Записки постороннего: КПРФ перед выбором

Россия — страна "левая". Так нам говорили публицисты, политики и философы. Социологические опросы, проводившиеся самыми разными службами, свидетельствовали, что "левые" ценности у нас разделяет минимум 60% населения (по некоторым данным — до 80%).
Увы, это плохо ложится на реальный политический пейзаж. Коммунистическая партия РФ, несмотря на все её успехи, не "выбирает" и половины левого электората. Изрядная часть населения не ходит на выборы, голосует против всех или отдает свои голоса более мелким партиям. Хуже того, примерно треть традиционных избирателей КПРФ как раз не придерживается левых взглядов!

Смена обстановки

В 1992-95, когда формировалась нынешняя партийно-политическая система, общество было в переходном состоянии. Социальное положение людей — неопределенно, интересы не вполне ясны им самим. В этом смысле все наши партии представляют собой слепок с реальности начала 1990-х. Та реальность ушла в прошлое, но отнюдь не порожденные ею политики и организации: цирк уехал, клоуны остались.
Коммунистический избиратель 1990-х годов был консервативен, малообразован и немолод. Партия получала преимущество в мелких городах, в деревне, в зонах затяжной экономической депрессии. Сторонник КПРФ больше напоминал как раз "правого" европейского избирателя. Не удивительно, что настроения подобного электората были удивительно похожи на взгляды правых националистов во Франции, Австрии или Норвегии (неприязнь к евреям и "черным", страх перед всем новым, "чужим").
Компартия пыталась, как могла, удовлетворить этот спрос. Но главное, люди, отдававшие голоса коммунистам, нуждались в защите со стороны государства. КПРФ дать эту защиту в большинстве случаев не могла, но могла её хотя бы обещать, ссылаясь на опыт советского прошлого.
Между тем, на рубеже веков в стране произошли перемены. Новая система, так или иначе, стабилизировалась. Люди осознали своё место в ней, свои интересы. Граждане России стали преодолевать позднесоветскую наивность. И многие из тех, кто в 1990-е годы надеялись выиграть от перемен, обнаружили, что их положение в обществе сильно отличается от их ожиданий.
Рубежом стал дефолт 1998 года. Тогда удар пришелся по пресловутому "среднему классу", который потерял сбережения, озлобился и почувствовал, что система к нему несправедлива. С другой стороны, после девальвации рубля ожила отечественная промышленность. Ранее про рабочий класс можно было говорить лишь условно, как о миллионах людей, пытающихся выжить на фоне разваливающихся предприятий. Теперь многие заводы заработали, коллективы более или менее стабилизировались. Говорить о рабочем движении пока рано, но уверенности в себе у людей стало больше. И, наконец, пришло новое поколение, выросшее уже в постсоветской России. Оно не стремится в прошлое, но не имеет никаких иллюзий относительно нынешнего порядка.

"Медведь" на грядке "левых"

Тем временем на политическую сцену вышла "Единая Россия". Из всех наших партий она одна создана под требования нового времени и вполне им соответствует. Можно сколько угодно издеваться над бюрократическими манерами "медведей", старательно имитирующих "советский стиль". Но именно в этом их новизна и эффективность. С одной стороны — они апеллируют к советской ностальгии старшего поколения. Они привычны и понятны. А с другой — они обещают оставить всё как есть. Иными словами, они за капитализм. Причем именно за тот вариант капитализма, какой сложился в современной России.
Раньше у КПРФ была монополия на "советскую ностальгию". Теперь — нет. Избиратель КПРФ был консервативен. Но за 12 лет смысл "консерватизма" изменился. Люди, боящиеся перемен, стремятся уже не вернуться в Советский Союз, а просто благополучно дожить свои дни при теперешней системе, по возможности не замерзнув зимой, не утонув весной и не умирая от голода летом. Им нужна государственная помощь, которую КПРФ, не имея власти в большинстве регионов, предоставить не может. Напротив, "Единая Россия" готова помогать. Она не решит всех проблем, но вмешаться в отдельных случаях может вполне успешно. Московские интеллектуалы долго смеялись, когда "медведи" обещали контролировать выплату зарплаты и пенсий. А зря. Обычный прием "единороссов": начальник приезжает в какой-то богом забытый городок, проводит совещание и на следующий день задолженность выплачивается.
Пропагандисты КПРФ повторяют, что их сила и популярность растет с каждой прорвавшейся трубой, с каждым замороженным домом. Увы, это не так. Если кто-то и способен построить стратегию на народных несчастьях, то только "Единороссы". Ибо в текущем режиме починкой труб и размораживанием котельных занимается не Зюганов, а Шойгу. Чем больше неприятностей в низах общества, тем более к месту оказываются "медведи". Они сами проводят жилищно-коммунальную реформу и сами собирают против неё подписи. Вспоминается Твардовский: "Это вроде как машина скорой помощи идет. Сама едет, сама давит, сама помощь подает".
Думаете, такая пропаганда не работает? Среди образованных людей в крупных городах — конечно нет. Но это же не на столичных интеллектуалов рассчитано!
Апрельское антивоенное шествие "Единой России" в Москве стало кульминацией борьбы "медведей" за "советское наследство". Мероприятие было от начала до конца выстроено по канонам официальных демонстраций времен Брежнева. Людей сняли с работы или с занятий, чтобы организованно попротестовать против американского империализма. Речи были выдержанны в той же казенно-бюрократической манере: "Я как женщина и мать..." - "Мы вместе с народом Ирака..." - "Всё прогрессивное человечество" и т.д. И опять московские интеллектуалы смеялись, объясняя, что настоящее антивоенное движение в Европе на всё это похоже как собака на варежку. Но задача-то состояла не в том, чтобы имитировать современные европейские протесты, а в том, чтобы восстановить советские методы "организации масс". На этот раз — для правой, консервативной партии. КПРФ долго жила на политическом наследстве КПСС. Теперь на это же наследство претендует "Единая Россия".
"Советское" никогда не было равнозначно "левому". Теперь два понятия окончательно разделяются. И в этом настоящая трагедия КПРФ. Не удивительно, что компартия начала терять свой традиционный электорат. Выборы 2001-2002 годов показали: её консервативный избиратель постепенно переходит к "партии власти". Что, в общем, нормально. Положение партии было бы совершенно трагичным, если бы неожиданно к ней не пришел совершенно новый избиратель. Во время выборов в Нижнем Новгороде, потом — в Иркутске, Красноярске мы увидели новый расклад. Деревня, мелкие города, малообразованные и пожилые люди всё более склонны голосовать за выдвиженцев Путина. Это их последняя надежда. Зато в крупных промышленных городах, университетских центрах, среди более молодых и стабильно оплачиваемых работников всё больше людей готовы отдать голос кандидатам оппозиции. Здесь, однако, надо сделать важную оговорку. Голосуют всё же не за коммунистов, а за конкретных кандидатов, часто даже не состоящих в партии. Результаты Сергея Глазьева в Красноярске — типичный тому пример. Без поддержки КПРФ он вряд ли добился бы успеха. Но было бы наивно записывать все голоса Глазьева в копилку компартии.
Насколько КПРФ вообще способна работать с этим новым, как там выражаются, "нетрадиционным" электоратом? Вообще-то рабочие, интеллигенция, жители крупных городов, демократическая часть среднего класса — как раз и есть самый традиционный электорат левых. Но беда КПРФ в том, что она за десять лет своей истории левой партией так и не стала. Сегодня её выживание зависит от того, сможет ли она ею стать. Не "обновленной" и "модернизированной", а хотя бы просто левой — в самом привычном, традиционном смысле.
Увы, это означает выбросить за борт изрядную (и самую любимую) часть идеологического багажа, накопленного за прошедшее десятилетие.
Придется защищать не "культурную самобытность", а права рабочих, не "имперские идеалы", а интересы национальных меньшинств (вот вам и гарантированные 20% электората). Придется говорить не о "державности" и "соборности", а о таких скучных вещах как прогрессивный подоходный налог, природная рента, реформа общественного сектора. Придется, наконец, рискуя поссориться с олигархами, выдвинуть на первый план вопрос о национализации "нефтянки" и энергетики (за что выступает подавляющее большинство россиян).
Анатолий Баранов как-то назвал КПРФ монополией по предоставлению оппозиционных услуг населению. Но времена меняются: потребители имеют право потребовать более качественных услуг!

Правый национализм

В общем, чтобы выжить КПРФ должна попытаться соответствовать своему названию и из державно-патриотической партии превратиться в организацию с социалистической идеологией (и, следовательно — интернационалистской). Нет иного выхода, кроме как вернуться в ряды международного левого движения. Однако сделать это будет непросто. Да и с западными левыми КПРФ откровенно разошлась. Она не участвовала в социальных форумах, не поддерживала антиглобалистские демонстрации, не вступала в дискуссии. И дело вовсе не в недостатке средств на международную работу, на что периодически ссылаются функционеры партии. Во-первых, деятели КПРФ с удовольствием ездят за рубеж, но только почему-то не на левые мероприятия. А во-вторых, партия может рассчитывать даже на международные средства, которые выделяются по линии европарламента и других организаций на поддержание международных контактов (западные левые имеют свою долю в этих фондах). Увы, не только западные активисты не особенно рвутся тратить эти деньги на функционеров КПРФ, но и россияне об этом почти никогда не просят. Функционерам партии просто нечего сказать на собраниях левых. В этой ситуации, похоже, "лучше жевать, чем говорить". О чем они будут беседовать с профсоюзными активистами и пацифистами во Флоренции? О былом величии империи или о засилье турок-месхетинцев в Краснодарском крае?
Принято говорить, что КПРФ несовместима с западными левыми уже потому, что национализм несовместим с левой идеологией. Это не вполне верно. В рамках международной левой мы находим целый ряд движений, которые могут быть характеризованы как лево-националистические. Таковы были, например, левые сионисты лет 30 назад — теперь их место заняли левые палестинцы (которые, кстати, свою идеологию в значительной мере скопировали именно с раннего, прогрессивного сионизма). Таковы, некоторые греческие организации. В конце концов, "культовые" мексиканские сапатисты постоянно говорят о патриотизме, национальном достоинстве и т.д.
Признаюсь откровенно, у меня левый национализм тоже вызывает немало вопросов. Но сейчас речь не о моих личных пристрастиях. Главная проблема КПРФ не в том, что она считает себя партией российских патриотов и даже националистов, а в том, что её национализм не левый, а правый.
Язык партийных лозунгов и речей говорит сам за себя. Патриотизм КПРФ не социальный, а державный. Не гражданский, а имперский. На первом плане не многонациональный российский народ, а понимаемый в сугубо этническом, даже племенном смысле — "русский человек". Наконец, левый национализм — всегда светский, антиклерикальный. В этом его суть: национальная общность понимается как демократическое объединение граждан, а не как узаконенная государством религиозная община, отторгающая "чужих". Напротив, КПРФ накрепко связала себя с православной церковью, отстаивая её интересы как свои собственные. История с преподаванием православной культуры в школе более чем показательна. В Европе и Латинской Америке именно прогрессивные националисты боролись против церковного влияния на образование. Религия — частное дело, которое должно быть выведено за рамки политики. Это азбука "гражданского национализма" во всем мире (от арабских стран до Скандинавии).
Об антисемитских мотивах в пропаганде КПРФ нет даже смысла распространяться — эта тема вовсю отработана либеральными масс-медиа. Причем показательно, что партия даже понимая, что несет от этого серьезный ущерб, всё равно не решилась отмежеваться от людей, выступавших с откровенно расистскими заявлениями. Их, конечно, покритиковали, но по-товарищески, сочувственно.
Самое забавное, что большая часть избирателей КПРФ отнюдь не заражена подобными предрассудками. И во всяком случае — самые "верные" избиратели партии, советские пенсионеры и ветераны отнюдь не являются по своей культуре ни антисемитами, ни православными. Они-то как раз воспитаны в духе интернационализма и атеизма. А советский патриотизм (с его "дружбой народов", "братской семьей" и т.д.) вовсе не предполагал ни восхищения перед Российской империей, ни ненависти к "черным", ни деления граждан на христиан и мусульман.
Беда в том, что "верный советский пенсионер", который голосует за КПРФ (и которого никакой "медведь" не соблазнит изменить партии) абсолютно аполитичен. Он ничего не знает о политике партии по большинству вопросов. Он не интересуется раскладами в Думе. Он не читает программных документов. Он даже не смотрит новости по телевизору. Он просто приходит раз в четыре года на избирательный участок и ищет в списке аббревиатуру "КПРФ".
Абсурд ситуации в том, что правые националисты, православные клерикалы и убежденные антисемиты отнюдь не составляют в России массового электората, за который имело бы смысл бороться даже по соображениям прагматическим. Православное население, которое действительно соблюдает обряды, составляет в России около 4% голосов и эти люди в массе своей за КПРФ всё равно не проголосуют. Точно так же убежденный антисемит и погромщик пойдет не в КПРФ, а к фашистам. Хуже того, взяв на вооружение патриотическую риторику, Путин и "медведи" имеют все основания привлечь на свою сторону националистов. Не любите чеченцев — так власть их "мочит". Не доверяете евреям — так Путин их из олигархической тусовки почти всех вычистил! Вам нравятся православные обряды — так наш президент с патриархом на дружеской ноге. И католиков притесняет. Короче, компартии здесь за властью не угнаться. Может, некоторые коммунистические функционеры, получив власть, показали бы себя в подобных делах даже покруче Путина с его "медведями". Но у них то власти нет!
Если, заигрывая с национал-клерикальной публикой, партия что-то и приобретает количественно, то теряет она многократно больше. Прежде всего, она делает невозможным не только членство в своих рядах, но даже элементарное сотрудничество подавляющего большинства людей, действительно являющихся левыми. Она лишает себя возможности привлечь молодые кадры, людей с марксистскими, коммунистическими, социалистическими и даже... лево-патриотическими взглядами! Иными словами, партия не только от западных левых отворачивается, но и от своих, отечественных. Такой вот патриотизм...

В поисках выхода

Если потери очевидны, почему же партия так отчаянно держится за идеологические подходы, обрекающие её на неэффективность? С одной стороны, как говорилось раньше, в ситуации середины 1990-х годов эти подходы ещё более или менее работали. А с другой стороны, именно эти взгляды близки изрядной части старого аппарата КПСС, перешедшего в КПРФ.
Мещанско-буржуазное перерождение советского партийного аппарата началось задолго до перестройки. На протяжении позднего советского периода националистическая идеология, распространяясь в рядах бюрократии, была своего рода признаком разложения, упадка советской номенклатурной системы. Если в национальных республиках эта идеология, в конечном счете, породила Кравчука, Назарбаева и Туркменбаши, то в России, где насаждение капитализма происходило под знаменами западничества, подобные настроения были "локализованы" в рамках оппозиции. В обновленную компартию массово вступила та часть аппарата, которой не достались плоды приватизации. Зачастую это была просто худшая, наименее эффективная часть старого аппарата.
Принадлежность к власти или оппозиции в 1990-е определялась зачастую не идейными подходами, а тем, кто до чего мог дотянуться. Первый секретарь становился губернатором, приватизировал область. Секретарь по промышленности мог добраться до контрольного пакета предприятий, комсомольские функционеры объединились в своеобразную мафию, занявшуюся торгово-банковскими операциями. А что мог приватизировать заведующий отделом пропаганды? Полное собрание трудов Л.И. Брежнева?
Да, было немало людей, которые в разграблении страны не пожелали участвовать по идейным соображениям. Но именно "оппозиционеры поневоле" составили костяк нового аппарата. Именно они обрекли партию на хроническую неэффективность.
Опять же, изменившаяся "политическая экология" требует, чтобы партия приспосабливалась. Выжить значит опереться на других людей, на более молодые кадры, выросшие уже в новое время и пришедшие в левое движение не волей случая, не по советской привычке, а по идейным соображениям. КПРФ много и часто говорит о привлечении молодежи. Но успехи получаются весьма скромные. И дело не в "кадровой" политике. Если идеология партии окажется в 2000-е годы такой же, как в 1990-е, никакие кампании по привлечению молодежи не помогут. Не поможет и обещание должностей в Думе. В конце концов, современный молодой человек может сделать карьеру и в другом месте. Для того, чтобы привлечь новых людей требуется менять идеологические и политические подходы.
Итак, российская компартия и её союзники стоят перед выбором: углубление кризиса или политический поворот. Мини-расколы последних месяцев — лишь симптомы этого кризиса. Уход Селезнева и компании из партии ничего не решает, ничего нового не дает. Люди просто перешли на другую работу. Но если перемен не случится, этот раскол может оказаться не последним.
Может ли партия найти новое лицо? Честно говоря, у меня нет в этом большой уверенности. Но, так или иначе, мириться с западными и российскими левыми придется, это начинают понимать и в самой партии. В этом плане могли бы сыграть какую-то роль промежуточные структуры. Когда в середине 1990-х создавался Народно-патриотический союз, лидеры партии что-то неопределенное говорили об объединении левых сил, союзе коммунистов, социалистов и других прогрессивных людей. В итоге получили структуру, в которой самым известным партнером партии оказывается общество книголюбов.
Аппарату партии свойственно стремление полностью контролировать своих партнеров. Но тогда это уже не партнеры, а в лучшем случае, подчиненные. И ничего добавить КПРФ такая "политика союзов" не может.
Теоретически, руководство КПРФ может пойти на диалог с теми, кого сайт www.kprf.ru обозначил как "новых левых". Иными словами, просто с левыми активистами, действующими вне рамок КПРФ и её структур. Такое сотрудничество поможет навести мосты по отношению к левым на Западе и к радикализирующейся молодежной среде, альтернативным профсоюзам и т.д. Но надо понимать, что, в конечном счете, всё будет зависеть от перемен в самой партии. Если она сама не найдет выхода из своего кризиса, независимые активисты ей ничем не помогут. Больше того, она их вместе с собою утопит.
А тонуть, вообще-то никому не хочется.
Тем более, что российскому обществу нужна левая оппозиции. Сейчас, может быть, более чем когда-либо.

Борис Кагарлицкий.