Отец Андрей: боязнь вируса нужно осмыслить по-христиански

Как представители православной церкви относятся к угрозе коронавируса, надо ли всерьез его опасаться и какова природа этого страха, рассказал ведущему "Правды.ру" Игорю Буккеру протоиерей Андрей Спиридонов.

Страх как манипуляция

— Отец Андрей, как православная церковь пережила коронавирус? Как шла внутренняя жизнь священнослужителей?

— Думаю, мы еще до конца не пережили. Мы пережили самый напряженный отрезок, но все это нуждается в осмыслении христианском. Церковь должна сделать соборные серьезные выводы из произошедшего. Я не буду касаться вопроса, насколько вирус реальную опасность представляет, я не отношу себя в чистом виде к COVID-диссидентам и не отрицаю существования этой болезни: у нас в храме из десяти основных священников семеро переболели, причем у настоятеля протоиерея Дмитрия Смирнова были серьезные последствия, так что он даже вынужден был отойти от активной деятельности и стал почетным настоятелем. Это была довольно напряженная история. Но не столько из-за угрозы заболеть, сколько из-за идейной агрессии боязни, которая была агрессией всемирной и внутрироссийской.

Она оказалась для нас неожиданной и серьезной: помимо реальной угрозы, было неясно, как реагировать. Нет общего понимания:

• как бороться,
• какие меры правильные,
• надо ли было всех запирать на карантин и таким образом рушить экономику (может, надо было ограничиться только группой риска),
• помогают или не помогают маски.

Даже врачи, вирусологи, микробиологи высказывали диаметрально противоположные точки зрения. До сих пор ясности нет.

Самая главная неясность для христиан: боязнь вируса — это страх христианский или человеческий?

Откуда взялся в нашем обществе приоритет страха за пожилое население и людей из группы риска — он христианский или нехристианский? Не потому ли он берет верх над здравым смыслом? Один из основных идейных трендов ХХ столетия — сокращение рождаемости, когда молодых все меньше, а пожилых и немощных все больше, и они становятся определяющим фактором. Поэтому угроза прежде всего преподносится как угроза не для молодых, сильных, трудоспособных, а угроза для людей ослабленных, и все мы поставлены перед необходимостью карантина, постоянной дезинфекции.

К этому мы оказались не готовы, долгое время мы благодушествовали, привыкли к абсолютной свободе после советских ограничений религии. И вот по прошествии 30 лет вдруг нас поставили перед фактом, что уже под другими лозунгами свобода может быть ограничена.

Это было неожиданно, и прихожане по-разному реагировали: кто-то действительно испытывал боязнь и соглашался с навязываемыми сверху мерами, а кто-то не соглашался.

Здесь нет единой точки зрения, в том числе внутри церкви.

— Понятно, что единой точки зрения не может быть нигде. Когда отмечали Пасху, народу немного было, но тем не менее люди приходили, тогда еще в масках, перчатках. Как быть священникам и прихожанам с нашим христианским целованием?

— Разные священники по-разному к этому относились. Церковь хоть и единая, соборная, апостольская, но на местах первую скрипку играет правящий епископ. И в провинции были разные рекомендации: где-то более жесткие меры, где-то менее. Самой жесткой мерой был полностью закрытый для прихожан храм, когда служат только священники и хор. В Москве было так, а во многих местах полностью храмы не закрывали. Пришлось привыкнуть:

• к мерам дезинфекции,
• маскам,
• перчаткам,
• использованию спирта,
• одноразовым салфеткам.

Первым порывом у большинства священников было сопротивление: нет, мы не будем лжицу в спирт окунать. Но по трезвому рассуждению мы с этим смирились, хотя не скажу, что это по нраву пришлось всем, это до сих пор у многих вызывает неприятие, и на местах далеко не все следуют этим мерам.

Церковь должна это осмыслить и выработать общие рекомендации, в том числе богословские, которых до сей поры не было.

Например, очень интересные были рекомендации у митрополита Тихона Шевкунова, главы Псковской епархии: человеколюбивые и богословски осмысленные.

Проблема не в дезинфекционных мерах, а в осознании того, что на самом деле происходит с нами как с церковью, обществом, народом, который (конечно, не весь) исторически себя отождествляет с православием. Насколько этот страх идет в разрез с основанием нашей веры? Это божий страх, в том числе опасение за жизнь ближнего, или это страх, провоцируемый извне? Не используется ли он как одна из новейших манипулятивных технологий?

Человек в тревожном состоянии легче поддается манипуляциям. Этот страх носит не просто стихийный природный характер, а может в себе содержать очень серьезный искусственный компонент, именно манипулятивный.

Церкви неплохо бы с этим разобраться и иметь осмысленную доктрину, в том числе и для внешнего мира, как к этому относиться.

Подчиняться не на 100 %

— То есть ко второй волне выводы еще не готовы?

— Наверное, еще не вполне готовы. Не знаю, с чем может быть связана вторая волна, какая у нее может быть идейная подоплека, кто ею может руководить, насколько наше общество способно этому подчиняться и надо ли этому подчиняться на все сто процентов.

— Говорят, что якобы избили женщину в метро, которая кашляла и была без маски. То есть в обществе иногда проявляется агрессия и в таком предосудительном варианте.

— В США представитель черного населения идет по тротуару, навстречу ему пожилая белая дама, он ее ударяет по лицу и она падает. Это проявление агрессии явно безнравственное, экстремистское. У нас явных столкновений на почве национальной неприязни нет. Но в упомянутом вами эпизоде получилось, что если кто-то на тебя кашляет и без маски, то это может вызвать очень серьезную агрессию. Видимо, такое уже тоже стало возможным.

Беседовал Игорь Буккер

К публикации подготовила Марина Севастьянова