"Нормы нравственности даны нам Богом..."

В последнее время российское общество буквально захлестнула волна дискуссий на морально-нравственные темы. Поводы для них были самые разные: запрещать или не запрещать аборты, беби-боксы, могут ли церковно-нравственные постулаты выступать в роли неких пределов, за которые не следует заходить галеристам, режиссерам и вообще людям творческих профессий? Обо всем этом главный редактор Pravda.Ru Инна Новикова побеседовала с настоятелем Богоявленского Кафедрального собора отцом Александром Агейкиным.

— Начать надо с того, что никогда не было и не будет легких времен. Мы живем в мире борьбы и будем в нем. Говоря же о проблеме абортов, надо называть вещи своими именами: церковь борется не с абортами, церковь борется за сохранение жизни. За термином "аборт" стоит человеческая жизнь, а церковь призвана стоять на страже жизни человеческой как дара Божьего. Мы не против абортов боремся, мы боремся за то, чтобы человек имел право жить, ибо никто, кроме Бога, не вправе решать — даровать ему жизнь или лишить ее. Это очень серьезный вопрос.

— Но в защиту абортов приводятся свои аргументы: невозможность накормить, обеспечить ребенка, не говоря уж о том, что надо его выучить…

— Для церкви все эти вещи непонятны. Церковь, в первую очередь, это не административный аппарат, это сообщество людей, спаянных единством веры. Это община, семья, а в члены одной семьи не могут быть равнодушными друг к другу. Если мы говорим о том, что нужно дать возможность сохранить жизнь чьему-то ребенку, это означает, что мы призываем всех других не быть к нему равнодушными. Мы призываем к тому, чтобы создавать центры, где бы давалась возможность будущим матерям получить помощь, поддержку, пройти психологическую, социальную адаптацию. И здесь очень многое зависит от нас самих. Надо перестать быть равнодушными.

Только официальные цифры говорят о том, что в стране делают несколько миллионов абортов. И на каждый аборт, на каждое убийство, на каждое прерывание новой жизни из бюджета выделяются государственные средства. В том числе, наши средства, как налогоплательщиков. А что, если эту сумму перенаправить на сохранение жизни? На социальные реабилитационные центры, центры временного пребывания для женщин, попавших в сложные ситуации. Они же сегодня существуют только на пожертвования энтузиастов, государственного финансирования практически нет.

— На мой взгляд, проблема еще состоит и в том, что не аборты отваживаются не только женщины, оказавшиеся в реально безвыходной ситуации. На них идут порой и люди среднего достатка, которые считают, что появление ребенка просто изменит их устоявшийся жизненный уклад.

— Боятся изменений, боятся новой ответственности. Хотя их самих родители вырастили и дали им образование в намного более худших условиях. Это беда современных людей. Везде — пропаганда "счастливой жизни": в глянцевых журналах, в телерекламе. Везде большие комфортные квартиры, особняки, дорогие автомобили, и в сознание людей подспудно вбивается мысль: я лучше буду копить на хороший автомобиль или искать высокооплачиваемую работу, чем думать о продолжении своего рода. Разные, конечно, бывают ситуации, здесь нельзя, конечно, безапелляционно судить. Но это информационное поле формирует поколение людей с другой нравственностью. Человек мельчает как личность.

— Одновременно с дискуссией по поводу абортов было принято решение запретить бэби-боксы, а ведь это был шанс сохранить чьи-то жизни.

— Бэби-бокс дает возможность сохранить жизнь, но поощряет паразитический образ жизни. И не решает самой главной проблемы. Мы же не можем отследить проблемы, которые будут преследовать эту женщину в будущем, ее психологические срывы, нервные расстройства, постоянные мысли о ребенке, которого она куда-то пристроила и не знает его дальнейшей его судьбы. Мозг человека может не выдержать такой нагрузки. Бэби-бокс — не решение проблемы. Мы должны быть с проблемой, с человеком лицом к лицу, чтобы он знал — есть люди, которые готовы ему помочь, есть, наконец, государство, которое его поддержит.

— Но тогда встает другая проблема — новорожденных будут продолжать просто выкидывать в мусорные баки…

— Поступают так потому, что человек убежден: ему некуда пойти, ему нигде не рады. Куда, кроме как в женскую консультацию, может сегодня обратиться беременная женщина? И единственный совет, который ей там дадут — получить направление на аборт.

Там вообще есть понятие, которое вводит в шок: "старородящая". Когда приходит беременная женщина за тридцать лет, ей говорят — вы старородящая, есть масса опасностей, связанных с вашим возрастом. С первого же момента общения ее начинают запугивать.

— Наверное, церковь тоже должна как-то работать в консультациях.

— Должна, и работает. Мы одни из первых, кто поднял голос и заговорил об этом. В консультациях должна быть своя этика общения, свободная от любого негатива.

— Здесь мы подходим еще к основополагающему вопросу: что есть цена жизни и смерти. В современной массовой литературе, кинематографе вопрос этот очень размыт, а грань между этими понятиями зачастую намечена только пунктиром. Как следствие — рост числа самоубийств практически во всех странах.

— С одной стороны, проблема в том, что современные люди, пресытившиеся спокойной, размеренной жизнью, хотят видеть в кино и книгах экшн. А с другой стороны, это выливается в пропаганду отсутствия цены жизни. Жизнь, смерть — разницы нет, поэтому человек свободен сам выбирать — жить ему или умереть. Размытие этих понятий, на самом деле, — катастрофа. Мир не устоит, если мы четко не будем понимать, где грань между добром и злом, между жизнью и смертью.

Господь Бог в Священном писании говорит: я показал тебе жизнь, и я показал тебе смерть; я хочу, чтобы ты выбрал жизнь. А нам же сейчас на каждом углу пропагандируют, что ничего плохого в смерти нет, это — твой выбор. Выбери смерть и все будет хорошо. но Бог говорит нам другое. Сила духа приобретается, воспитывается, для того и существует духовная жизнь, духовный подвиг, религиозность. Об этих понятиях молодежи сегодня не говорят ни в школе, нигде. Мы же возвращаем ее к первоистокам. Очень просто завуалировать за безобидными названиями страшные понятия. "Аборт", "эвтаназия" — понятия эти звучат безобидно, но за ними — смерть. И более ничего.

Налицо потеря смыслов. Она идет от бездуховности, от того, что человек оказался оторванным от корней, от религиозной культуры. Заметьте, я не говорю от христианской, а именно от религиозной. Любая религия наполнена определенными смыслами. Если человек не религиозен, он их попросту теряет.

— Но есть люди, которые называют себя атеистами, и при этом они очень целеустремленные, успешные.

— Атеизм — это часто очень выгодная броня: "я не хочу в своей жизни ничего менять, живу так, как мне нравится, и ты ко мне со своими моральными устоями не приставай, потому что я — атеист". В этом случае я очень часто задаю вопрос — хорошо, если ты атеист, давай тогда говорить на равных об одном и том же. Я говорю о Боге, ты отрицаешь Бога. Но наши знания о Боге, чтобы вести такой разговор, должны быть равными. Что ты знаешь о Боге, чтобы его отрицать? Чтобы отрицать Бога, о нем нужно знать не меньше, чем о нем знает верующий человек.

Проблема некомпетентности, малограмотности в области духовных знаний стоит сегодня, несмотря на общий рост числа верующих, очень остро. Это чувствует наше общество. Но вместе с тем мы уже несколько лет говорим о таком школьном предмете, как Основы христианской культуры. Он есть в учебной программе, но идет постоянная борьба за то, чтобы заменить его светской этикой. Мотивируется это тем, что церковь у нас отделена от государства. Мы пытаемся объяснять, что это не есть религиозность, что это область культурологии, что в сугубо христианских регионах это сугубо христианская культура, а исламских регионах — исламская культура. Что, несмотря на все кажущиеся различия, в основе своей у них очень много общего. Что основы этой религиозной культуры дают школьникам элементарные знания в области общей духовности.

— Кто это тормозит и почему?

— Тормозят и сами педагоги, и директора школ, и некое сообщество, которое себя позиционирует атеистами. Эти же люди борются против строительства новых храмов в Москве, и не только уже в Москве, в Воронеже, Санкт-Петербурге. У них свое понятие свободы получается, которая таковой не является. Как говорят, если мы посмотрим на "расчехленного" человека, то увидим просто сложный узел из переплетенных инстинктов и страстей. Видимо, люди эти желают всех "расчехлить", только что из этого получится?

— Западная постмодернисткая логика, что свободный человек волен верить в Бога, а волен и не верить, волен жить, а волен и лишить себя жизни.

— Это свобода, направленная против Бога. Прежде был некий порог, который ты не переступал. Сейчас этого порога нет. Нет, потому что ты сам решил, что стал "свободным".

Нельзя сказать, что эта точка зрения начинает превалировать. Скажу больше, мне приходится часто и подолгу общаться с молодежью. Так вот, она постепенно становится все более и более активной. И мы должны откликаться на эту активность. Это очень важно. Если останемся равнодушными, если не прислушаемся к этому призыву, то очень многое потеряем, не дадим ребятами того, что обязаны дать. Молодежь наша в основе своей хорошая, активная, ищущая, но окружающее ее информационное пространство работает сегодня не на не, работает против, формирует из нее совершенно других людей. И по этому поводу пора бить тревогу.

— "Тревогу", наоборот, начинают бить ваши оппоненты, которые все громче и громче заявляют, что церковь очень уж активно начинает вмешиваться в культурную жизнь страны, по сути, диктует режиссерам, галеристам, что им ставить и показывать, а что нет. Вот и Константин Райкин недавно задался вопросом, а что же такое вообще "оскорбление чувств верующих"?

— Константин Аркадьевич сказал, что он — православный человек. Тогда нужно и как-то соответствовать тем евангельским, даже не церковным, поповским, как они выражаются, требованиям, а именно евангельским нормам поведения в своем творчестве. Модно сейчас делать спектакли, например, на тему той же эвтаназии. Но тогда и живодерки, которые убивали несчастных животных, тоже могут сказать, что они приносили пользу, — теперь этим животным не нужно искать пропитания, теплого места, чтобы согреваться, что они только подарили им счастье через это умерщвление. Нельзя, чтобы что-то духовное оставалось для души, но поскольку оно дохода не приносит, можно зарабатывать на бездуховном. Тогда где твоя внутренняя христианская мораль?

За рассуждениями Константина Аркадьевича прослеживается откровенная конъюнктурщина — избитая уже тема однополых отношений, "европейский тренд". Причем тут свобода, цензура? Зачем говорить, что церковь — это инструмент государства в давлении на творческую личность. Да ничего подобного! Церковь говорит, что нельзя такие спектакли выпускать за счет государственного финансирования. Потому что государственное финансирование — это и мое финансирование, и ваше, и мы, выходит, платим за спектакль, на который априори никогда не пойдем. У Константина Аркадьевича есть замечательный бизнес-центр, торговый центр, он получает нормальный доход. Ну и пусть как меценат и творец искусства за эти средства ставит эту постановку. Тогда и мера ответственности будет полной — ты задумал, ты оплатил, ты воплотил, ты либо получил доход, либо прогорел. И вопросов ни у кого никаких не возникнет.

Работы же фотографа Джока Стерджеса, вокруг которых разгорелся недавний скандал, на мой взгляд, вообще не искусство. Потому что играть на инстинктах — не творчество, и обнаженное детское тело не объект эстетического наслаждения. Уверен, что подавляющее большинство родителей отказали ли бы фотографу в подобной фотосессии.

Такие фотовыставки, на самом деле, одна из форм шоу-бизнеса, когда чем больше эпатажа, больше скандала, тем больше народа стремятся поглядеть на все это своими глазами, заплатить за это деньги. Тем больше и доход организаторов таких выставок. И владельцев площадок, на которых они проводятся, потому что многие вообще узнают благодаря скандалу о том, что она существует. Благодаря скандалу о галерее узнали миллионы.

Противостояние вообще поднимает цену, включает инстинкты — а что же там такого интересного? Если я сейчас выйду на площадь и начну скандалить или громко выкрикивать что-то, через пять минут вокруг меня соберется огромная толпа, я тоже прославлюсь.

Каждый человек, и каждый творец должен сделать выбор, четко определить для себя — здесь граница, я ее переступить не могу. Вот это — добро, а это — уже зло. И мы должны бороться против размывания этой границы. Рубеж этот должен быть понятен каждому. Ты сможешь его переступить, ты — свободен сделать это, тебе никто не запрещает. Но ты должен отдавать себе отчет в том, что, переступая черту, ты вступаешь в область зла.

— Но у каждого будет своя черта…

— Для нас, христиан, эту черту провел Христос. Для тех, кто исповедует ислам, ее провел пророк Мухаммед. У тех, кто исповедует иудаизм, буддизм, — у каждого есть такая черта. Речь идет не о черте с точки зрения христианской миссии, я рассуждаю с позиции нормы религиозного сознания. У меня как у христианина есть своя черта. И у тех, кто говорит, что они крещеные, верующие, а таких 75 процентов в нашем государстве, для это та же самая черта. Они с ней согласились, когда пришли к христианской купели. У нас есть заповеди, есть Евангельские тексты, в которых нормы нравственности обозначены самим Богом. Не придуманы людьми, а даны самим Богом.

Беседовала Инна Новикова

Подготовил к публикации Сергей Валентинов