Кто виноват и что делать?

Экономический кризис и последовавшие за ним события (в Пикалеве и др.) выпятили тщательно замалчиваемую проблему социального неблагополучия. Между тем, это главная проблема в обществе, радикально поменявшем экономическое устройство, с легкомысленной безоглядностью реставрирующем капитализм, тот самый капитализм, родимыми пятнами которого остаются бум потребительства, агрессивный индивидуализм, фетишизация денег и прочее.

Фото: Александр Эбаноидзе: Кто виноват и что делать?

Александр Эбаноидзе: Кто виноват и что делать?

Не нами открыто, что бесенок наживы, пронырливо эффективный в торговле и бизнесе, злокачественно вреден в сфере нравственной и духовной. Об этом свидетельствуют вся мировая литература и недолгий опыт наших реформ. Давно известно и то, что природа человека несовершенна: по меткому народному слову, «все мы по пояс люди».

Примирить «волка инстинкта» с «ангелом духа» невозможно. Но сегодня в России «ангел» отдан волку на растерзание. Много лет самые зычные голоса оповещают нас о том, кто правит этот бал, но, восхищаясь вокалом, мы упускаем смысл.

Как могло случиться, что в России, с присущим ей скептическим отношением к богатству («От трудов праведных не возведешь палат каменных»), с ее «святой литературой» -- заступницей «униженных и оскорбленных», социальная ломка 90-х осталась неотрефлексированной и нашла отражение лишь в примитивных телесериалах?

Когда-то голос поэта звучал, как колокол на башне вечевой. Смышленые реформаторы – от беды подальше - заменили колокол будуарной сонеткой, пригодной для вызова поваров, портных и шутов …

На телевидении, как мощном электоральном поле, введен контроль пожестче идеологического отдела ЦК. Приведу примеры, иллюстрирующие этот довод «от противного». Вот два сюжета, случайно проскочившие сквозь цензурное сито.

На концерте Доме актера игрался скетч: немолодая женщина, подрабатывающая в офисе у «новых русских», с ведром и шваброй убирала после корпоративной вечеринки и делилась наблюдениями над обитателями офиса.

Профессия рассказчицы (она оказалась актрисой местного театра) объясняла ее остроумную наблюдательность. По ходу уборки женщина незаметно преобразилась и, представ в строгом черном платье, напрямую обратилась в зал:

Зову я смерть. Мне видеть невтерпеж

Достоинство, что просит подаянья,

Над простотой глумящуюся ложь,

Ничтожество в роскошном одеянье…

Поразительное преображение не только придало глубину злободневному скетчу, но даже обновило энергию шекспировского сонета.

Другое впечатление связано с фильмом «Лиля», он был показан единственный раз в три часа ночи. Сюжет разворачивается в городе, ушибленном реформами (ситуация Пикалева!). Мастеровой люд спивается, а их дети, потеряв нравственные ориентиры, развлекаются как могут.

Заигравшись, компания «подставляет» свою одноклассницу Лилю. Искренняя, смелая девочка, радостно ждущая встречи с жизнью, сталкивается с ее жестокостью.

И тут появляется вкрадчивый «доброжелатель»: удрученный безвыходным положением девочки, он предлагает вывезти ее на заработки в Швецию – няней при детях или сиделкой… Лиле не с кем посоветоваться, а голод не тетка… В считанные дни загранпаспорт оформлен, хотя девочке нет шестнадцати, -- бизнес отлажен!..

О судьбе Лили на чужбине трудно рассказывать. У трапа самолета «доброжелатель» передает ее сутенеру, поставляющему малолеток стареющим эротоманам. И когда изнемогающая от сексуальных пыток девочка стонет сквозь зубы: «Ненавижу!», в ответ она получает затрещины и шепеляво-слюнявое «Шерап!..»

Не сразу несчастной девочке удается осуществить заветную мечту -- умереть. Воспользовавшись бессилием старика, к которому ее доставил хозяин, она убегает и, затерянная в чужой стране, безъязыкая и поруганная, бросается с эстакады на бегущую внизу автостраду.

Вот и все кино. Сюжет, увы, жизненный. Что же до наполнения, признаться, наш экран изголодался по такому замечательному персонажу. Смелостью и чистотой порыва Лиля сродни знаменитой героине «Дикой собаки динго», она ее младшая сестра, поскребыш советской эпохи, перемолотая жерновами перестройки.

К сожалению, не могу назвать авторов картины, запомнилось, что ее финансировали шведы. Также не назову и актрису, закончившую скетч шекспировским сонетом – кажется, она была из Нижнего. Можно узнать их имена, но тут важно другое.

Сегодня смехачи с накладными грудями заполонили экран; едва отсмеявшись, страна тонет в «мыле» и пускает пузыри, а после полуночи слушает гламурный щебет. Но при этом никому на телевидении не придет в голову повторить превосходный эстрадный номер или прокрутить замечательную ленту. Почему?

Ответ прост: оба сюжета во весь голос говорят о социальном расколе. Оба сюжета показывают его трагические последствия. Увиденное вызывает сострадание, негодование, протест. А телевизионщикам заказано это взрывоопасное поле. Хозяева эфира определили приоритеты – доход и безопасность, а значит, «раздрачивающая» реклама, полупристойные шоу и радужные пузыри.

А колокол литературы молчит: нынешние тиражи в 2-3 тысячи равноценны демонстрации фильма в три часа ночи. Не странно ли, что когда Россия переживает один из сложнейших периодов своей истории, ее наиболее совершенный интеллектуальный инструмент не востребован!

А ведь новый социальный строй нуждается в критике не меньше предшествующего. Чтобы избежать еще одной ломки хребта, которую страна не выдержит, необходима коррекция реформ, очеловечивание ее целей.

Телевидение, как и подконтрольно-издательскую практику, регулирует рынок. Он естественным образом отсеивает все чуждое, то есть умное, честное, нравственное, талантливое, взамен тиражируя литературные варианты «мыльных опер» и боевиков.

А ведь еще вчера обществу внушали, что рынок наделен даром саморегуляции. Для питающих иллюзии – впечатляющий факт: в то самое время, когда гонорар крупнейшего русского писателя за роман, опубликованный в столичном журнале, составил 450 долларов, идеологи нынешних реформ получили за книжку о приватизации 450 тысяч долларов. (!) Судите сами, какого отношения заслуживает система, оценивающая лепет младореформаторов в тысячу раз выше самородного астафьевского слова!