"Адвокат Арктики" родом из Франции: "Я хотел быть эскимосом"

Французский физик Жиль Элькем превратил свое уже 30-летнее путешествие по Арктике в работу. Как ему это удалось и чего он в итоге добился? Чем отличается Русский Север от северов других государств? Что помогает, а что мешает в суровых погодных условиях путешественнику? Обо всем этом и многом другом Жиль Элькем рассказал корреспонденту "Правды.Ру" Алине Кузнецовой.

собака, уши

Когда я переезжала в Баренцбург (Шпицберген), я и не думала, что жизнь сведет меня здесь с этим удивительным человеком. Мы встретились случайно на пустынной улице поселка, когда Жиль Элькем и его жена Алексия гуляли с одной из своих собак. Было холодно, но собакам явно нравилось. "Лайки", — подумала я, останавливаясь. "Москвичка", — явно подумала собака, косо поглядев на меня.

Проговорив несколько минут с хозяевами животных, я узнала, что они хотели совершить экспедицию через Северный полюс. Яхта, на которой они шли, поломалась у берегов Шпицбергена, и вот уже пять месяцев они живут здесь со своими ездовыми собаками. Через день Жиль, хоть и женатый, но все же француз, неожиданно зашел ко мне как к старой знакомой и предложил прокатиться на упряжке в каньон.

Французский каюр одной рукой держал хорей (палка для управления упряжкой), другой придерживал меня, чтобы не выпала на поворотах, и непринужденно повествовал о своей жизни, несмотря на 20-градусный мороз. Он всегда болел Севером. Поэтому, получив диплом, молодой француз срочно рванул в Гренландию, где планировал пожить настоящей жизнью еще до того, как его захлестнет трудовая рутина. Но высокие широты окончательно завладели его сердцем (старожилы говорят: "Зов Севера!"), и вот уже больше 30 лет он вновь и вновь совершает экспедиции к холодным арктическим берегам. На его счету — четырехлетнее путешествие от Мурманска до Уэлена (Чукотка), а потом и Гренландия… На карте Арктики вряд ли осталось место, где еще не ступала нога этого активного и жизнелюбивого человека.

Беседовать с Жилем легко, он тщательно отвечает на каждый вопрос, стараясь не упустить ничего и максимально рассказать о своей удивительной жизни путешественника.

— Жиль, расскажите, пожалуйста, как вы стали путешественником?

— Когда я начинал (это уже давно было, наверное, 35 лет назад), мне было 24 года, и я на целый год уехал жить в Гренландию. Тогда у меня не было никакого опыта: я был немного альпинистом, но ровным счетом ничего не знал об Арктике. Никакого опыта на собачьих упряжках и никаких денег у меня, молодого и глупого, просто не было. Но была мечта! Еще в детстве я хотел быть эскимосом! Я почти закончил свое образование (я — физик) и решил, что до того, как начну работать, должен исполнить такую мечту. Я жил в маленьком поселке в Западной Гренландии, учил гренландский язык, ездил на собачьей упряжке, охотился… Одним словом, меня захлестнула Арктика!

— То есть путешествие для вас — это уже работа, а не просто хобби?

— Нет, это не хобби, это не работа — это жизнь, это душа! Для меня работа — не ездить на работу несколько часов, чтобы получить деньги, а делать то, что я люблю. Когда я работаю — это значит, что я делаю то, что решил сделать: либо путешествовать, либо писать, либо снимать документальные фильмы.

— Как люди могут узнать о ваших путешествиях? Фильмы, книги — все это имеется?

— Да, но я не такой человек, который любит быть в центре внимания массмедиа долго. Мне гораздо больше нравится жизнь в Арктике, а такая жизнь бесконечно далека от камер… Хотя было время, когда я много работал в медиа, но для меня это никогда не было главным. Главное — это сами путешествия! Впрочем показывать их тоже важно. Вот и делаю это с помощью фильмов, книг…

— ного у вас книг?

— Несколько. Есть книги для детей, есть книги… вообще, а также фотоальбомы. Несколько фильмов тоже есть.

— А русскоязычные люди могут прочитать ваши книги или они только на французском?

— К сожалению, нет, не могут. Но я был бы очень рад перевести свои книги на русский. Хотя есть фильм, его снимало чукотское телевидение. Он называется "Вирус странствий". Там есть про мой путь по арктической России. Но мне жаль, что этого так мало, потому что я очень много путешествовал по России и очень хочу показать русским русский Север.

— Это действительно было бы актуально, потому что у нас много людей, которые вообще не представляют, какая Россия на севере, на юге…

— Это точно…

— Жиль, какое путешествие запомнилось вам больше всего?

— Конечно, мое первое путешествие. Это была Гренландия, и она, как первая женщина, навсегда оставила глубокий след в моей душе. Первый путь, первые трудности… Я тогда был молодой и учился быть мужчиной, учился любить Арктику. Арктика — это красивая женщина, но она сильная и иногда недобрая. (Смеется.) Нужно узнавать, как любить ее. Это мое путешествие было лет тридцать пять назад, но я до сих пор его помню, именно оно дало мне жизненный курс.

Ну и еще одно путешествие, конечно, помню. Это был мой путь по русской Арктике (от Мурманска до Уэлена, Чукотка). Это было очень сильное впечатление, потому что оно превратилось в шествие по пути — в путешествие. Это было долго, как путь не только через расстояние, но и через время. Когда проделываешь путь из пункта А в пункт Б, а между ними 24 тысячи километров — это одно! Но совершать такое путешествие четыре года — это совсем другое! Речь идет о познании себя, о погружении в свой микромир. Через время человек меняется, изучает и понимает себя.

— Вы все время были один во время вашего путешествия?

— С собаками.

— Насколько я понимаю, вы всегда путешествуете в одиночку. Многие соло-путешественники признаются, что через какое-то время им очень не хватает общения с другими людьми. А что скажете вы по этому поводу?

— Мне, наоборот, лучше все сделать одному, хотя это, правда, тяжело! Конечно, удобно, когда вокруг люди, которые делят с тобой тяготы. Но с другим человеком, уж поверьте, трудно в пути. Вы должны узнать свою силу, а если с тобой кто-то другой, то используешь уже его силу. А это еще один риск, так как его силу ты не знаешь до конца. Вот недавно я путешествовал на яхте. Там была целая команда, и это-то как раз все портило, потому что я зависел не только от себя, но и от других людей. То есть получается, что основные трудности уже не в самом пути, а в людях рядом с тобой. Это и есть те проблемы, которые так тяжело решать.

— А есть ли в России какое-то место, которое вам особенно запомнилось и в которое вы хотели бы еще раз вернуться?

— В вашей стране хочу вернуться почти во все места, где уже побывал! У меня отовсюду остались хорошие воспоминания о людях: Чукотка, Якутия… Вообще, самые хорошие воспоминания у меня, конечно, от встречи с местными людьми. Северные народы: долганы, ненцы, нганасаны, чукчи, якуты, эвенки, эвены, юкагиры, — все они были моими учителями. Я никогда не перестану изучать Арктику. Даже сейчас, спустя 30 лет, я не перестаю изучать ее. Только сегодня я это делаю через моих собак, через людей, которых встречаю.

Именно поэтому о России такие теплые воспоминания: благодаря вашим людям и также благодаря тому, что путешествовал-то я тогда один! У вас большая страна, а путь мой был длинный! Вспоминается то время как трудный путь познания себя и мира: идя по нему, я тогда зашел очень-очень далеко. Причем дело не в расстояниях, не в географии, а в духовном развитии.

— Жиль, вы неоднократно уже упоминали своих собак… Как начинались ваши совместные приключения?

— Когда я год жил в Гренландии, у меня там появились собаки. Вообще, мои собаки сейчас — это щенки тех, с которыми я пересекал Россию. А та экспедиция была особенной. Когда я туда только собирался, то не хотел предварительно готовиться к ней: никакой логистики, никакой команды собак у меня не было. Я просто решил делать все так, как делают местные. То есть если они используют оленей, то и я буду использовать оленей… Если в какой-то другой местности аборигены ездят на собаках, то же предстоит, значит, и мне… Но заранее, как уже и сказал, я ничего не планировал: мне важно было, чтобы все получилось так, как было суждено.

Ну и вот, в первую зиму один человек подарил мне, помнится, собаку. Он тогда сказал мне: "Ты один. Тебе трудно. А у меня есть собака. Возьми!". Я был, конечно же, очень этому рад! Так у меня и появился Сокол, моя первая собака. В этом поселке был у меня еще один знакомый. Увидел он как-то моего Сокола и решил, что нужны мне и другие четвероногие, чтобы собрать, значит, настоящую команду. Вот так их стало у меня неожиданно три. А надо сказать, что этого уже достаточно для работы в постромках. Постепенно, от поселка к поселку, их у меня становилось все больше и больше…

И так уж получалось, что иногда это я встречал собаку, а иногда, наоборот, она встречала меня. Наверное, такая собака, увидев меня, думала: "О, это интересная жизнь! Пойду-ка и я с ними!". И мы уезжали, а она шла вместе с нами: без поводка и без ошейника, просто шла рядом! Так у меня и появилась команда из 13 собак на все четыре года нашего совместного преодоления пространства. Это были молодые животные, ушедшие со мной, тоже еще неопытным каюром, в свою первую экспедицию… Были тогда мои животные, конечно, очень сильными, ведь нарты-то весят не менее 500 килограммов со всей поклажей, а собачки тащили их изо дня в день.

— Бывает такое, что собака не поддается никакому обучению?

— Да, конечно. Вот именно поэтому, когда я решил забрать одну собаку, то был не вполне уверен: а что если собака вдруг не может обучаться или что если она слаба физически? Мы далеко ото всех, холодно, и она может просто умереть в пути… Но тот человек, который подарил мне ее, сказал, что собака уже подготовлена (пусть и не на пике своей физической формы). К сожалению, предчувствие меня не обмануло: животное это погибло в дороге…

— Да, это очень грустно. А много у вас за всю жизнь было собак?

— Одно время собаки были просто моей основной работой. Тогда я работал гидом и предлагал клиентам кататься по Финляндии на собачьей упряжке. В ту пору у меня было около 50 животных, причем все — щенки той моей первой памятной мне команды, которая пересекала со мной Северную Россию. Мне так хотелось сохранить эту породу — таймырские ездовые собаки; ведь сегодня их осталось очень немного!

— Жиль, как вы оказались здесь, в Баренцбурге, на Шпицбергене?

— Шпицберген был для нас запасным вариантом. Мы (Жиль, его жена Алексия и собаки. — Авт.) отправлялись в экспедицию на Северный полюс и проходили на яхте мимо. Возникли кое-какие неполадки с двигателем, причем тогда же разыгрался сильный шторм. Как капитан, я принял решение переждать бурю. Я считаю, что тогда я спас от смерти весь мой экипаж.

Но администрация норвежского Шпицбергена отнеслась к нам почему-то очень агрессивно и даже решила с нами судиться! В Лонгйире (Норвегия) у нас отобрали на шесть недель паспорта, компьютеры — буквально все! Причем сделать ничего было нельзя! Когда я увидел такое отношение, я вызвал моего адвоката. Сидим мы, значит, еще в Логйире, в очень плохом настроении, как вы догадываетесь, и неожиданно получаем предложение перебраться сюда, в Баренцбург (тут у меня оказались давние знакомые). И вот мы приехали в декабре, в самый разгар полярной ночи и с тех пор, то есть уже почти пять месяцев, так и живем здесь… А сейчас готовимся уехать, но все же я буду судиться с Норвегией за все то, что они проделали с нами! Первый суд у нас уже прошел в Лонгйире. Естественно, все там было сикось-накось. Но сейчас я готовлюсь со своим адвокатом к еще одному суду.

— Что ж, остается только пожелать вам удачи. Надеюсь, что справедливость восторжествует. А какие у вас все-таки планы на будущее?

— Сейчас трудно ответить на этот вопрос, так как суд — прежде всего. Нам предстоит настоящее испытание. Конечно, мысли об экспедиции я не оставил, но теперь надо все опять готовить сначала. И финансовый вопрос тоже, конечно, краеугольный. Поэтому сегодня ответить на вопрос о планах на будущее не могу.

— Вы можете что-то пожелать начинающим путешественникам?

— Нужно жить по мечте! Когда я был молод, Арктика была еще свободной страной. Никто не хотел уезжать на Север, потому что там было тяжело. А мне, напротив, именно это и было интересно, потому что там, в Арктике, была территория свободы! Сейчас же все стало совсем наоборот! Везде в Арктике, как, кстати, и в Антарктике, свободы больше не осталось: теперь здесь повсюду экономические и политические интересы и какие-то там стратегии… Вообще-то, это понятно, так как чего тут только у нас нет: и нефть, и газ… Поэтому-то и разгорелась такая борьба за богатства Арктики, что не оставляет природе никаких шансов. Сейчас, с позволения, моя основная цель — быть адвокатом природы Арктики!

Беседовала и подготовила к публикации Алина Кузнецова