Люди, расслабленные от жары — ещё не летней, ещё по-летнему и одеваться неловко. Голые руки, ноги — это немыслимо, утром ещё свежо, из дома выходишь при полной выкладке. А вечером люди вываливаются из парилки-троллейбуса — куртки, свитера перекинуты через руки, ботинки тяжело ступают по тропинке между деревьев… Там в конце продают воду, мороженое. Там слабая тень — зелёная дымка над головами, и она с каждым днём становится гуще…
Напротив, через дорогу — плотно застроенный микрорайон, сплошные панельные девятиэтажки. А здесь за деревьями — высокий глухой забор, за ним сутки напролёт что-то гудит. Но в узкой полосе под деревьями земля проявляет-таки своё естество. Она тихонько парит, точно дышит, напитанная ещё талой водой. Среди высокой сухой травы виднеется низенькая, зелёная. Муравьи облепили брошенную кем-то печеньку. Несколько жуков уже нашли смерть на дорожке под ногами прохожих. Интересно, знают ли здешние обитатели, что их мир замкнут со всех сторон нашим человеческим миром? Или для них и этот пятачок — вселенная?
Мой сынок отбегает чуть в сторону от лотка с мороженым и зовёт меня:
— Мама, скорей, здесь пищит дерево!
Дерево — тополь, такой же, как все остальные. Им здесь не обрезают ветки, как в центре города, они растут как хотят.
Читайте также: Чаепития в Академии: Почему чахнут российские леса?
У этого дерева слышится тонкий писк, а если приложить ухо к стволу, то можно уловить звуки возни, точно внутри не хватает места:
— Ну ты, не толкайся!
— А я чего? Сам не лезь…
Над нашими головами, на высоте трёх-четырёх метров — дупло, его и не разглядишь, если бы не шевеление. Чья-то головка, крошечная, подвижная, поворачивается влево-вправо, оглядывая окрестности:
— Чи? Чи?
Мама с малышом останавливаются рядом с нами и тоже начинают глядеть наверх. Там голова прячется. Мальчик кричит наверх что-то вроде:
— Чи! Чи! — и начинает колотить совком дерево.
— Тихо! — одёргивает его мой сын. — Птенчиков напугаешь.
— Там птенчики — показываю я наверх.
Мама мальчика никак не реагирует на наши слова. Измученная недосыпом моя сестра, как мне описать тебя? Стандартная внешность: джинсы в облипку, ватный голый живот, под глазами круги… До себя ли, когда целый день кастрюли да постирушки, сама как та птичка крутись… Стандартно она вывела малыша погулять — чего же больше? Главное — чтобы чистый был, а он у неё чистый.
Читайте также: Общение с природой повышает самооценку
В маме, видать, с детских лет глушили этот интерес к миру: самостоятельная, серьёзная девушка на птичек заглядываться не будет. Я и сама слышала это без конца. А когда мои заподозрили, что я так и буду таскать в коробках божьих коровок и приваживать бродячих котов, они в утешение стали твердить, что я стану биологом. Я повторяла за ними вслед, оправдывая свой интерес к живности, путаяещёбиолога с геологом и чуть ли не с филологом. Но дома всё равно радовались: как рано определилось призвание! Мне было позволено держать аквариум, сухопутную черепаху, крыс, хомяков, кота и собаку. Я была самым счастливым ребёнком!
Биологом же я, однако, не стала. Не хватило меня на то, чтобы зубрить про хлоропласты и митохондрии и аккуратно отстригать головы лягушкам. Так, помнится, и было сказано в одной методичке: "Голову лягушке следует аккуратно отстричь".
Это я у кого-то из старших видела, у студентов — в кружке. Я ведь и в кружок ходила. Его вела та же учительница, что и уроки в школе. И я не могла отделаться от сознания, что биология, которую мы проходим и здесь, и там, не имеет совершенно никакого отношения к моему интересу к летающим, ползающим, плавающим. К тем, кого можно приучить и научить чему-то, и кто строит отношения между собой почти как мы, люди…
А когда нам сказали, что биология самым тесным образом связана с химией, я поняла, что не быть мне биологом. С химией как-то с самого начала не заладилось…
Читайте: Пять мест, где можно слиться с природой
Но иногда меня охватывает острое сожаление. Как сейчас — за то, что я не научилась сходу определять птиц — даже не по голосу и не по полёту, а по одной только высунутой из дупла головке.
Вот сейчас бы понять, кто это, и дорисовать картинку обособленной жизни внутри дерева: как там разместились птенчики и какие они?
И сколько раз на дню родители отправляются в путь за провиантом?
Вот и сейчас кто-то подлетает к дуплу, но почему-то медлит, боится нырнуть вовнутрь.
— Воробей? — спрашивают у меня за спиной.
— Не-а, скворец…
— Да какой скворец!
Несколько мужчин уже наблюдают с нами. Им проще — им не надо скрывать свой интерес. Должно быть, его не пытались в детстве свести на нет. И кто-то уже стучит по стволу пластиковой бутылкой:
— Ну ты, покажись, птичка!
Женщина тут же одёргивает его:
— Сказали — нельзя стучать! Птицы боятся…
А я-то приписала ей равнодушие!
Через пару дней мы с сынишкой идём поглядеть на "наше" поющее дерево. Мы в шортах, в сандалиях. Над головами шумит густая листва. И среди покрытых листвой деревьев мы не можем отыскать "наше", поющее. Вроде бы, вот оно — я прижимаю ухо к стволу — нет, всё тихо. Может, я путаю? Два-три человека, купившие воду, присоединяются к нам. Мы бродим вдоль дороги, слушая деревья — одно, другое.
— Откуда здесь птицы? — с сомнением говорит парень с коляской. — Почти в центре города. Их бы давно спугнули.
Может, их и спугнули — мы, когда были здесь в прошлый раз? Взрослые покинули гнездо, малыши погибли… А может, они успели окрепнуть и вылететь из гнезда — здесь, в центре города? Кто бы объяснил мне, что произошло?
Все самое интересное читайте в рубрике "Жизнь"
Надо наслаждаться жизнью — сделай это, подписавшись на одно из представительств Pravda. Ru в Telegram; Одноклассниках; ВКонтакте; News.Google.