Как распознать домашнего тирана

Как бороться с домашним насилием? Обществу внушается, что семья обладает особой ценностью, все, что происходит в семье, хорошо и правильно. Депутаты одобрили в первом чтении законопроект о декриминализации домашних побоев. Мысль о допустимости насилия в семье возрождается вместе с остальными традиционными ценностями. В самоубийствах подростков винят влияние компьютерных игр и соцсетей. По сути, решение проблемы перекладывают на полицию, которой, прямо скажем, и без того есть, чем заняться.

Фото: Фото: Архив Pravda.Ru

побои

Между тем, многое зависит от отношения общества и самих жертв. Стоит ли прощать домашнего тирана? Можно ли распознать его заранее? Как отличить воспитание ребенка от психологического насилия над ним? Об этом Pravda.Ru рассказала семейный системный психолог, эмоционально фокусированный терапевт Виктория Мещерина.

— Насколько часто в российских семьях происходит насилие?

— Насилие в семье, во-первых, растет, а во-вторых, становится все более и более незаметным, латентным. Оно становится таким изощренным, таким тонким и таким издевательским, что его просто иногда невозможно доказать.

В России дело с латентностью насилия обстоит еще хуже, потому что в нашей стране не существует специального органа, который занимается именно насилием в семье. Милиция справедливо замечает, что она не может выезжать на каждый звонок. И, конечно, некоторые истории заканчивают радикально, когда избитой женщине говорят: "Сначала умрите, а потом позвоните". Мы эти истории знаем. Но у полиции есть свои профессиональные рамки — это криминал. Они выезжают только в места преступлений. А вот организации государственного типа, которая работала бы с незавершенным насилием, которое еще нужно доказать, в нашей стране не существует. Проблемой насилия официально не занимается никто.

— Откуда берутся насильники? Домашним тираном рождаются или становятся?

— Очень небольшой процент людей действительно рождается тиранами. Бывают некие органические изменения головного мозга или психиатрические болезни, которые не лечатся. Но, как ни странно, большинство тиранов таковыми становятся. И это очень печальная история, потому что это история травмированных детей, которых били в детстве, мнение которых было никому не нужно, которых откровенно унижали, которых не защищали и не помогали.

Ребенок не понимает, что его унижают, где-то до 10-11 лет. Пока не включится критический механизм и он не увидит, что его друзья живут по-другому, он это унижение и избиение вообще воспринимает, как абсолютную норму. А если это норма, она непременно перенесется в новую семью: меня били, и я буду бить.

Более того, насилие само по себе незаметно, оно притворяется нормой даже во взрослой жизни, потому что каждому из нас очень хочется, чтобы нас любили. Признаться себе, что "родители меня не любят", невозможно. Причем идея абсолютной родительской любви поддерживается и литературой, и телевидением, и социальными институтами. И родители получают какие-то ужасающие права власти над ребенком. Если я нормальный родитель, я не буду использовать эту власть во вред. Я понимаю, что такое королевская власть, абсолютная власть над ребенком. Я ему рассказываю про мир, и если я ему скажу, что пороть по пятницам — это норма, то этот человек до 15 лет будет расти с этой идеей. Потом он вырастет и будет пороть своих детей. Я как психолог знаю, что он будет делать это менее жестоко, чем пороли его, но этот способ воспитания будет в его родительском арсенале.

Насилие бывает в асоциальных семьях, конечно. Но из практики я знаю, что историю отца-алкоголика хотя бы можно себе объяснить: "Он пил, и мы так жили. Да, наверное, моей маме надо было бы развестись, но я не могу повлиять на эту историю, и мы приспосабливались, как могли", и тогда унижение, избиение становится понятным. А вот когда бьет трезвый, уважаемый человек, имеющий авторитет во внешнем мире, тогда получается очень трагичная история. История человека, которого можно бить, — "Я это заслужил". Это, естественно, психологическая травма, которая будет влиять на всю оставшуюся жизнь.

— По каким критериям можно определить психологическое насилие над человеком, в частности над ребенком?

— Унижающий элемент, объявление такого насилия воспитательной частью жизни и угроза, что оно повторится снова и снова. В этом случае любое наказание должно расцениваться как психологическое насилие.

Я сейчас попробую объяснить разницу. Мы все лукавим, когда говорим о том, что это очень тонкая грань и что можно эту грань случайно перейти. Если у меня контакт с моим ребенком, если меня волнует его жизнь, я знаю, кто у него друзья, что для него важно, чем они хвастаются, и я принимаю эту жизнь, но я все равно могу сорваться. Конечно, мой ребенок нарушает 95 процентов своих обещаний, и я могу жестко наказать. Например, не пустив на встречу с друзьями. Я могу, испугавшись, что в жизнь моего ребенка вмешались наркотики, открыть все дневники, прочитать все личные записи. Это насилие над личной жизнью подростка. Но если потом я говорю: "Прости меня, мне было очень страшно. Пожалуйста, чтобы этого не было, рассказывай мне о себе больше, иначе я боюсь сорваться еще", — это одна история. А когда я говорю: "Ты — маленькая тварь, я буду знать о тебе все, потому что мне показалось, что ты принимаешь наркотики, и мне плевать на твои объяснения, я сделаю так, чтобы этого не было в твоей жизни", — это уже психологическое насилие. "Маленькая тварь" — это унижение. "Мне плевать" — это слова, подтверждающие моему ребенку, что он — пустое место и не заслуживает нормальной жизни. "Мне плевать на твой мир, на твоих друзей, ты туда не пойдешь" — это наказание социумом, что для подростка очень страшно. "И так будет всегда" — эти слова делают жизнь подростка безнадежной.

— Если говорить о взаимоотношениях мужа и жены, можно определить, что твой партнер — потенциальный домашний тиран, еще на стадии встреч и свиданий?

— Я бы не говорила о том, что это можно достоверно определить в первой стадии отношений, в букетно-конфетный период. Кстати, в это время некоторые мужчины ведут себя агрессивно, чтобы специально показать свою брутальность, а на самом деле они мягкие и доверчивые. Некоторые, наоборот, ведут себя крайне по-джентльменски, угождая для того, чтобы показать себя уже на втором этапе отношений.

Но если вы знаете человека примерно около полугода, тут уже для иллюзий места не остается. Если я понимаю, что мужчина может меня резко одернуть без всяких объяснений, повысить на меня голос в публичном месте, сорвать с меня украшения, потому что я, по его мнению, слишком яркая в них, — я бы поставила этот маркер на первое место. Второе: если я знаю, что у этого мужчины абсолютно авторитарная мама, которая до сих пор регулирует его жизнь, которая позволяет себе делать в мою сторону нелицеприятные замечания, особенно поверх головы, тогда я прекращаю эти отношения. И уж если в конфетно-букетный период, еще до замужества мужчина поднял на меня руку, будучи в состоянии алкогольного опьянения или сильного волнения, я бы тоже очень задумалась.

Кстати говоря, если я узнаю о том, что в семье моего мужа присутствует насилие — и не только открытое насилие, а, например, что мама старается не волновать папу, многое ему не рассказывать, и вообще вся семья старается не волновать папу, — это тоже будет для меня хорошим маркером, что насилие возможно. Вот такие простые способы обнаружить будущего тирана. Проблема в том, что даже когда это видно и заметно, отказать себе в отношениях, особенно если этот мужчина состоятелен, успешен, красив, бывает очень трудно. Вообще отказывать людям в любви и в парности трудно, а уж когда в этой любви и парности много вторичных выгод, практически невозможно.

— Если ударивший мужчина говорит, что больше так не будет, можно ли верить?

— Как ни странно, можно. Бывает случайное насилие. Например, молодая пара, которая только-только начинает жить вместе, еще не умеет разговаривать друг с другом, но чтобы контакт поддерживался, умеет провоцировать друг друга. Мы же всегда ищем отношений или внимания, а уж какого, позитивного или негативного, потом разберемся. Но в этом нет унижения, в этом нет наказания, в этом есть какое-то странное, дикое, но партнерство. А вот унижение, наказание: "Я сказал, закрой рот" — это будет повторяться. С этого момента начинается насилие.

— Часто многие думают, что жертвами тиранов становятся чаще всего женщины-серые мышки, тихие, неприметные. Это правда? Или жертвой домашнего тирана может стать красивая, успешная, талантливая женщина?

— Я бы никогда не привязывала готовность стать жертвой к внешности. Готовы стать жертвой люди из семей, где над ними издевались, унижали и называли это любовью. Вот тогда, какие бы ноги у меня ни были и сколько бы я ни зарабатывала, я все равно встану в эту позицию, я к ней готова.

Вместо этого я сейчас имею возможность раскрыть воспитательный парадокс: чем больше я кричу на ребенка, тем больше я хочу его улучшить, сделать его лидером, умным, сильным, — тем дальше я от этой цели. Потому что вместо этого мой ребенок научится бояться, лицемерить, врать, спасать шкуру и будет думать, что так делают все люди.

Подготовила к публикации Мария Сныткова

Беседовала Марина Архипова