Букет Брокара

Этак году в 1864-м в Москве, в одной из конюшен Тёплого переулка запахло вдруг не конюшней, а цветами. Три человека – хозяин пристанища Иван Бурдаков, дворовый мужик Герасим и предприимчивый француз по имени Генрих Брокар (он-то всё это и затеял) – в трёх огромных кастрюлях варили мыло. Затея была, мягко говоря, странной – мыла во всех лавках было полно. Но француз знал, что делал.

На каждом куске мыла в пробных партиях красовалось по одной из букв русского алфавита. Оттиснуты они были мастерски. И оптовики клюнули. С той поры Генрих Брокар колесил по Москве на пролётке в поисках новых заказчиков, а Иван Бурдаков стал главным технологом "конюшенного мыла" и правой рукой француза. Справедливости ради стоит заметить, что не только и не столько мыльная игра в алфавит привлекала заказчиков – дешевизна товара была самым существенным фактором.

Мыло Генриха Брокара под названием "Народное" продавалось всего по копейке за брусок. Это позволило в кратчайшие сроки во сто крат расширить производство. На это, правда, уходили все доходы. Но Генрих Брокар понимал: завоевать рынок нельзя без новых товаров самого высокого качества и остроумной рекламы, которую надо постоянно придумывать с учётом особенностей московской публики.

Через два года выставочные образцы брокаровской парфюмерии удостоились серебряной медали. Это ещё не лидерство, но уже признание. Брокар построил новое помещение на Зубовском бульваре, где трудились 30 работников и пыхтела паровая машина. Обзавёлся домом на Пресне. Вставал молодой фабрикант чуть свет и принимался за составление ароматических букетов для своих духов. Для него важны были не только самые тонкие оттенки запахов, но и форма флакона, пробки, этикетки... Словом, Брокар был эстетом.

Через семь лет после дебюта в конюшне Брокар открыл Торговый дом. И отправился в Европу изучить новинки парфюмерной промышленности. Из Парижа написал жене: "Как только пересёк границу России, то будто бы скинул грязную рубашку... Париж, как всегда Париж, очень красив, и, вообще, при сравнении с Россией получается впечатление, будто мы в России все спим. Однако здесь жизнь чрезвычайно дорога, и работать здесь гораздо труднее, чем в России".

Это не обмолвка: "Мы в России". Генрих Брокар уже связал с этой странной страной свою судьбу. Из поездки в Европу он привёз огромную коллекцию новых парфюмерных препаратов. И популярного мастера, француза Шевалье, чтобы начать выпуск глицеринового, орехового и спермацетового мыла.

Но это проза. Вот почти что поэзия. В Москву прибыла герцогиня Эдинбургская, в её честь устроен приём в Кремле. Генрих Брокар галантно преподнёс высокой гостье букет цветов – ландыши, розы, нарциссы, фиалки... Они ничем не отличались от живых, источали природные ароматы, но были сделаны из воска умельцами фабрики Брокара.

Об этом букете говорила вся Москва. А Торговый дом "Брокар и Ко" стал "поставщиком двора герцогини Эдинбургской".

На парижской выставке 1878 года ревнивые земляки Брокара сделали всё, чтобы выше третьего места Брокар не поднялся. Но даже это было оглушительным успехом; оборот фирмы увеличился в 40 раз, свою продукцию она отправляла в Персию, Китай, Японию...

Для демонстрации новинок фирма открыла магазины в Москве на Никольской и на Биржевой улицах. Это событие описывалось в газетах: "Публика так навалила к магазину, что полиция к трём часам дня приказала прекратить торговлю и начала наводить порядок". Брокар выкинул свой очередной трюк. В красочные сувенирные коробки были уложены уменьшенные образцы всего, что выпускала фирма. Стоил набор 1 (один) рубль. Вот и валил люд за дармовщиной, не догадываясь, что потом оплатит её несметными тысячами рублей, предпочитая теперь покупать только парфюмерию Брокара.

На Большой всероссийской выставке 1882 года фирма удостоилась Большой золотой медали. Фурор произвёл новый цветочный одеколон. Как он был подан! Одеколон красовался в изящных гранёных флаконах, тугими струями бил из громадного фонтана. Желающих подставить руки под это диво было так много, что и здесь полиция наводила порядок.

За московской золотой медалью последовали высокие награды в Ницце, Одессе и Бостоне. И всё-таки застарелая российская страсть ко всему заморскому давала себя знать – даже те, кто давился за сувенирными коробками и готов был сигануть в фонтан с одеколоном, предпочитали французские духи или английское мыло, полагая, что чем дороже, тем лучше. Брокара это злило, он возмущался, но тщетно. В одном из писем жене он писал: "В России хрустальная посуда для тонких духов не менее изящна, а порой и выше качеством и формой здешней, не говоря уже о самих духах".

Опять пришлось эпатировать публику. В Москве тогда процветала французская фирма "Любэн". Брокар закупил у неё партию духов и перелил в свои флаконы. На прилавках магазинов их специально ставили рядом с любэновскими. Богатые покупатели привычно платили бешеные деньги за французскую марку и отворачивались от местной. Когда Брокар рассказал об обмане, многие призадумались, но решающую роль сыграло опять зарубежное признание. На всемирной выставке в Париже такие авторитеты, как сам Любэн, и другие маститые члены жюри присудили Брокару Большую золотую медаль по разделу изящной и гигиенической парфюмерии. Особенно понравились духи "Персидская сирень", созданные усилиями всей лаборатории фирмы.

Да не покажется вам странным моё утверждение, но, подобно тому, как Иван Дмитриевич Сытин через лубок и календари нёс людям грамоту и знания, Генрих Брокар своими изысканными упаковками мыла, нарядными коробочками пудры и великолепными флаконами прививал вкус; его рекламные листы развешивали в домах по стенам, обёртки мыла разглаживали и клеили на внутренних крышках сундуков.

Всегда изысканно одетый, Генрих Брокар появлялся на всех вернисажах. Много читал, разбирался в живописи, интересовался антиквариатом. В этом человеке уживались удачливый предприниматель и неутомимый филантроп. Годами он старательно собирал свою галерею живописных полотен лучших мастеров и старинные изделия. Эти его собрания считались одними из наиболее богатых в Москве. Чтобы показать свои сокровища людям, Брокар арендовал Верхние Торговые ряды и в 1891 году устроил там бесплатную выставку.

На склоне дней Генрих Брокар отправился на лечение во Францию. Там и умер. В России много писали о его кончине. Но наиболее ёмко пройденный путь оценил "Московский листок":

"Вчера на Юге Франции в Канне состоялись похороны "москвича" Г.А. Брокара. Я не без умысла употребляю слово "москвич": француз по происхождению, пришлый гость Москвы, покойный Брокар был тем не менее, без сомнения, москвичом. У этого человека были три основных свойства: твёрдый промышленный ум, искренняя любовь к искусству и живая душа".

К 1917 году фирма Брокара, возглавляемая его наследниками, достигла зенита. Обороты её выросли в 750 раз. Да и после 1917-го, уже без упоминания основателя, продукцию фирмы продолжали выпускать десятки советских лет. Особенно столь восхитившие строгое парижское жюри духи "Персидская сирень".

Анатолий Иващенко, "Алфавит"