Воспитание детей: Контролируемая опасность лучше безопасности

В советские годы в воспитательном процессе детей участвовали школа, общество. Затем, в 1990-е, мы прошли очень сложный период, когда дети росли сами по себе. Сейчас мы пришли к тому, что учителя предлагают "услуги", а ребенок сам должен знать, что ему нужно. В "Лагере навыка" придерживаются иного подхода. О нем главному редактору Pravda.Ru Инне Новиковой рассказали его руководители Александр Мусиенко и Кирилл Лебедев.

— Давайте начнем с подхода к воспитанию.

Александр Мусиенко: — В Российской Империи, а потом и в советский период функции воспитания государство полностью брало на себя. Родители трудились, а детей воспитывали садик, школа, вузы, армия, наконец. Сейчас этой системы, к сожалению, уже нет, Но при этом много говорят о гражданском, патриотическом воспитании, понимая под ним, как правило, воспитание военно-патриотическое. Оно, спору нет, очень важно, но воспитательный процесс — многогранный. А о том, что гармонично развитый человек требует еще и, к примеру, экологического воспитания, как-то замалчивается.

Кирилл Лебедев: — Как мы пришли к идее отрыть "Лагерь навыка"? Мы сами родители, у Александра Валентиновича уже и внуки есть, я многодетный отец. У меня достаточно большой стаж педагогической работы, я ездил в летние лагеря, поэтому знаю не понаслышке: ребенок за каникулы может успеть сделать очень многое. За время каникул ему вполне реально привить новые навыки, развить в нем чувство коллективизма и ответственности. Но то, как это делается в обычных оздоровительных лагерях и центрах, меня категорически не устраивало. В итоге на свет родился наш формат работы с детьми.

"Лагерь навыков" можно назвать лагерем условно. На деле же это программа физического и личностного роста. При этом направления этой работы разные. У нас есть тренинги, туристические, военно-прикладные, ремесленные программы, конные занятия. Александр Валентинович, например, ведет единственный в России охотничий лагерь. Важно не то, что именно мы делаем с ребенком в данной конкретной программе, а то, какой личный пример мы ему передаем. У нас подобрался уникальный педагогический состав — люди, которые сами живут тем, что преподают, формируя личностные качества через навыки. Допустим, попадает ребенок на программу "Следопыт". Он может и изучать следы, и фотоохотой увлечься. Но при этом очень важно, что с ним проговаривают в этот момент, на что обращают внимание, какие личностные качества подчеркивают, а от каких, наоборот, стараются его избавить.

— То есть эти программы призваны развить у детей базовые навыки, причем способом, который более понятен, комфортен и приятен подрастающему поколению. Что вы считаете самым главным из того, чему вы хотите научить детей?

А.М.: — Школьные годы — время, когда ребенок обязательно должен что-то делать. Познавание мира в этом возрасте идет через деятельность. Книги тоже нужны, и интернет, и компьютер, но кроме знаний нужно еще и умение. Человек разумный знает все, но больше половины дел делать он не умеет. А человек умелый, тот, который жил в Каменном веке, умел все делать своими руками.

Именно через элементарные умения человек познает окружающий мир. В той же кузне подросток не только учится ковать металл — идет отработка и других навыков: как взаимодействовать со взрослыми, как формируется коллектив. Он самостоятельно ищет пути выхода из той или иной сложной ситуации, которую моделирует инструктор, — а ребенок должен найти из нее выход.

Например, та же кузнечная работа, — сначала ребенок должен научиться лепить из пластилина, так у него развивается мелкая моторика. Потом то же самое делается уже с металлом и молотком. Нужно, например, сначала научиться забивать гвоздь, чтобы тот не согнулся. В итоге навыки лепки из пластилина, работа с молотком дают навык общей кузнечной работы. Таким же образом и в жизни формируется навык — как подойти к взрослому на улице, не постесняться что-то спросить, грамотно задать вопрос.

К.Л.: — Александр Валентинович привел в пример одну из самых старых наших программ. У нас есть еще одна программа, которая существует с 2008 года. Этим летом в Крыму мы по ней отработали 11 смен. Программа называется "Путь". Мы обучаем городских детей правильно "работать" с городом. Большинство детей, которые к нам приезжают, горожане, но при этом, как ни странно, городом они чаще всего пользоваться не умеют.

— Неужели? В школах есть даже специальный предмет — ОБЖ…

А.М.: — В качестве примера возьмем трагедию, которая произошла в летнем лагере в Карелии. Почему это произошло? Конечно, виноваты взрослые, не дети, не подростки-инструкторы, а прежде всего руководители. И не только данного злополучного лагеря. Я задаюсь вопросом: погибли дети среднего и старшего возраста, и где же была злополучная ОБЖ — дисциплина, которая по идее должна была научить их элементарным правилам поведения и выживания? Я не имею в виду детей, которые утонули. Но ведь были и подростки, которые умерли от переохлаждения на берегу при нулевой температуре!

Долг любого преподавателя ОБЖ — научить ребенка, как нужно соблюдать тепловой режим, что мокрую одежду нужно хотя бы выжать, а потом надеть ее на себя. Нужно было сбиться в кучу, не сидеть и чего-то ждать, а бежать за помощью. Девочка, которая побежала за подмогой, согрелась, высохла. Спасая других, спаслась сама, а другие тем временем умерли от переохлаждения. Это же элементарные навыки ОБЖ! Им необходимо обучать, они могут пригодиться и на улице, и в лесу, и в городе.

К.Л.: — Воспитать ребенка без реального леса, костра в принципе невозможно. Это не я придумал, это и у Сухомлинского написано. Но в том же Крыму детские группы организованно водили в лес всего две организации — наш "Лагерь навыка" и "Большое приключение" Дмитрия и Матвея Шпаро.

— Это после трагедии в Карелии?

А.М.: — Нет, еще до нее.

К.Л.: — Ситуация после Карелии только усложнилась. За лето у нас прошли 33 походных группы, в каждой от 15 до 20 человек. Меню на поход составляем по нормам СанПиНа, хотя откровенно скажу, что их порой приходится нарушать. Сушеное вяленое мясо — нельзя, собирать на месте грибы и ягоды — нельзя. Законы и правила должны писать люди, которые этим непосредственно занимаются, а я, когда со всем этим сталкиваюсь, понимаю, что писали их чиновники, которые никогда никуда не ходили.

А.М.: — У нас есть программа "Рыбная ловля": мы ловим рыбу, но не имеем права ее готовить без официального заключения лаборатории. Грибы собираем, но есть их тоже не можем. В поход идешь, ребенку говоришь — это белый гриб, только ты не трогай его. Вот когда с мамой в лес пойдешь, тогда будешь их собирать и есть.

К.Л.: — Еще один интересный момент: в абсолютном большинстве детских оздоровительных лагерей, даже крупных и с претензией на крутость, очень стандартное расписание. Кружковая работа примитивная, на уровне 3-4-летнего ребенка, обязательная дискотека. И потом, если этого ребенка вывести в лес без специальной подготовки и инструкторов, то может что-то случиться: или потеряется, или ягод не тех наестся. Вопрос в том, что если изначально цель у лагеря не развлекать детей, а чему-то их обучить, то и дети по-другому начинают себя вести. Они уже не наедятся невесть чего.

У нас в договоре с родителями уже прописан способ отбора. Нам завидуют педагоги из других лагерей, потому что у нас замечательные дети, замечательные родители, и мы не "отрабатываем" программы, а получаем от них удовольствие. Я зачастую испытываю горечь, когда мы соседствуем с какими-то оздоровительными лагерями, мне жалко их педагогов, потому что они заключены в рамки тех форматов, которые мы, например, не обязаны соблюдать.

— Как не обязаны? Есть же закон Российской Федерации.

К. Л.: — Я не говорю, что мы закон нарушаем, мы его соблюдаем. Просто у нас в лагере есть определенные правила. К примеру, запрет на гаджеты у детей. У них нет телефонов, игрушек. Во-первых, они отвлекают ребенка от программы, а во-вторых, это не дает ему социализироваться. В 20083-2009 годах все крутили пальцем у виска и говорили: "О, вы такие несовременные!" А сейчас это стало модным трендом, и сформировали его мы. Я не завидую педагогам, которые работают в простых оздоровительных лагерях, где разрешены мобильники. Дети там вообще не вовлечены в деятельность. Лучший вожатый там тот, кто раздал вай-фай, а не тот, кто с ними проработал, помог преодолеть какие-то трудности.

А.М.: — Дети в первые дни задают вопрос, почему отобрали мобильные телефоны. Я говорю, а чем мама тебе может помочь? Инструктор рядышком. Да ты и сам себе можешь помочь. Товарищ может помочь. А мама за тысячу километров отсюда, она тебе ничем не поможет. Значит, решай эту ситуацию сам на месте. Мобильный телефон — это бегство от проблемы.

— Но могут быть разные случаи…

К.Л.: — Мы, взрослые, определяем, надо ребенку звонить или нет. Мы отвечаем на программе за ребенка.

А.М.: — У нас есть договор с родителями: мы несем полную ответственность за жизнь и здоровье ребенка. Собственно, каждый лагерь несет такую ответственность. Но кто-то при этом одевает на ребенка налокотники, наколенники, чтобы на велосипеде прокатиться 10 метров. Если маленького ребенка прятать от утюга, он рано или поздно может получить серьезный ожог. А если он пальчиком прикоснулся к утюгу, и его немножко обожгло, он будет знать — это горячо. Это у Никитина написано о воспитании.

К.Л.: — Борис Павлович Никитин выделял два направления профилактики детского травматизма. Одно — всячески оберегать. Но только где та грань, где оберегать уже не надо? И где уверенность, что когда родителей не будет рядом, ребенок не попадет в беду, потому что ему не дают ни упасть, когда это можно проконтролировать, ни слегка обжечься. Во всем нужна мера. У нас очень часто народ кидается в крайности. Во всем очень важна мера, не надо перегибать ни в ту, ни в другую сторону.

Возьмем статистику по Соединенным Штатам по детской смертности: она очень большая от нелепых случаев. Это как раз следствие чрезмерной защищенности. В Карелии 14 детей погибли. А сколько за прошлое лето погибло детей, которые не находились в лагерях? Они погибли от различных бытовых происшествий. Более 1600 случаев. Как бы об этом не было горько говорить, это часть жизни.

А.М.: — В любом лагере есть присмотр со стороны взрослых. Они несут постоянную ответственность за детей. Вне лагеря же ребенок предоставлен сам себе, потому что родители на работе, ребенок у бабушки, а бабушка на огороде. Когда в лагере несчастный случай происходит — это всегда ЧП, а когда дети гибнут в быту, это не выносится на обсуждение. У нас, например, ребенок 8-9 лет работает ножом с деревом, рубит дрова. Мы сперва показываем ему, как и что делать…

К.Л.: — Конечно, никто не застрахован, может и порезаться ненароком. Тогда ему окажут помощь. У нас вообще особые родители. Они очень хорошие адекватные люди.

— Я вижу, что вы смелые, рисковые люди на фоне наших запретов, СанПиНов. Скажите, как мотивировать других людей имеющих опыт и навыки, не бояться повторять ваш опыт и работать с детьми так, как делаете это вы?

А.М.: — Наш коллектив — это одна большая дружная команда. У нас своя школа вожатых, мы их готовим сами, к нам люди со стороны не приходят. Воспитывать молодого человека в 18-19 лет уже поздно. Но если есть у него необходимые задатки, которые формируются, как правило, в детстве, то их можно развить. Поступает к нам молодой педагог, проходит школу вожатых, становится инструктором, наставником и работает с детьми. Если к нам придет человек с сигаретой, с дредами, вызывающе одетый, то ему у нас делать нечего: он сам как личность выразиться не может, делает это при помощи кричащей одежды, эпатажа.

В нашем педагогическом коллективе все некурящие. На одного взрослого у нас приходится 5-6 детей, тогда как по нормам СанПиНа 11-12. Мы сознаем степень опасности, но эта опасность абсолютно контролируемая.

Лучше создать контролируемую опасность, чем поставить ребенка в положение, когда эта опасность не контролируется никем. Здесь важно показать ребенку через разные методы работы, где грань между дозволенным и тем, что нельзя. Если ребенок порезался, строгая палку ножом, значит надо резать не на себя, а от себя, и ты никогда в жизни больше не порежешься.

— Картошку учите чистить?

А.М.: — И картошку чистим. У нас есть программа "Я сам" для самых маленьких, с шести лет, где мы учим чистить картошку, разбивать яйца. У нас огромная гора яиц, и пока ребенок не разобьет ровно яйцо, не выльет его на сковородку и не пожарит себе яичницу, будет пытаться. Мыть обувь с улицы, когда приходишь. Носочки, трусики стирать. Как правильно зубы чистить. В программе "Я сам" мы обучаем, казалось бы, элементарным навыкам.

— Раньше были уроки труда в школе, девочки фартуки шили…

К.Л.: — В том-то и дело. У меня до сих мама катает тесто скалкой, которую я ей подарил в шестом классе, сделав ее на станке. Сам сделал заготовку, сам ее сушил. Да, там мотор, 350 вольт, опасно. Заготовка разлетается, если неправильно начнешь ее точить. Но при этом у нас были замечательные трудовики, они нам дали необходимые навыки.

А сейчас в школе технология, дети только и знают, что пишут. Я ни в коем случае не обвиняю нашу школу и не осуждаю ее. Школу поставили в такие условия.

Если раньше учитель говорил ученику, что вызывает родителей в школу, ребенок дома получал нагоняй. Сейчас уже сами родители зачастую по-хамски разговаривают с педагогами. Прихожу в свою местную школу, там траур, ждут прокуратуру. Спрашиваю, что случилось. Выясняется, что ребенок играл в волейбол, зубом зацепился за сетку, тот и вырвался. Мама сказала, что сетку не так натянули, что физрук некомпетентен, и грозится всех засудить. В прокуратуру позвонила, в управление образования. Настроена категорично, слышать ничего не хочет. Что это такое?

А.М.: — Чем современный городской мужчина отличается от современной городской женщины? Он и она могут взять полуфабрикат, засунуть в микроволновку, нажать пальчиком и приготовить. А раньше дрова нарубить мог только мужчина. Пока рубил, женщина топила печку. Было разделение женского и мужского труда. Была дифференциация по полу даже в плане труда. Почему сейчас семьи распадаются? Это тоже один из социальных аспектов, потому что мужчина не может проявить свою мужественность, а женщина — женственность. Бытовые условия, жизненные условия их уравнивают.

К.Л.: — К сожалению, город — как в фильмах "Брат": где тут сила? Тут слабые все. Мы тоже городские жители. Но я знаю, где человек может сформировать сильные качества. В городе их не так много, если мы говорим про мальчишек и про мужское воспитание. Это мужское ремесло, но его здесь не так много. В принципе, хорошая секция единоборств с хорошим тренером. Важные мужские принципы мальчику должен привить другой мужчина.

А.М.: — Наши предки тысячи лет были шовинистами. И нормально жили. У нас есть программы для девочек, где мальчиков нет. Допустим на мальчишеской программе, где только ребята, весь коллектив состоит из мужчин. На женской же есть и мужчины, и женщины. Если у нас присутствуют женщины на программах, где есть и мальчики и девочки, они, естественно, с девочками занимаются, решают какие-то вопросы санитарно-бытовые. Но, если парень что-то делает, женщина может сделать только замечание, а наказать или еще какие-то меры принять — за этим она обращается к мужчине. И я начинаю с ним уже по-мужски разговаривать. То есть не она "строит" его, это делает мужчина. У ребенка формируется правильный образ женщины: она строгая, но ее строгость ограничена женственностью. А мужчина может быть жестче.

— У вас есть разные специализированные программы. А не нужна ли некая универсальная программа? Мы же не знаем, что именно детям в жизни пригодится.

К.Л.: — В том-то и дело, что у нас самые большие и крупные программы достаточно универсальны. Допустим, одна из самых известных программ, "Путь". Эта программа состоит из трех этапов и рассчитана на три недели. В первую неделю дети получают базовые туристические навыки. Мы с ними проговариваем принципы, идет командообразование. Там много новичков, мы подтягиваем их физическое состояние. Кстати, с этого года ввели гарвардский степ-тест, он представляет собой способ оценить уровень физической подготовки через реакции на физическую нагрузку. Результаты выдаем на руки. Изменения происходят в разы по окончании курса. Дети приезжают очень слабые, мальчики подтянутся не могут на перекладине.

Итак, первую неделю они готовятся. Потом ребята идут в категорийный поход. Подобный поход предполагается для детей от 14 лет. Но по сути это взрослый категорийный поход. Они идут порядка 100-120 километров за 6,5 дней.

— А если они не подготовлены? Простынут там, заболеют?

К.Л.: — У нас есть способы с этим работать. За лето 33 группы прошло. Программа "Путь" существует с 2008 года, претерпела много модификаций. У нас есть группа, которая идет в менее сложный поход, где-то порядка 50 километров. Это те, у кого худшие тесты по состоянию здоровья. Родители присылают ребенка и говорят, что у них больной ребенок. Мы смотрим на его здоровье и говорим: если вы считаете, что у вас больной ребенок, мы работаем только со здоровыми детьми. Это определенная такая фишка. Работаем только со здоровыми детьми и со здоровыми родителями, мы не инклюзивный проект, занимаемся только здоровыми.

И наоборот, приходят к нам родители и говорят: у нас есть особенности здоровья, у ребенка порок сердца или он, например, астматик или аллергик, у нас есть ограничения. Мы говорим: вы лично ответственность готовы взять и привезти его? Обговариваем все моменты, и такие дети у нас не просто проходят программу, а есть дети, которые вылечиваются. Астматиков особенно много, у которых после прохождения ряда наших серьезных программ начинается стойкая ремиссия и прекращаются приступы.

Работу с детьми, да и со взрослыми, очень сложно регламентировать какими-то нормами, правилами. Но тонкие моменты — это только с опытом приходит.

А.М.: — У нас инструкторов с жизненным опытом очень много. Вот такие тонкие моменты может на себя взять только инструктор первого уровня либо руководитель программы. Ты уже сам определяешь из своего опыта, где психосоматика, а где реально клиническое.

К.Л.: — За 10 лет мы уже можем книгу наших историй написать. А рассказывать можно бесконечно.

Беседовала Инна Новикова

Подготовил к публикации Сергей Валентинов