Владимир Брутер: организовать протесты помогли западные спецслужбы

Владимир Брутер: российскому обществу необходима внутренняя дискуссия

Почему в правительстве нужна оппозиция и как российская власть должна реагировать на протестные настроения в обществе, рассказал ведущему "Правды.ру” Игорю Буккеру эксперт Международного института гуманитарно-политических исследований Владимир Ильич Брутер.

Читайте начало интервью: Владимир Брутер: организаторы акции должны быть наказаны

Оппозиция и власть

— Владимир Ильич, на ваш взгляд, какие должна предпринять власть реальные шаги, чтобы смягчить ситуацию?

— Мне власть не предлагала давать ей советы по этому поводу. Я думаю, что справиться можно и без меня. А что касается моего мнения общего, то главное — власть в России должна быть открыта по отношению к гражданам России. Сейчас многие граждане в России, причем кто социально активен, считают, что власть не считается с их позицией. И они не могут через легальные процедуры свое мнение отстаивать. Это накапливает протестный потенциал.

Госдума не должна быть местом, где собираются в основном единомышленники, она должна быть местом, где собираются люди с противоположными точками зрения, напряженно дискутируют друг с другом, и результат появляется не потому, что большинство может его, что называется, продавить. Госдума должна быть местом, где структурируется власть, оппозиция, где понятно, за что выступает власть и за что выступает оппозиция. Это не означает, что существенные различия могут относиться к внешней политике. Мы видим, что при всем противостоянии между республиканцами и демократами в США большого противостояния по вопросам внешней политики между ними нет.

Между властью и оппозицией должна быть разница внутри страны, а не вне страны. Россия уже пережила период, когда компрадоры ею управляли и ее продавали.

Мы, слава Богу, этот этап прошли. Но это не означает, что в стране не может быть оппозиции, которая общается со своими избирателями и реально предлагает свои варианты. Пока такого не будет, все будет оставаться примерно так же, как сейчас.

— Вам не кажется, что когда компрадоры, как вы их назвали, были у власти, такого протестного потенциала не было в стране? Или уже новое поколение выросло в новых условиях? Тогда возмущений было больше, но на кухнях, мне кажется.

— Протестный потенциал был, он был значительно больше, чем сейчас. Но дело в том, что тогда социально активные люди имели возможность иногда легально, иногда полулегально, заниматься самореализацией. Всем казалось, что я сейчас что-то сделаю и заработаю много денег. Люди, которые сейчас выходят на протест, тогда в значительной мере были заняты своими собственными делами. Надо говорить прямо: простые люди в маленьких городах, которые живут небогато, на протесты обычно не ходят. Они трудно самоорганизуются, у них нет мнения о том, что они сами могут участвовать во власти. Поэтому они ни тогда, ни сейчас в этом не участвуют, но сейчас они живут лучше и спокойнее. А тогда протестный потенциал касался в основном тех людей в городах, кто оказался резко отодвинутым на обочины социальной жизни. И учитывая общую ажитацию, таких людей было не то чтобы мало, они были просто очень заняты. Протестный потенциал тогда реализовывался в голосах, а нынче реализуется в протестах. Много раз мы видели, особенно в Восточной Европе: голосующие и протестующие отличаются друг от друга в процентах, когда голосующие голосуют за одно, а протестующие протестуют против голосующих. Этот момент на Украине привел к государственному перевороту.

За 20 лет власть сделала очень много, чтобы выровнять уровень жизни в России. Она сделала даже слишком много, но это само по себе не приводит к успокоению общества.

Наоборот, это приводит к тому, что у части среднего класса возникает иллюзия своей недооцененности. Они начинают считать, что все делается за их счет. А у них самих нет возможности жить лучше, потому что никто им ничего особенного не предлагает. В бизнес уже не пойдешь, во власть не пускают. Живи себе и занимайся своим делом. Но не все хотят просто так жить и заниматься своим делом. Некоторые хотят большего и быстро. А большое быстро уже никому не предлагают.

Если вытащить свой сумасшедший шанс 20 лет назад было можно, то теперь это значительно сложнее. И это увеличивает протестный потенциал среди активной части населения.

Время есть, но его мало

— Насколько возможно, что лидеры оппозиции действуют по указке западных спецслужб?

— А кто лидеры оппозиции в России? Я таких пока не знаю.

— Тот же Навальный.

— Безусловно, Навальный контактировал с западными спецслужбами. Но западные спецслужбы не могут выводить людей на улицы. Западные спецслужбы могут это помочь организовать.

То, что американское посольство печатает инструкции, совершенно неприемлемо. Давайте представим, что российское посольство в Вашингтоне напечатало бы инструкции, как штурмовать Капитолий. Можно только представить, во что бы это вылилось. Они почему-то считают, что им можно, а нам нельзя.

Безусловно, Навальный знает об этом, они публично не призвали американское посольство этого не делать, хотя должны были призвать этого не делать, понимая, что это вмешательство в дела той страны, которой они хотят руководить.

Но нужно разделять отношения тех же Навальных с западными центрами и протестный потенциал в России. А протестный потенциал в России существует помимо того, что Навальные с кем-то контактировали.

— Что вы можете сказать нашим зрителям на прощание?

— Только одно: пока время для того, чтобы внутренняя российская политика изменилась, еще есть. Время для того, чтобы российское общество нашло адекватные ответы протестным настроениям. И меры для этого существуют всегда. Будут ли они задействованы, не будут — я не знаю. Чем позже будут предприняты действия, тем они будут сложнее и тем сложнее будет результат. Поэтому я бы предложил всем не обольщаться тем, что сейчас акции протеста были немногочисленны. Российскому обществу необходима внутренняя дискуссия, и нужно выходить на согласованные обществом решения, чтобы быстро и серьезно двигаться вперед, потому что времени для раскачки, скорее всего, нет.