Интервью с психиатром Михаилом Виноградовым

В гостях у главного редактора "Правды.Ру" Инны Новиковой — доктор медицинских наук, психиатр-криминалист, директор Центра правовой психологической помощи в экстремальных ситуациях Михаил Виноградов. Разговор идет о таких острых вопросах, как психологическое нездоровье общества, порнопреступность, экстрасенсорика и связь человека с космосом.

— Михаил Викторович, наш сегодняшний разговор хотелось бы начать с такой насущной темы, как психологическое здоровье населения. Люди живут в постоянном стрессе: маньяки, пьяные водители, безработные мигранты, рецидивисты…Там убили, здесь зарезали, тут ограбили…. Вот как вы оцениваете общекриминальную ситуацию? Неужели все так страшно и жить опасно?

— Если мы говорим о каких-то отдельных категориях, ну, допустим, о маньяках, или о больных шизофренией, то цифры стабильные во всем мире. То есть, больных шизофренией 1,2-1,3 процента от общего числа населения во всех странах, где ведется специальный учет. Это и в Европе, и Америке, и Японии, и Китае. Количество маньяков — это тоже цифра довольно стабильная во всем мире. Я не буду называть эти цифры, чтобы не пугать население.

— Получается, что это закрытая информация?

— Она не то чтобы засекреченная, но не очень раскрываемая. Безусловно, маньяков много. Но их не прибавляется в зависимости от социальной среды, от прессинга социума. А вот все остальное имеет катастрофический рост.

— То есть, вы имеете в виду психопатии, фобии, агрессию…

— Понимаете, дело в том, что у нас 67 процентов обращающихся к врачам общего профиля (терапевтам, хирургам, окулистам, гинекологам) — это больные с так называемой скрытой депрессией, с психосоматикой. То есть, это 67 процентов от общего числа больных.

— А скрытая депрессия это опасно?

— Для больных — да, для окружающих — нет. Человек болеет, инвалидизируется, считает себя больным физически, не хочет идти за помощью к психологу или к психиатру. Он не будет бегать с ножом за соседями, за женой, за детьми и так далее. Это люди, которые постепенно выбывают из социума, снижаются в профессиональном уровне, работают все хуже и хуже, чувствуют себя все хуже и хуже, но они живут обычной жизнью в тех пределах, в каких позволяет здоровье. Человек сломал ногу — он идет на костылях, но бегать он уже не может. Вот так и здесь примерно, какой-то психологический слом.

Читайте также: Алла Иошпе и Стахан Рахимов — эхо друг друга

— Здесь, наверное, есть и заслуга журналистов, которые постоянно пишут о каких-то негативных событиях, о самоубийствах, например. Ведь сейчас наблюдается всплеск самоубийств и среди взрослых, и среди детей. Вот девочка вешается, потому что ей не купили кроссовки, мальчик — потому что ему не купили новые джинсы.

— Проблема не в кроссовках и не в джинсах. Это было просто последней каплей, переполнившей чашу их детского терпения.

— Но это нездоровье или просто тяжелая жизнь подростка?

— Чтобы было понятно, что я имею в виду, расскажу один случай. Мама, счастливая, улыбающаяся, с улыбающейся дочкой, в Египте, в Турции и на каких-то еще туристических курортах. У девочки ветром сорвало шапку, шапка упала в лужу, мать заставила ее ползать в луже, искать шапку. И при этом женщина кричала на всю улицу: "Я не могу каждый раз покупать тебе новые шапки". И когда прохожие это увидели и вызвали полицию, то выяснилось, что эта мать свою дочь тихонько истязает, бьет, третирует, но в то же время возит на курорты. Со стороны это счастливая, благополучная семья. Конечно, такая девочка, если она потеряет шапку в луже и не найдет, прыгнет в окно.

— То есть, это зависит прежде всего от ситуации в семье?

— В целом и большей частью от ситуации в семье.

— И подросткам не ставят каких-то психиатрических, психологических диагнозов?

— Нет, это ситуативное поведение, ситуативная реакция, невозможность переносить, допустим, двойственность отношений на людях и в закрытом семейном кругу.

— А что со взрослыми? Вот случай, когда женщина, мать троих детей, перед школой облила себя бензином и подожгла. На глазах у детей, учителей…

 

— Ну, я бы сказал, что здесь, наверное, имеет место психическаяпатология. Потомучтосамоубийстваможноподразделить на две категории. Вот такие демонстративные самоубийства совершают психически больные люди. Люди же, доведенные до отчаяния, до крайности, стараются уйти из жизни надежно, но не привлекая к себе особого внимания.

— Причем соседи говорят, что женщина была нормальной и семья была хорошая…

— Когда говорят "нормальная женщина, нормальная семья", это только взгляд со стороны, внешнее впечатление. Я всегда вспоминаю обучение в ординатуре психакадемии: мы идем в обход с профессором, какой-то мужчина кричит, бьется, его санитары удерживают, связывают, а два человека сидят за шахматным столиком, спокойно играют в шахматы. Идет обход, они перед профессором встают, и известнейший советский психиатр Василий Михайлович Банщиков говорит "вы как себя чувствуете?", "я получше", " а вы как?", "и я получше". "Ну ладно, потом поговорим". Приходим в кабинет. "Что вы скажете?" "Ну, вот этот буйный прямо кошмар". "Этот симулянт, а вот эти два страдают тяжелыми заболеваниями: у одного бред преследования, у другого тяжелая депрессия, он пытался покончить с собой, а вот внешне они вполне приличные люди". Поэтому когда народ говорит "такая хорошая семья внешне, такая спокойная", это житейское восприятие и очень часто не соответствующее действительности.

— Михаил Викторович, а есть сейчас какая-то обобщенная статистика о том, как обстоят дела в России с психологическим здоровьем населения?

Такая информация есть, она открытая. И надо сказать, что сегодня мы имеем проблемы по уровню психической напряженности, то есть, если переводить на житейский язык, по уровню агрессивности. Россия в этом отношении занимает третье место в мире, после слаборазвитых стран Африки и стран Балтии. А по детским суицидам мы вышли на первое место. Число детских самоубийств возросло в 5-6 раз.

— С чем это связано? Что, в России хуже всех живут?

— Да, это связано с нестабильностью жизни, бесконечным изменением законов, ситуацией с полицией, чиновниками, с обнищанием народа. Это связано с тем, что родители не имеют возможности — и бедные, и богатые — заниматься детьми. Богатые занимаются бизнесом с утра до ночи, бедные вкалывают на 2-3 работах, чтобы как-то содержать семью.

— Но ведь и в нашем советском детстве родители пропадали на работе. Нас воспитывала школа, улица, ну, и немножко родители.

— Родители были на спокойной, стабильной работе. Не бегали из одного учреждения в другое. Не ахали и не охали — они пришли утром на работу, а вечером ушли. Стабильно, спокойно. И дети были под опекой государства. Мы можем как угодно ругать идеологию Советского Союза, но были октябрята, были пионеры, был комсомол, дети были заняты в кружках, в самодеятельности. Был ДОСААФ, были спортклубы, спортшколы — и все это было доступно всем.

Читайте также: "Мы с Виктором Цоем не ждали перемен"

— Михаил Викторович, хотелось бы еще обсудить одну важную тему. В стране невероятными темпами растет число преступлений против детей. Цифры чудовищные. Это вот что?

— Начнем с того, что далеко не все дети и не все родители афишируют какие-то жестокие действия в отношении ребенка. Но по мере того, как пресса поднимает эту тему, люди все чаще и чаще обращаются с заявлениями в правоохранительные органы. И тогда за счет обращаемости идет кажущийся рост преступлений. И здесь возникает еще такой вопрос: что значит, преступления против детей? Кем они совершаются? Подростками или взрослыми?

— И взрослыми, и подростками. Эта всеобъемлющая цифра.

— Так вот преступность, которая по отношению к младшим со стороны старших детей, выросла во много раз благодаря интернету, благодаря телевидению, благодаря росту общей агрессивности и жестокости в нашем обществе. А со стороны взрослых, если мы возьмем педофилов, рост, конечно, тоже есть. И здесь наши правоохранители отстают от Запада. Мы имеем абсолютно бесконтрольный интернет, мы имеем выброс в интернет специальных жестоких игр на уровне зомбирования. Мне как эксперту приходилось смотреть на эти игры. Это не просто "стрелялки" или каратэ, это жестокие убийства. И все это уходит в глубины подсознания и постепенно формирует жестокость.

— Но неужели у нас не могут это проконтролировать.— У полиции компьютеров нет, они не умеют ими пользоваться?

 

—Ну,каквамсказать?Когда надопосмотретьпорно, они умеютпользоваться. Что сделали на Западе, кстати? Поскольку спрос рождает предложение, Интерпол решил пойти на такие меры: в нескольких странах одномоментно произвел аресты пользователей, которые регулярно смотрели детское порно. Предъявил им обвинение, и они получили большие сроки наказания. И вот такой интерес к детскому порно начал сходить на нет.

— Михаил Викторович, вы хотите сказать, что число людей, интересующихся детским порно, на Западе начало сходить на нет?

— На Западе и у нас примерно одинаково, но как только Интерпол этой проблемой заинтересовался, то спрос на просмотры упал. И что делать производителям? Отдачи-то финансовой нет. У нас целая индустрия по детскому порно. У нас есть люди, которые отслеживают нужных детишек, а потом ихзавлекают. В Курске бесследно пропали три девочки (четвертая чудом спаслась). Какие-то мужчины ходили и говорили "хотите сниматься в кино?" "Да"."Вот завтра приходите, мы в машине вас будем ждать, чтобы все были в синих сарафанах". Девочки пришли, одна издали увидела, испугалась, убежала, а три девочки исчезли без следа. До сих пор никаких следов. И я думаю, что это хорошо организованная система, поиск безнадежен.

Еще одна трагическая история: пропал мальчик. Отец сообразил, что к чему, стал просматривать порнофильмы, скупать, в одном фильме увидел своего сына… Он обратился в правоохранительные органы, но сына так и не нашли. А система очень простая: детей отбирают для богатых педофилов, отбирают для порноиндустрии, какое-то время снимают, а потом следуют утилизаторы, которые этих детей убивают. И тела так утилизируют, что никаких следов уже найти нельзя.

— То есть, на органы их не продают.

— Нет, на органы это совсем иначе происходит. На органы силой нереально сделать. На органы можно купить, уговорить, выкупить.

— Михаил Викторович, вы говорите такие ужасные вещи. А как-то находят этих людей, которые занимаются этим ужасным бизнесо?.

— Все, что делается на уровне индустрии, то не раскрывается. А вот такие преступления, совершаемые на бытовом уровне, раскрываются.

— А если ребенок пропадает, ваш Центр ведь берется за подобные дела? Вы же занимаетесь поисками пропавших людей.

— Поисками без вести пропавших мы занимаемся с 2000 года. У нас есть контакт с милицией, прокуратурой, Следственным комитетом. К сожалению, примерно 90 процентов без вести пропавших — это скрытые убийства. По крайней мере, в случае со взрослыми это так. Что касается детей и подростков, то там картина более мозаичная. Это и убийства, и похищения. Сами дети бегут от невыносимой жизни (это небольшой процент), бывает, что дети уходят в самостоятельную жизнь под влиянием наркотиков, алкоголя, есть какое-то число детей, которые страдают психическими заболеваниями. Например, есть такое заболевание, как громомания. Такие дети уходят из дома путешествовать, мигрируют по стране. Кстати, из них формируется большое количество бездомных бродяг. И таких детей ищут, находят, возвращают, полгода они живут в семье, потом опять уходят.

— А вот что касается взрослых, эти скрытые убийства совершаются с целью ограбления? Или разные бывают мотивы?

— Это и убийства с целью ограбления, женщин — с целью изнасилования, коммерсантов — устранить неугодного, завладеть бизнесом.

— Михаил Викторович, а к вам в Центр кто чаще обращается: родственники пропавших или все же правоохранительные органы?

— К нам обращаются и родственники, и работники Следственного комитета, полиции, прокуратуры. Даже из-за рубежа обращаются. Вот необычный случай года три тому назад произошел. В Арабских Эмиратах пропал молодой человек, российский турист. Исчез и все. Полиция ничего не нашла. К нам приехали его мать и сестра. Наш специалист посмотрела и говорит: смерть на воде. Дали заключение консулу, консул отправил заключение туда, приходит ответ из полиции "вот все видеонаблюдения, вот опросы всех спасателей, вот вся береговая линия, его в этот день вообще не было на берегу". Опять к нам. Наш специалист говорит "а разве я сказала, что он утонул в море? Я сказала, смерть на воде. Вот сзади, от моря километра два, есть озера". И рисует озера. "Он там утонул". Даем через консула информацию в полицию. Через два дня ответ: нашли, тело достали, на берегу лежали телефон, его одежда. Он стал купаться там, где купаться запрещено, там холодные ключи.

Читайте также: Всеволод Чаплин: Спад культуры беспределен

— Скольковремениобычнонужноэкстресенсу,чтобы провести такое расследование?

 

— Зависит от сложности случая, от фактуры, которой мы обладаем. В основном просмотр у экстрасенса занимает полтора-два часа: посмотреть живой или неживой, местонахождение, убит или случайная смерть… Но есть и сложные случаи.

— А на чем основан такой экстрасенсорный поиск?

— Мы все — приемопередающие устройства, каждый из нас: и я, и вы, и ваши коллеги. От нас исходят какие-то определенные излучения и они же к нам откуда-то возвращаются. Профессор Башкирского университета Нажип Валитов обнаружил эти излучения, измерил их скорость, написал, что они все уходят куда-то вверх и оттуда возвращаются на Землю. Папа Иоанн Павел Второй прислал ему благодарственное письмо, что своей работой он доказал наличие Бога, который все видит и все контролирует на Земле. Я часто на своих лекциях сравниваю человека с мобильным телефоном: корпус — наше тело, сим-карта — наша душа и аккумулятор — дух. Чем более мощный аккумулятор, тем более мощный дух проживает в этой коробочке, в этом теле. Но есть еще один момент: каждый корпус имеет определенную метку, и даже если сим-карту вынули, то установить сигнал с корпусом можно. Поэтому если человека убили, от его тела идет сигнал, или от того, что осталось от тела. Душа отлетела, это установленный факт, а вот где тело, можно найти и даже спустя длительное время. Нам удалось найти тело женщины, убитой и надежно спрятанной 15 лет назад. Есть два института (один в Питере, один в Гамбурге), которые занимаются исследованием этой проблемы. Я не говорю о том, что теперь есть лаборатория ФСБ и ГРУ, они изучают эту проблему. Первую лабораторию создал Сталин в 30-е годы, с тех пор она и работает.

— Она не закрывалась, ее не разрушили во время перестройки?

— Конечно, нет. КГБ осталось наименее разрушенной системой. Бакатин поработал вовсю во славу американцев, но там все-таки что-то сохранилось.

— Михаил Викторович, такой вопрос. Вот вы сказали, что душа отлетает… А с душой ваши экстрасенсы связываются?

— С душой устанавливается контакт, безусловно. От души экстрасенсы и узнают, что произошло. Сам человек умер (например, упал в лесу с сердечным приступом) или убили его. Если убили, то выясняется, кто это сделал и за что.

— А специалисты вашего Центра прогнозами занимаются?

— Мы стараемся прогнозы не давать. Живите своим умом, господа, кто к нам обращается. Прогноз ведь может быть неким зомбирующим фактором: вот сказали "так и только так", и человек идет этим путем. Хотя, в общем-то, наша жизнь довольно точно расписана кем-то, где-то…

Читайте также: Любовь Воропаева: шоу- бизнес требует пошлости

— Михаил Викторович, фатализм какой-то получается. Зачем тогда что-то узнавать, зачем, например, раскрывать скрытые убийства? Ну потерялся и потерялся.

— Похоронить надо, бандита найти, который этого человека убил. Вот у нас был интересный случай в "Битве экстрасенсов", когда, кстати, разоблачили и посадили насильника и убийцу. При этом одна дагестанка, очень интересный и сильный экстрасенс, сказала так: это кармическая смерть. Вот отец убитой девочки 8 лет назад сбил на машине ребенка, этот ребенок умер, отец практически не понес наказания, и вот его дочь, достигнув возраста той девочки, погибла в жестоких муках. Причем она рассказывала, не зная о том, что отец когда-то сбил ребенка, не зная никаких обстоятельств.

— Я понимаю, что наше прошлое с нами связано. И мы за все плохое расплачиваемся…

— Если мы будем оглядываться на свою жизнь и внимательно изучать, то мы увидим, что за все плохое мы получали как следует, и за все хорошее нам тоже воздавалось хорошим. И за хорошее, и за плохое. И вывод очень простой — стараться не делать плохих дел. Лучше делать добрые дела. Но можно жить травоядно, не делая ни хорошего, ни плохого.

Читайте самое интересное в рубрике "Общество"