Александр Гущин: по большому счету постсоветского пространства уже нет

Александр Гущин: без создания регионального союза России будет сложно

О том, почему постсоветского пространства больше нет и как России сохранить статус связующего звена среди стран — бывших советских республик, рассказал ведущему "Правды.ру" Игорю Шатрову старший научный сотрудник Института постсоветских и межрегиональных исследований РГГУ Александр Гущин.

Пространство, которого нет

— Давайте оценим ситуацию в целом на постсоветском пространстве, нарисуем карту кризисов, которые происходят или могут произойти вокруг России, и разберемся в их причинах и последствиях.

— Я считаю (может быть, это несколько провокационно), что по большому счету постсоветского пространства уже нет. Есть элементы, связывающие нас:

русский язык во многих странах как элемент межкультурного и межнационального общения;
общие социальные практики.

Но если мы посмотрим на экономические, социальные, культурные связи стран Центральной Азии или Балто-Черноморского региона, то увидим, что постсоветское пространство воспринимается через Россию — Россия как скрепляющее звено в большей или меньшей степени.

Единство постсоветского пространства уже неактуально, потому что во многих сегодняшних кризисах есть серьезный поколенческий аспект.

Приход уже не советского и даже не постсоветского поколения, а постпостсоветского в активный социальный процесс, как в Белоруссии. Другое дело, что его не надо абсолютизировать, есть и другие факторы.

Помимо дезинтеграционных внутренних тенденций, активизируются внешние игроки на постсоветском пространстве.

Это касается не только игроков традиционных, о которых мы привыкли говорить применительно к украинскому кризису или Белоруссии: Запад, Китай. Хотя в случае с Белоруссией позиции Старой Европы и Польши с Литвой серьезно отличаются. Но появляются новые региональные игроки. В Центральной Азии о них знали хорошо — о турецком влиянии в 90-е, в 2000-е годы. Теперь мы часто употребляем термины:

неоосманизм,
пантюркизм.

Придаем им степень вызова, отчасти правильно делаем.

Это пространство мы воспринимаем как постсоветское: были страны с нами в одном Союзе. Но есть проекты у других стран:

"Большой Туран",
польское "Междуморье".

Это явление эволюционировало в течение всего XX века. Поэтому можно говорить об общих чертах, макрорегионах внутри постсоветского пространства, но не обо всем пространстве.

Приоритетное направление

— Я использовал формулировку "постсоветское пространство", потому что наша аудитория этот термин понимает. В то же время речь идет о пограничных с Россией странах, которые были республиками Советского Союза. В них происходят события не очень здорового характера, которые сознательно отражаются на отношениях этих стран с Россией либо являются инструментом влияния на Россию. События в Польше для нас менее существенны, чем события на Украине, в Белоруссии — в любой из бывших республик Советского Союза.

— Абсолютно согласен. Россия не может получить статус мировой державы, не будучи державой региональной. Известный эксперт-международник Силаев из МГИМО говорил о том, что Россия активизирует свое влияние в дальнем зарубежье. А тратит свое влияние на постсоветском пространстве, потому что здесь у нас есть очень серьезные проблемы. Плюс геополитические территориальные аспекты.

Можно рассуждать о том, что современная война — это 5-10 минут подлета; об информационных технологиях и новых сферах конкуренции. Но мы видим по действиям наших западных "партнеров" (в кавычках), что территория очень важна.

Иначе не было бы:

обустройства инфраструктуры НАТО на Украине, хотя она не член этого союза;
продвижения НАТО на Восток,
институциализации стран Балтии в НАТО.

Мы видим даже на примере постсоветских конфликтов — того же Карабаха, как важна территория. Особенно когда она сакрализируется обеими сторонами.

Поэтому как бы мы ни называли пространство вокруг нас, это приоритетное направление.

Иногда мы о нем забываем, но время и объективный исторический процесс всё равно нас будут возвращать к решению этих вопросов, без которых мы не сможем быть полноценной региональной державой.

— То есть мы в любом случае будем вынуждены вписаться? Турецкий министр иностранных дел сказал "инвестировать в эти конфликты". В хорошем смысле слова инвестировать, то есть предотвращать их.

— От нашей активной позиции много зависит, и зачастую поддержание статус-кво имеет определенные ограничения. Над этим надо постоянно работать.

С Карабахом вроде был достигнут статус-кво, мы называли это замороженным конфликтом, хотя он полностью никогда не был заморожен.

Одна из сторон пытается резко нарушить статус-кво, используя военно-экономическое преимущество для усиления своих позиций на будущих переговорах, и для консолидации общества. Это не плохо и не хорошо — просто объективный процесс, к которому надо быть готовым.

— Мы ведь на постсоветском пространстве везде пытались несколько десятилетий статус-кво удержать? Карабах — это отдельная тема. Но мы пытались "заморозить" отношения с бывшими советскими республиками на прежнем уровне. Они постепенно отходили, а мы пытались удержать, не предлагая никаких иных проектов. Только некоторое время назад появился ЕАЭС — Евразийский экономический союз и другие. Причина многих процессов в том, что мы не были активны на этом пространстве?

— Отчасти да. Это касается и гуманитарных проектов. Мы много за последнее время недоделали. Сейчас есть определенные подвижки. Но помимо интеграционной составляющей (ЕАЭС), важно развитие двусторонних отношений. В нашей стране идет дискуссия о характере союзничества: какое нам нужно союзничество на том пространстве, которое мы называем постсоветским.

Без создания своего регионального союза с участием целого ряда стран России в перспективе будет довольно сложно. Я не сторонник стратегического изоляционизма.

Другое дело, какой это союз качественно? Вступление Киргизии в ЕАЭС укрепило его или нет? Я сомневаюсь, что укрепило, учитывая, в каком состоянии в Киргизии: