Ольга Будина: Я не Доктор Айболит

Чем закончилась история с усыновлением маленького Матвея из Тулы, получившего жесточайшие ожоги в больнице? Почему помощь благотворительного фонда "Обереги будущее" закончилась плачевно для детей из Угличского детского дома? Почему этот фонд "неправильный"? На эти и другие темы беседуют главный редактор Pravda. Ru Инна Новикова и актриса, лауреат Государственной премии РФ и президент фонда "Обереги будущее" Ольга Будина.

Фото: Фото: Facebook/Ольга Будина

— В трагической истории с мальчиком Матвеем вы приняли непосредственное участие. Вокруг этого было много ток-шоу и всевозможных баталий. А сейчас что происходит?

— Все хорошо, ребенок получил маму, сейчас он в семье. И по нашему российскому законодательству существует тайна усыновления, поэтому мы не имеем права без ведома его мамы что-либо говорить.

— А почему же были такие дискуссии? Сначала две женщины, потом появилась еще одна, и наконец явилась его родная мама, которая потом куда-то исчезла…

— Да, было очень много перипетий, и четыре месяца моей жизни потрачено на эту историю. Совершенно небывалая цифра, неоправданные энергетические вложения, но так произошло. И ускорить события я никак не могла, они шли своим чередом. Нужно было просто дождаться их логического завершения. Ситуация заключалась в том, что больного ребенка никто не брал. По бумажке он кому-то должен был быть передан, но юридически числился в базе данных детей-сирот и жил в больнице на протяжении года.

Я думаю, так много людей в результате включилось в эту историю, потому что совершенно уникальный случай, что столь крошечный ребенок выжил, Бог сотворил чудо. Почему же тогда человек это чудо не подхватил?

Для меня в той ситуации именно это обстоятельство было основополагающим. Потому что долгое время крутясь, вертясь и что-то делая в сфере социального сиротства, я, конечно, много разного знаю. И не во всех случаях нужно и можно вмешиваться. А здесь был очень странный, неоднозначный случай, и сильно попахивало чиновничьей бюрократией, отписками — отрапортовали, но сделать забыли. От этого как-то противненько было и хотелось это чувство изжить в себе.

— Помню ток-шоу на телевидении, где были нападки на вас, и битвы: какую из мам выбрать.

— Я думаю, что каналы тоже были или подкуплены, или что-то в этом роде…

— Возможно, просто хотели устроить шоу и завести зрителя.

— Я впервые это видела и впервые сама принимала в этом участие. Временами в студии я не могла даже вдохнуть и выдохнуть, потому что так называемые эксперты явно говорили не свой текст, не то, что они думают. Это было для меня совершенно за гранью добра и зла. И я уж никак не могла ожидать, что такое произойдет у Андрея Малахова на Первом канале.

— Это — те самые антигуманные зрелища, что помимо хлеба.

— Античеловечные, а главное, на мой взгляд, просто глупые.

— Ольга, когда вы помогаете детям, но возникают какие-то спорные моменты, как вы решаете: кто хороший родитель, где хорошая семья для ребенка?

— Ни у кого нет права решать, и у меня тоже нет такого права. Я могу просто как человек громко сказать, что я чего-то не понимаю, объясните мне, пожалуйста. Как и любой другой человек, я вправе задать такой вопрос. И когда мне на него не отвечают, значит, могу спросить еще громче, иногда хором спрашиваем. Вот ситуация с Матвеем как раз и оказалась такой, потому что мы не понимали, что происходит. Наш омбудсмен господин Астахов сказал, что у малыша мама есть, а юридически и фактически ее не было.

— Вы начали заниматься благотворительностью с 2009 года, когда активно снимались в кино. У вас была акция для детей-отказников. С чего это началось и что вас сподвигло заняться этими проблемами?

— Да, это была первая акция. У меня тогда еще не было никакого фонда. Фонд вообще был создан лишь для того, чтобы иметь юридический статус и счет, и он значительно отличается от всех других фондов: у нас никто не получает зарплаты, включая бухгалтеров и адвокатов. Просто находятся люди, которые тоже крепко стоят на ногах, имеют профессии, и они помогают в том, чего я не умею. Мы ничего не делаем в приказном порядке — только то, что можем и считаем нужным делать.

После истории с Матвеем фонд просто забрасывали просьбами. Ежедневно я получала по нескольку писем о том, что мы должны просто немедленно все бросить и кому-то помогать. Боли очень много, на самом деле очень много. Я практически каждый день вижу это в письмах, это очень тяжело читать.

При этом каждому человеку хочется сказать: если с тобой что-то происходит, то оно происходит не просто так. Попробуй подумать, по какой причине. Всегда есть причинно-следственная связь, всегда дух первичен над материей.

— За счет каких средств существует фонд?

— На мои гонорары от съемок и добровольные пожертвования людей, желающих помочь. Хотя целенаправленно мы деньги никогда не собирали. Я просто делаю то, что могу делать, что успеваю делать, если понимаю, как это сделать. Если я не понимаю, не доверяю и не знаю, я этого делать не буду. У нас нет штатных сотрудников. Вообще фонд существует много лет, но о нем многие узнали только из-за Матвея. Потому что я по глупости предложила площадку своего фонда для сбора средств для него. Собственно фонд опять-таки к этому не имеет никакого отношения, просто нужен был юридический адрес для сбора пожертвований, вот и все. Я не хочу, чтобы ко мне обращались за помощью, вот в чем дело. Я же не Доктор Айболит, чтобы ко мне обращаться за помощью. Сейчас все стали просить помочь, а я не готова и иногда и не считаю нужным это делать.

Моя модель фонда, мягко говоря, не жизнеспособна именно потому, что нет зарплаты. Люди должны на что-то жить, содержать свои семьи, соответственно, им нужно платить зарплату. Но мне всегда было жалко платить зарплату из тех денег, которые приходят, ведь 53 процента я должна буду отдать государству на налоги. Потому что у нас сегодня любая благотворительная деятельность облагается налогами так же, как коммерческая. Я фонд устраивала, когда благотворительность не облагалась налогом, а сейчас облагается.

Интервью к публикации подготовил Юрий Кондратьев

Беседовала