Тяпкам, граблям и лопатам населенье наше радо!

Мой сосед по даче, пенсионер Петрович, неутомимый и вдохновенный трепач. “Это у меня профзаболевание, полученное на секретном производстве,” — ничуть не тушуясь, объясняет он всем знакомым. Бывший корабельный инженер-конструктор числился в свое время партгруппоргом, в таком деле без ораторского искусства не обойтись. Его супруга Эдуардовна на полном серьезе считает, что муженек вполне мог бы вспахивать своим языком огороды: так ловко он подвешен, мускулист и остро заточен. И польза для кошелька была бы (при таксе за по полтиннику за сотку), и мозги соседям не пудрил бы своими былями и легендами. Насчет рук благоверного Эдуардовна тоже однозначна: растут не оттуда, привинчены криво и вообще он “безрукий, черт старый!”. “Какой же я безрукий, я ведь тобой руко-вожу!” — обычно смеется Петрович в ответ на критику. В прошлые выходные Петрович руководил посадкой картошки на своем участке. Сидя на складном стульчике, он бросал в сторону мощного зада Эдуардовны, возвышающегося над грядкой, ценные указания: глубже, аккуратнее, суши весла, то есть лопату. В разгар процесса я подошел к Петровичу, наивно надеясь усовестить: мол, чего это жена ваша пашет, а вы сами отдыхаете? Тот хмыкнул и рассказал нетленную быль. Оказалось, сама Эдуардовна уже тридцать с лишним лет к грядкам его просто не допускает. То было время созидания: северодвинский судостроительный гигант строил атомные субмарины, корабелы начинали распахивать окрестности, возводя СОТы. Молодой конструкторской чете Петровича и Эдуардовны после устройства на работу по институтскому распределению выделили шестисоточный участок в нарождающемся СОТе. Приехали они к указанному на карте месту будущей виллы, полные энтузиазма. Лес, рядом болото, до дороги полкилометра. Твори, выдумывай, пробуй! Молодожены творили и пробовали в полном одиночестве: в этот таежный район никто из дачников не рвался. Было это поздней весной. После рекогносцировки молодые приняли решение: начнем с картошки! Петрович решил возглавить процесс, гордо ударил себя в грудь: “Да я из Коношской глубинки, на земле вырос!” О том, что родители-учителя увезли его из Коноши обратно в родной Ленинград в годовалом возрасте, сообщено не было. Коренная ленинградка Эдуардовна попыталась было робко возразить: мол, мы с мамой когда-то жили возле оранжереи, значит, я тоже в сельском хозяйстве волоку! Победил энтузиазм молодого мужа, он назначил себя главным. Сходил в профсоюзную библиотеку, набрал книг по ботанике и биологии, прихватил даже учебник по свиноводству (мало ли как дело обернется). Спрашивать у местных друзей о сельхознюансах было как-то неудобно. Инженер, а про картошку спрашивает... Тайно купили молодые в директорском магазине полведра самой лучшей картошки и тут же поехали на ниву. Молодые пахари, нагрызшиеся ботаники, логично рассудили, что раз картофель по науке растет кустами, то и сажать его нужно соответственно. Тут опыт был: дипломники ленинградской “корабелки” как-то сажали сирень в сквере возле института. Согласно начерченному на ватмане по всем конструкторским канонам плану Петрович выкопал в траве ямки, намеченное расстояние между ними отмеряя портновским сантиметром. Эдуардовна поминутно сверялась с проектом. “Саженцы” опускались в ямки торжественно, словно клад. Грезилось пожирание жареной картошки прямо со сковородки долгими зимними вечерами.... Через неделю кусты картофеля еще не заколосились, не покрылись почками и не расцвели. Услышав на работе разговоры старших товарищей-дачников о подкормке навозом, Петрович ночью с ведром прокрался в общественный туалет на Парковой... Зловонная подкормка всходам не помогла. Через месяц на месте посадки выросла высоченная трава. Поди разберись, кто тут картошка. Еще через месяц Эдуардовну в числе других комсомолок-конструкторш послали в колхоз как раз на традиционную картошку, там она лично и узнала все сельхозсекреты. С тех пор на грядках только лично сама и пашет... Тут увлекшийся Петрович замолк: на его плечо легла тяжкая длань супруги. Эдуардовна, давно подкравшаяся к нам сзади (а ведь любит сама-то мужнины байки послушать!), ехидно молвила:

— Да не слушай ты его, сосед, врет ведь все! Где совесть-то твоя твоя, лентяй старый? Ну что за язык, как помело... Не так все было. Доверю я ему лопату, как же. Это ведь только я тогда и чертеж для себя рисовала, и ямки детской лопаткой копала, и сажала, и, прости господи, самым натуральным дерьмом “саженцы” поливала... Городская ведь, спросить жутко стеснялась. А он-то в это время в море на заказе был, на ходовых. Всю жизнь в сдаточной команде по атомным подлодкам проваландался. Вечно под водой бездельничал, когда сезон дачный и работать надо. А ну вставай, безрукий ты мой!