Олег Митяев: «За выступление на свадьбе мне могут заплатить больше, чем за конце

Недавно в Череповце с аншлагом прошел сольный концерт известного российского барда Олега Митяева. Предлагаем вашему вниманию беседу исполнителя с корреспондентом «Курьера On-line»...

– Олег Григорьевич, бытует мнение, что авторская песня и шоу–бизнес – понятия абсолютно несовместимые. Вы же своей концертной деятельностью доказываете обратное...
– Сейчас и авторской песни–то нет. А вы говорите... Да и шоу–бизнес постепенно теряет свой неприятный оттенок. Дело даже в другом, такой, скажем, проект, как «Песни нашего века», все это опровергает, потому что в его раскрутке были использованы механизмы шоу–бизнеса. Единственное, мы не сняли еще клип и не крутили его по телевидению. Но, наверное, лишь из–за того, что и так по продаже наши альбомы перекрыли «Мама, шика дам» Киркорова, в который было вложено очень много денег...
Есть рациональные вещи и в шоу–бизнесе, надо рассматривать его как способ доставки того, что делаешь, до более широкого круга слушателей и зрителей. А проблема в том, что мы доставляем, как правило, низкий ширпотреб. Чтобы набить карманы деньгами.
– Вы один из немногих исполнителей, чью песню уже давно считают народной. Я имею в виду «Изгиб гитары желтой». Интересно, когда вы слышите ее в очередной раз, сами–то осознаете, что она ваша?
– Иногда я действительно смотрю на это как бы со стороны, но плечи все равно расправляются...
– Кстати, готовясь к интервью, я от нескольких человек услышала, что это песня Окуджавы, а не Митяева...
– Лучше бы меня сравнивали с Бродским, было бы еще приятней. Но Окуджава – тоже хорошо.
– Когда начиналась ваша концертная деятельность, вам не страшно было понимать, что постепенно все это превращается в тиражирование? Ведь невозможно каждый день менять программу и даже между песнями говорить что–то новое...
– Это так же, как с анекдотами. Если ты рассказываешь анекдот один и тот же одному и тому же человеку – конечно, маразм. А если разным людям и умело – здорово... Тем более, у меня есть возможность варьировать, петь и рассказывать то или другое. Вот, к примеру, в Череповце я так давно не был, что вообще могу себя не сдерживать и говорить все, что Бог на душу положит.
– Чем вы можете объяснить громадный спрос на дешевую популярную музыку?
– Необразованностью нашего народа. Я согласен с Александром Адабашьяном: воспитание и образование должны стать национальной идеей. И если бы мы сейчас на это направили все силы, привлекли бы в школы лучших людей нашего общества!.. Чтобы мастера спорта преподавали физкультуру, кандидаты математических наук – алгебру. Чтобы среди учителей был конкурс, чтобы они получали большую зарплату. Был бы очень мощный шаг. Тогда мы могли бы ожидать каких–то результатов. Сейчас, когда в школе трудятся люди либо ненормальные, либо блаженные, на которых нам нужно молиться, с этим справиться невозможно.
– Ваше отношение к русскому року? Есть ли у вас какие–либо предпочтения?
– Я не критик и не могу разделять на рок, на попсу, на авторскую песню. Рамок для меня не существует. Элементы переплетаются. Что такое рок? Раньше это была главным образом позиция. Высоцкий – это ведь выдающийся рокер. Иметь такую смелость!.. Позиция абсолютно рокерская. Если у бардов она была тихушническая, то здесь человек в лоб говорил правду... Сейчас все перепуталось. Есть модные группы с мрачной патологической окраской, они мне очень неприятны. Из молодых никого назвать не могу. Да и зачем? Если они стали известными, мы видим их и даем оценки.А вообще, рейтинги – дело интимное. Это зависит не от певца, а от таланта и образованности слушателя.
– Вас слышно в основном на «Шансоне». Не смущает ли соседство с блатной и тюремной лирикой?
– Конечно, неприятно

Я ругаюсь с руководством радио «Шансон»: мол, так нельзя, вор должен сидеть в тюрьме... Правда, говорят, «от сумы и от тюрьмы не зарекайся», но все же, скажем, Галич, который тоже пел «облака плывут в Абакан», – совсем другое, нежели этот «махровый» русский шансон. Мне он сейчас напоминает именно тюрьму... Впрочем, в застенках люди сидели и по 58–й статье – политические. Именно поэтому на «Шансоне» есть и Окуджава, и Городницкий. Наверное, если бы они не звучали и я был бы один, то нашлось бы мужество отказаться от «Шансона». Но, с другой стороны, мне никто не диктует, что петь. А уж с кем я соседствую... Неприятное соседство могло бы быть и на «Русском радио», и на «Европе +». Допустим – рядом с «Тату».
Думаю, те, кто любит мои песни, не сказали бы мне спасибо, если б я отказался выступать на радио.
– В нашем городе с недавнего времени появились надписи на асфальте, под окнами домов – примерно одинакового содержания: «С добрым утром, любимая!» Вас можно поздравить с тем, что вы своей одноименной песней и клипом на нее «инициировали» столь приятное начинание...
– Я только как распространитель. Я ведь тоже это увидел. Может быть, после меня этих надписей стало больше. Но мне кажется: уж лучше такие, чем традиционные.
– Как ваши близкие относятся к тому, что вас почти никогда не бывает дома? Ведь 27 концертов в месяц!..
– Мы как–то ехали с сыновьями в машине, я говорю: «Что–то не пишется». А они мне: «Ты чего это? Ты пиши давай. Мы с этого живем». Тогда одному было 8, другому – 12...
– Бывали ли у вас случаи, когда к вам приходили люди с толстыми кошельками и звали поработать на свадьбе или на юбилее? Как вы относитесь к таким приглашениям?
– С радостью соглашаюсь. Это же наша работа. Причем, как правило, упомянутые люди платят гораздо больше, чем за концерт в зале «Россия». Почему бы не выступить, тем более на свадьбе?.. А вот на похороны пока не приглашали... Вы знаете, когда начинаются предвыборные кампании, я все время боюсь, что нагрянут господа с большими деньгами и будет трудно отказаться. Я так переживал. И зря: никто ко мне не приходил...

Интервью взяла
Ульяна ОСТАНКИНСКАЯ,
«Курьер On-line».