Главный судмедэксперт Москвы рассказывает о своей профессии

О работе судебно-медицинских экспертов большинство из нас знают по книгам и фильмам. Истинная суть этой, безусловно, важной профессии скрыта от любопытных глаз. Обо всех тонкостях своей работы главному редактору "Правды.Ру" Инне Новиковой рассказал главный судмедэксперт столицы, начальник Бюро судебно-медицинской экспертизы Департамента здравоохранения Москвы Владимир Жаров.

Фото: Фото: AP

Смотрите видео

— Владимир Васильевич, о вашей профессии мало кто знает, кроме как по детективам и сводкам криминальных новостей. Она действительно настолько закрыта?

— Нельзя сказать, что это закрытая специальность, скорее она не очень хорошо известна. К тому же, по процессуальным положениям, за разглашение данных предварительного следствия предусмотрено наказание. Журналисты с пониманием относятся, когда им отвечаешь, что мы ничего не можем им рассказать, так как идет следствие. Мы рекомендуем им обратиться в пресс-центр Министерства внутренних дел, УВД.

— Владимир Васильевич, произошел несчастный случай, вызывают 02, приезжает милиция, и вы вместе с милицией приезжаете? Или все иначе происходит? Когда начинается ваша работа?

— По установленным нормам, в каждом управлении внутренних дел административного округа в составе следственно-оперативной группы, которая выезжает на происшествие в пределах этого административного округа (а их десять в Москве), дежурит и судебно-медицинский эксперт. Соответственно, он вместе с оперативными работниками приезжает на место происшествия. Если есть подозрение на убийство, то выезжают и работники прокуратуры, но в самой прокуратуре судмедэкспертов нет. Ежедневно у нас дежурят 11 судебно-медицинских экспертов. До 1994 года дежурил всего один судебно-медицинский эксперт на Петровке в ГУВД. Но тогда выездов было мало. Сейчас в среднем по округу два-три вызова.

— А сколько по времени занимает работа эксперта на месте происшествия?

— Это зависит от характера происшествия. Может быть три-четыре часа, и более.

— В чем заключается работа эксперта? Он фотографирует место преступления?

— Нет, фотографирует криминалист. В его задачи входит фиксация места происшествия, следов повреждений и всех вещественных доказательств, которые имеют отношение к делу. Он также выезжает на место происшествия в составе группы.

Фото: AP

Судебно-медицинский эксперт прежде всего выступает как врач, хотя обычно раньше выезжает врач "скорой помощи". Если по какой-либо причине "скорая помощь" не приехала, то первая задача эксперта — констатировать наступление смерти. Потом эксперт устанавливает наличие повреждений на теле человека, определяет давность и механизм наступления смерти.

При выезде на место происшествия используются только предварительные методы — визуальный и частично инструментальный осмотр (например, установление температуры тела с помощью специальных градусников). Окончательное заключение делается только в секционном зале, после проведения серьезных инструментальных и обязательно лабораторных исследований. Ведь всегда возникает ряд вопросов, которые требуют ответа на базе лабораторных анализов. Только после них можно сделать выводы, в частности, о причине смерти. У секционного стола мы пользуемся операционными микроскопами, чтобы разглядеть детали. Потом мы направляем полученные материалы (органы) на гистологическое исследование в специальную лабораторию, где под микроскопом они изучаются для представления целостной картины поражения организма.

- Вы отправляете только пораженные органы?

— Мы проверяем все органы на токсические вещества, которые могли попасть в организм, например, наркотики, сильнодействующие лекарственные средства или яды, которые являются веществами высокой или чрезвычайной токсичности.

- То есть, эксперт-криминалист, следователь, судебно-медицинский эксперт — каждый из них проводит комплекс работ, и потом они о чем-то договариваются, обмениваются мнениями о том, что произошло?

— Естественно, обмениваются на месте осмотра тела, но ответственность за все эти действия несет следователь. Если речь идет о трупе и подозрении на убийство, то следователь прокуратуры.

- Ему все предоставляют свои отчеты?

— Обычно следователь пишет протокол. И ту часть, которая относится к компетенции судебно-медицинского эксперта, тоже, как правило, пишет следователь под диктовку судмедэксперта.

- А сколько человек проводят такое исследование?

— С одним погибшим, как правило, работает один человек.

- Где гарантия, что с экспертом никто не договорится, и что заключение будет абсолютно объективным, профессиональным?

— Теоретически такая возможностьсуществует,но вреальной практике этого не происходит. Во-первых, наши эксперты очень заточены на возможные обращения к ним и сразу говорят, что мы не будем вообще разговаривать на эту тему.

Фото: AP

— Вас вызывают в суд для того, чтобы вы дали заключение эксперта, например, если кто-то не согласен?…

— Если у суда нет полой ясности или есть обоснованное ходатайство адвокатов или стороны обвинения, то да, вызывают.

— Что значит обоснованное ходатайство со стороны адвокатов?

— Адвокаты предпринимают все усилия для того, чтобы показать суду, что обвинение против их клиента необоснованно. Одним из механизмов достижения этой цели и является дискредитация судебно-медицинской экспертизы.

— Заключение судебно-медицинской экспертизы является основным аргументом для доказательства вины?

— По положениям Уголовно-процессуального кодекса, заключение судебно-медицинской экспертизы не является обязательным для суда. Если это заключение не укладывается в рамки логики, то суд вправе не согласиться с заключением эксперта, но при этом должна быть представлена письменная аргументация. И суд, и следствие вправе назначить дополнительные или повторные экспертизы с привлечением другого эксперта.

— И что? Если экспертизу проводит другой эксперт, то в причинах смерти будут другие данные?

— Да, бывают такие случаи, когда меняется заключение эксперта. В нашей структуре есть отдел особо сложных комиссионных экспертиз и по уголовным, и по гражданским исковым делам. Там опытные эксперты работают, они изучают все материалы дела, всю судебно-медицинскую документацию, и бывают случаи, когда они меняют первичное заключение эксперта.

— Это связанно с тем, что была ошибка?

— Да… или в связи с неопытностью эксперта. Если он дал неправильное заключение, комиссия поправит его. Это называется изменение выводов эксперта.

— И судья всегда прав в таких случаях?

— Суды часто обоснованно направляют материалы на повторную судмедэкспертизу. Экспертиза — вещь сложная, там очень много аспектов, и есть эксперты, которые являются специалистами в определенной области, например, в токсикологии, в травматологии, в какой-то узкой специальности.

— А это с чем связано, что эксперты становятся такими специалистами, у них таких случаев было больше?

— Да, сначала человек ведет научную работу в какой-то области. Часто имеет место пересечение с интересами клиницистов.

Фото: AP

— Были случаи, когда вы совершенно точно знаете, что заключение вашего эксперта было правильным, объективным и профессиональным, а суд это не принял во внимание?

— Наверное, были. Но, как правило, суды все-таки всесторонне рассматривают и разбираются. Если нет оснований подозревать ангажированность эксперта, они соглашаются с заключением, даже если возникают сомнения.

— Владимир Васильевич, у нас организована работа так же, как и во всем мире, или в России есть свои особенности?

— Разница, конечно, есть. У нас предусмотрено УПК, что осмотр трупа на месте происшествия производится при обязательном участии судмедэксперта, а в случае его отсутствия, иного врача. В США, насколько я знаю, на место происшествия выезжает не судебно-медицинский эксперт, а коронер (уровень среднего медицинского работника). Эксперт у них имеет высокий статус.

— Владимир Васильевич, вы говорите все время о том, что вы работаете с мертвыми телами, но вы же и с живыми работаете тоже? С кем больше?

— Сейчас примерно одинаковое количество. У нас (в Москве — ред.) проходит около 30 тысяч в год погибших и умерших людей. Примерно, 35-37 процентов — это насильственная смерть, остальное — ненасильственная. Но под насильственной смертью понимается и смерть от воздействия внешних причин. Например, человек споткнулся, ударился головой, и это тоже насильственная смерть, но она будет квалифицироваться как несчастный случай.

— А остальные 60 процентов?

— Это ненасильственная смерть, смерть от заболеваний, когда нет никаких данных у окружающих, в медицинских документах, хотя человек болен, это считается скоропостижной смертью.

— В процентах не можете сказать сколько сейчас агрессии в быту?

Фото: AP

— Примерно у нас процентов 80 бытовых конфликтных случаев, когда правоохранительные органы направляют на экспертизу потерпевшего для установления степени тяжести нанесениявредаегоздоровью.Человек, получивший повреждение, сразу же обращается в стационар, и мы тогда работаем с теми медицинскими документами, которые оформляют в стационаре, либо наши эксперты приезжают туда и на месте проводят экспертизу. Но проводится такая экспертиза тогда, когда уже закончено лечение. Мы выносим заключение о степени тяжести вреда здоровью.

— За 20 лет, что вы работаете главным судебно-медицинским экспертом города Москвы, изменился ли характер травм, несчастных случаев?

— В связи с развитием автомобильного транспорта, естественно, увеличилось количество ДТП и, соответственно, число случаев повреждений, в том числе смертельных, при ДТП. С 60-х годов примерно, в 3-4 раза увеличилось количество погибших. Сейчас отмечается положительная динамика в отношении убийств. Когда мы начинали работать, в 1991 году через нас проходило 2,5 тысячи убийств в год, в среднем 7-8 убийств в день(!). Сейчас в год — 150. А в 60-70-е годы — это было 20-30 убийств в год, и они носили в основном бытовой характер.

— Владимир Васильевич, а вы можете вспомнить какие-нибудь громкие убийства, потрясшие всю Москву 60-х годов?

— В 1963 году, когда я учился на первом году аспирантуры, в Москве было так называемое дело Мосгаза. Некий Ионесян со своей подругой — актеры Оренбургского театра оперы — приехали в Москву. Он ходил по квартирам в первой половине дня, звонил — если ребенок дома, он говорил, что из Мосгаза. В те времена обстановка была спокойная, и ребенок пускал этого человека в квартиру. Ионесян рубил его топором, хватал все, что под руку попадется, и уходил.

— Насколько ваша экспертиза может точно определить причину смерти, и вообще, картину произошедшего?

— Это наша обязанность, наша задача определить, отчего человек умер, например, есть три ранения, нужно определить, какое из них является смертельным. Это важно, если, например, стреляли двое.

— Вы участвовали в других громких происшествиях, в том числе в трагедии под Смоленском с ТУ-154. Расскажите об этом.

— Я руководил нашими экспертами, которые проводили экспертизу тех, кто погиб под Смоленском. Мы впервые столкнулись с тем, что все погибшие были привезены в рефрижераторах МЧС. Кстати, МЧС великолепно сработало, на них легла самая большая работа, а мы проводили медицинские исследования. Главной нашей задачей была идентификация тел. Мы должны были собрать части тел для предания земле. Мы устанавливали ДНК каждого фрагмента и сопоставляли их.

— А сколько вам понадобилось времени, чтобы провести экспертизу жертв авиакатастрофы?

— Две недели конвейерной работы, а потом потребовалось дополнительное время для написания заключений на каждого погибшего для Следственного комитета.

— Вы брали анализы у родственников всех погибших?

— Да, конечно, польская сторона нам предоставила образцы биологических тканей от родственников, но потом поляки перепроверили ДНК.

— Насколько, я знаю, там было много претензий?

— Шла речь о том, что перепутали в двух или трех случаях, но это было с польской стороны.

— Раньше было немыслимо столько жертв…

— Просто они не афишировались. В 1974 году разбился в Подмосковье ТУ-114, там тоже много жертв было, но информация была закрыта. Наши эксперты приезжали туда.

— Владимир Васильевич, а какими качествами должен обладать судмедэксперт, чтобы ходить на работу, как на праздник, каждый день?

— Я думаю, что не все наши работники ходят на работу, как на праздник, но они, конечно, любят свою работу, увлечены ей, потому что работа действительно интересная. К тому же сейчас созданы хорошие условия для работы.

— А в чем разница между судмедэкспертом и патологоанатомом?

— Задача патологоанатома провести исследование умершего, установить патологоанатомический диагноз и сравнить этот диагноз с клиническим. Эта работа выполняется для контроля за качеством лечебной работы. Есть 3 категории расхождения между патологоанатомическим и клиническим анализами, вот третья категория расхождения говорит о том, что клинический диагноз установлен абсолютно неправильно.

— То есть мы говорим о врачебной ошибке?

— Да, исход на совести клиницистов.

— Ну, вообще я читала, что врачебные ошибки огромные, чуть ли не 50 процентов. Это так?

— Что такое врачебная ошибка? Врачебная ошибка — это добросовестное заблуждение врача в своих диагностических, лечебных и прогностических суждениях и действиях, если они не носят элементов халатности, небрежности или невежества.За врачебнуюошибкуврачне должен нести ответственность. Есть и несчастные случаи в медицинской практике, за которые врач тоже недолжен нести ответственности. Это неблагоприятный исход лечения больного, вплоть до смертельного, если он не мог быть предвиден и предотвращен медицинским работником. А есть проступки медработников, есть преступления. Если в результате профессионального невежества человек умирает, то это уже не ошибка.

— А как определить — небрежность была или нет?

— Для этого есть опытные специалисты. Например, сидит молодой врач в ординаторской и симпатичная медицинская сестра, и вот они пьют чай, приходит другая сестра с медицинского поста и говорит: "Доктор, там больному в палате плохо". В ответ: "Да, я сейчас приду". Больному все хуже и хуже, а врач не идет, так как увлечен приятной беседой. Это очень быстро вскроется, доложат на утренней конференции. И, если он придет, а человек уже умер от сердечного приступа, то это уже не будет медицинская ошибка. Это будет преступная халатность. Ошибка — это добросовестное заблуждение, как правило, молодого специалиста. А если человеку стало плохо, а врачи не делают того, что должны были делать, то это уже не ошибка, а халатность или профессиональное невежество.

— Какая зарплата у судмедэкспертов?

— По моим понятиям очень хорошая. У среднего медперсонала, если они хорошо работают, зарплата сопоставима с европейской.

— А у вас проходит разбор полетов между коллегами, вы изучаете показательные случаи?

— У нас 38 подразделений, 14 танатологических отделений, это вскрытие. 15 лабораторных отделений, 3 отделения по экспертизе живых лиц, отдел особо сложных экспертиз по уголовным делам. Мы проводим специальные конференции по разбору сложных случаев в системе танатологического отделения, приглашаем опытных профессоров с серьезными именами, которые читают нам лекции. Мы стали принимать студентов из высших учреждений на практику.

— Что в вашей работе считается достижением?

— С моей точки зрения, достижением является правильное всестороннее заключение по какому-то очень сложному случаю, который требует особых знаний, консультаций. Если эксперт провел такую экспертизу, конечно, это достижение.

— Как вы относитесь к смерти чисто по-человечески, а не как специалист?

— Каждый человек считает, что несчастье произойдет с кем угодно, но не с ним. С моей точки зрения, это хорошо. Если все время бояться, что с тобой что-то произойдет, то это будет портить нормальную жизнь человека.

— Вы верите в ангела-хранителя?

— В последнее время, когда я вижу торжества религиозные, мне это все больше нравится. Это меня не склонило к религиозности, я в церковь не хожу, но вижу в этих обрядах что-то красивое. Были же рассказы, что кто-то и войну прошел, и расстреливали его, но пуля попала в крестик на груди.

— Просто непонятные истории бывают…

— Да, у нас был профессор Касаткин, он в Перми потом кафедрой заведовал в Первом меде. Он во время войны был артиллеристом противотанковой батареи, у него кличка была "святой". И поляки даже назвали в честь него улицу, потому что, когда наши освобождали Польшу, то в одном из городов шел очень тяжелый бой, и он вывел батарею на прямую наводку и уничтожил несколько "тигров".

— Ужасный вопрос, но были ли в вашей работе смешные случаи, у вас вообще юмор уместен?

— Я проводил занятие со студентами по экспертизе степени тяжести телесных повреждений, и у меня карточка на потерпевшего, который работает токарем. Приглашаем его в кабинет, входит такой импозантный мужчина в красивом костюме: дорогие часы, идеальная прическа, и никак его образ не вяжется с образом токаря. А на лице симметричные порезы глубокие. Мы его попросили рассказать, что случилось. Он говорит: "Вы понимаете, я живу с супругой на седьмом этаже, а сын мой живет один в квартире на первом этаже. Мы иногда собираемся у сына. В этот раз собрались сын, его друг и я, и пришли 3 девушки наши. Мы выпили. Немного выпили — 6 бутылок водки и 12 бутылок вина. Сын пошел с моей девушкой на кухню, я подождал, потом захожу, а они целуются, я сразу сына за грудь, а он сильный у меня, взял и швырнул меня в окно".Вот он порезал лицо стеклом. Сын и его друг вместо того, чтобы помочь раненому, стали драться. Потерпевший спрятался в ванной, а когда вышел, то увидел, что приехала милиция, сын и его друг в наручниках, да еще и жена пришла. Разве это не смешно?