ и проводить допросы в духе: “Ну, как оно гулялось с немцами?” Забрав детей, Евгения Ивановна переехала во Львов. Но слежка продолжилась и там. Понимая, что в покое ее не оставят, Двойникова решила уехать как можно дальше от Украины. Так ее семья оказалась в Средней Азии.

По кирпичику строила новую жизнь. Дети выросли. Катя, как и мама, стала медиком, сыновья — юристами. Все создали свои семьи, пустили корни на новой земле, но в державе начался большой развал. В начале 90-х в Киргизии процветало мародерство по отношению к некоренному населению. Для Евгении Ивановны это закончилось тем, что однажды ей пришлось убегать, захватив с собой только документы. Снова, почти в восьмидесятилетнем возрасте, Евгения Ивановна возвратилась домой, в Полтаву, ни с чем. Опять все пришлось строить заново. Правда, теперь об этом заботились уже ее дети.

Сейчас Евгении Ивановне Двойниковой 87 лет. Ей суждено было пережить младшего сына Георгия и дочь Катерину. Она так и не узнала, как сложились судьбы ее бывших воспитанников, которых она спасла. Наверняка кто-то из тех детей живет, возможно, даже рядом, но не знает, что их ангел-хранитель жив. И ни на кого не держит зла.

Парадоксально, но волею судьбы наиболее благодарными за добро, пускай даже сделанное не им, оказались потомки бывших завоевателей. Внуки того самого Фуртвенглера приезжали в Полтаву, чтобы познакомиться с женщиной, которая имела мужество остаться человеком в обстоятельствах, в которых это дано было не всем...

На фото: Евгения Ивановна со своими сыновьями

Оксана Клочко
Елена Никифоренко
KurierWeb