Малая энергетика - большие проблемы

Моя задача — при дефиците финансов, при отсутствии отработанных технических решений создать технику, которая бы работала в условиях сибирских морозов и неквалифицированной эксплуатации

C 70-х годов в России практически не использовали малую энергетику. Доминировало мнение о том, что производство электроэнергии на большой ГЭС намного дешевле, чем на малой. Безусловно, это факт. Вместе с тем, не использовать возобновляемую энергию малых рек было неразумно. И в 80-е годы проблема стала обретать видимые контуры.

Появилась программа — "Развитие малой энергетики". Ведущим НИИ и заводам централизованно отпускались денежные средства. А они, в свою очередь, переделывали технологии проектирования и изготовления: от большого к малому. Но переделывали каждый, как говорится, под себя. Это был неправильный, порочный путь. Что собственно и предопределило судьбу данного проекта. Программа не пошла.

Почему-то отечественным программам в сфере развития малой энергетики хронически не везет. Была, например, еще программа: "Об энергообеспечении районов Крайнего Севера и приравненных к ним районов". Она предполагала целый ряд мероприятий по развитию возобновляемых источников энергии, в том числе малой гидроэнергетики в 1996 — 2001 годах. Вынашивало и пестовало эту программу Минэнерго совместно с Комитетом по Северу. После очередной реорганизации в правительстве РФ комитета не стало. А саму программу "прицепили" к другой — "Топливо и Энергия". Сохранившись на бумаге, она была финансово уничтожена. А тут еще 1998 год внес свои коррективы, и она погибла окончательно. Сейчас можно видеть лишь ее осколки: Тыва, Алтай, Бурятия, Пермская область.

Сегодня на пути развития малой энергетики сплошные препоны и рогатки.
Необходимая законодательная база отсутствует, местные власти в регионах на контакт идут тяжело, с финансированием — беда. В общем, развитие идет по принципу: хотим как лучше, а делаем — как всегда.

Вот, например, в сентябре Госстрой РФ объявил о том, что финансирование объектов из федерального бюджета будет осуществляться только при наличии заключения Главгосэксперизы Госстроя. Для компаний, занимающихся строительством малых ГЭС, это означает следующее: ни один проект малой ГЭС эту экспертизу не пройдет. Почему? Этот вопрос мы задали генеральному директору МНТО ИНСЭТ, кандидату технических наук, члену МЭА Якову Иосифовичу Бляшко .

- Яков Иосифович, по каким причинам могут возникнуть проблемы при экспертизе проектов малых ГЭС?
- По определению. Этапы проектирования, которые мы проходим при разработке проектов малых ГЭС, не соответствуют этапам, а СНиПа для малых ГЭС на сегодняшний день в России отсутствуют.
Когда строится большая ГЭС, изыскания производятся в течение многих лет. Производятся наблюдения за режимами реки и т.д. Когда же проектируется малая ГЭС, которая находится где-нибудь в Медвежьем углу, никто не будет там ставить гидропост, для того чтобы наблюдать как ведет себя река весной, летом, осенью в течение нескольких лет. Тем более отсутствуют наблюдения за параметрами поведения этой реки в течение 15 -20 лет. Это исключено.

Такие данные не нужны для того, чтобы спроектировать и построить маленькую гидроэлектростанцию. Малая ГЭС — это не уменьшенная большая. К ней предъявляются совершенно другие требования. Мы их разрабатывали в течение нескольких лет. И мы очень опасаемся того, что Главгосэкспертиза начнет предъявлять те же требования, которые предъявляет к большим станциям. И тогда наши проекты, естественно, не пройдут экспертизу. Мы сейчас закончили разработка проектов двух гидроэлектростанций и проектируем третью ГЭС, на Алтае. Сделали два бизнес-плана по строительству ГЭС в Бурятии. И теперь, боюсь, придется все приостанавливать. Конечно, мы будем вести диалог с Главгосэкспертизой, будем пытаться объяснить. Пока есть предварительная договоренность о том, что они отнесутся с пониманием к тому, что мы делаем.

- То есть, можно сказать, что Вы продвигаете инновационную по своей сути отрасль?
- Мы занимаемся разработкой микро и мини ГЭС. Сама идея малой энергетики идет из древности. Вся большая энергетика пошла с малой. Просто она развивалась, а потом на каком -то этапе решили, что малые ГЭС не нужны.

- С чего же вы начинали?
- С аналитической обработки исторически сложившихся подходов в проектировании такого оборудования, с пересмотра некоторых технологий изготовления узлов. Так же, оттачивали четкость формулировок технического задания на разработку агрегатов. У меня на переговоры с проектными институтами ушло восемь лет. Нужно было донести до опытных специалистов, которые поднаторели в области большой энергетики, ту идеологию, которую мы вкладываем при развитии малой. Объяснить, что проектировать и строить тут нужно по-другому, эксплуатировать по-другому. Надо мной и смеялись, и на семинары не приглашали,. и на конференциях слова не давали. Потому что есть нормативы! Вы что, говорили мне, против нормативов? Есть система регулирования турбины, мы уже 60 лет так регулируем. А здесь не надо регулировать. Как это так?

- Как вы относитесь к тому, что в Вашей фирме, зачастую, не видят производителя?
- Говорить о том что мы не производители, — значит руководствоваться не современными взглядами на развитие техники.
Что такое Hi — Tech — субконтрактинг? Я не люблю использовать иностранные выражения, так как русский язык позволяет сказать все что нужно. Но в данном случае это название в достаточной степени раскрывает ту деятельность, которой мы занимаемся. В переводе на русский язык это означает следующее: мы работаем с очень многими предприятиями-поставщиками. При этом, мы их выбираем не только по принципу "у кого дешевле", но и по принципу "у кого выше качество, выше уровень технологий, уровень контроля и ответственности за выпускаемую продукцию".

На сегодняшний день понятно, что турбина, разработанная и изготовленная на современном уровне — это высоко технологичное изделие. И практически каждый из элементов этой турбины может и должен быть сделан на специализированном предприятии. Каждый должен заниматься своим делом. Это необходимо для того, чтобы качество конечного продукта отвечало требованиям сегодняшнего дня.

Мы выпускаем техническую документацию на турбину, после этого заказываем отдельные элементы этой турбины, отдельные комплектующие у различных поставщиков.

- Сама турбина, фактически — ваше ноу- хау?
- Можно сказать вполне определенно, что турбина — это наше изделие, наш продукт. Очень много существует нюансов, в обеспечении которых участвуют наши специалисты, присутствующие при сборке, при приемке, при контроле каждого комплектующего, которое поступает на сборку. То есть, без их участия и без их контроля она не будет соответствовать той технической документации и тем техническим требованиям, которые в этой документации нами изложены. Это что касается турбины.

Но, как правило, агрегат, состоит из трех основных частей — турбина, генератор и система управления. От системы управления во многом зависят эксплуатационные свойства всего агрегата. Так вот, система управления на сегодняшний день не только проектируется и разрабатывается в нашем КБ, она собирается нашими специалистами и предварительно настраивается на наших производственных площадях. То есть, это очень существенный момент, потому что фактически — это мозг гидроагрегата. Система управления обеспечивает возможность безлюдной эксплуатации, безаварийную работу, включение, выключение, регулирование работы агрегата.

Тут надо иметь ввиду, что наши машины не работают в условиях больших Гидростанций, где много высококвалифицированного обслуживающего персонала. Они работают в таких регионах, где на все село есть один человек со среднетехническим образованием. И это очень серьезная проблема эксплуатации. Поэтому, чем умнее сама машина, тем проще ее эксплуатировать. Система управления делается на базе промышленного контролера который программируется здесь. Но важно отметить — мы не поставляем заказчику турбину. Мы поставляем заказчику агрегат. Турбина, генератор, система управления становятся гидроагрегатом только на месте. И его собирают, настраивают и согласовывают наши специалисты.

Я отнюдь, не хочу принизить достоинства и достижения тех предприятий, которые предоставляют нам комплектующие. Мы, безусловно, должны работать рука об руку, учитывать взаимные интересы, учитывать технические характеристики, согласовывать возможности. Это понятно. Но, тем не менее, за конечный продукт — за гидроагрегат- отвечаем мы. И гарантии даем мы.
Причем, мы делаем это только в том случае (и это всегда оговаривается), если наши специалисты занимаются монтажом и настройкой оборудования.
Если не наши специалисты держат руку на пульсе данного процесса, — мы гарантии не даем.

- А что, такие прецеденты бывают?

- Опять, повторяюсь, гидроэнергетика — самое старое направление развития энергетики. Эти технические решения существуют веками, отработаны практикой. И когда гидротурбины начинают делать люди, настроенные на проектирование совершенно других механизмов, оказывается, что у них не получается. Когда мы только начали работу с Кировским заводом, с его подразделениями, которые, слава Богу, производили энергетическую установку, они тоже говорили: да что нам эти гидротурбины, у нас тут вон чего делают! А каждое дело имеет свою специфику. Можно быть очень высоко квалифицированным сапожником и при этом очень плохим электронщиком. Мы с Кировским заводом долго притирались друг к другу, согласовывали требования, пока не научились работать в одном ключе.

Мы десять лет своей работы решали достаточно сложные технические и организационные задачи на фоне отсутствия средств, отсутствия поддержки государства в развитии малой энергетики. Правда, Минэнерго, по мере возможностей помощь оказывало. При всем при том, боролись с отсутствием понимания в регионах.

- Почему возникают сложности с регионами? Им не нужен свет и тепло?
- Сложности были и есть по той причине, что у наших людей не экологическое мышление, другие подходы. Потому что люди привыкли, чтобы им дали. И им давали. Раньше на вертолете завозили топливо. Вертолет прилетал три раза в неделю в деревню, в которой живет шестьсот человек. На какие средства он летал? Кто его эксплуатировал? Откуда эти деньги? Это были государственные деньги, поэтому никого на местах такие животрепещущие вопросы особенно не интересовали. Но так было раньше, когда государственное означало — ничье. А сейчас ситуация изменилась. Один полет вертолета стоит десятки — сотни тысяч рублей. Кто это будет оплачивать? Ведь стоимость этого топлива, пока оно дойдет от поставщика до потребителя, возрастает десятикратно. Никто сегодня такие суммы оплачивать не готов.

Но те люди, которые в этом отдаленном месте живут, — не понимают этого. Они говорят: дай! Ведь во многих отдаленных районах существуют маленькие села, деревни, поселки в которых стоят дизельные электростанции, на которые, по программе северного завоза, завозят дизельное топливо. И никто из этих людей не платит за электрическую энергию, которая там производится. И это считается в порядке вещей. Сейчас пустили мы у них гидроэлектростанцию, затратили федеральные деньги, деньги местного бюджета, залезли в долги в банке. Минэнерго задает резонный вопрос: когда ГЭС окупится? А люди не понимают вопроса: как это окупится?

Им объясняют, что один киловатт электроэнергии по среднему тарифу, не говоря уже о том, что это за тридевять земель, стоит столько-то. Вот вас живет здесь шестьсот человек, вы теперь можете ваши жилища обогревать. Вам угля не надо, дров не надо. Пожалуйста, вы можете обогревать общественные здания, школу, больницу, администрацию. Круглосуточно, в любое время года — горячая вода. За это нужно платить.

Как платить? У нас нет денег.

Вот такая ситуация! И как тут быть — это серьезный вопрос.

Вот в Тыве второй год эксплуатируются малая гидроэлектростанция, и никто там за это с людей толком денег не собирает. А "Тувкомунэнерго" объявляется сейчас банкротом. Но денег все равно никто не собирает.
Как было раньше. Раньше, уже после советской власти, в нынешний период, коммунальная служба получала дизельное топливо для производства электроэнергии с помощью дизелей в отдаленных селах. Там должны были включать свет, скажем, три часа в сутки. Можно проконтролировать этот процесс? Три часа там расходуют это топливо, или два с половиной, или вообще забыли включить дизель? Никто это контролировать не мог. Только местная власть, местный начальник.

Но ведь начальнику всегда можно дать ведро дизельного топлива, и он сидит себе спокойно дома — ни угля ему не надо, ни дров, ни контролировать кого-то. И все довольны! Никто не возмущается, что нет электроэнергии, — потому что все начальники довольны. И топливо лишнее остается, его всегда есть куда реализовать. А люди сидят без света и тепла. То есть, раньше это был способ для поддержания материального благосостояния особо приближенных. А с появлением малых ГЭС эта кормушка прикрылась. Конечно, местные власти не хотят принимать гидроэлектростанции на баланс, не хотят их эксплуатировать. Им это не надо, не выгодно.

Аргументы выставляют следующие: у нас нет специалистов и учить некого.
Это большая проблема, с которой мы столкнулись, и будем еще долго сталкиваться. Уже пущена не одна станция и везде одни и те же подводные камни.

В решении этой проблемы необходима серьезная поддержка местных властей, которые должны, во-первых, обязать людей платить за электроэнергию. Во-вторых — заставить. А как можно заставить платить людей, которые годами вообще не имеют работы? Так что ближайшее разрешение данной ситуации не предвидится.

- А какой здесь может быть выход?
- Искать выход из этой ситуации — можно и нужно, например, создавать новые производства по переработке сельхозпродукции, но моя задача, при дефиците финансовых средств, при нерегулярных платежах, при отсутствии отработанных технических решений создать технику, которая бы работала в условиях сибирских морозов, неквалифицированной эксплуатации, и т.д. Вот это моя задача. И ее я решаю. Каждый должен решать свой задачи. Если мы в нашей стране научимся так жить и работать, тогда все может наладиться намного быстрее.

Конечно, в Минэнерго мне задают вопрос, кто будет возвращать деньги. Но ведь это проблема региона. Этим вопросом должны заниматься власти региона. Не сомневаюсь, что постепенно они этот вопрос решат. Но это долгий, трудный, болезненный процесс.

Мы много работали на Северном Кавказе в Кабардино-Балкарии, и я знаю, что начальники местных сетей, когда были неплатежи, ходили собирать деньги вооруженными. Потому что все что угодно могло случиться.

Как сказал Глава Правительства Республики Алтай М.И. Лапшин: пусть люди привыкнут. Когда они привыкнут, что есть горячая вода, тепло, круглые сутки электроэнергия, тогда от этого тяжело будет отказаться. А пока люди привыкли как-то без всех этих благ жить. Поэтому и сложно объяснить, за что надо платить. Но к хорошему привыкают быстро и более крепко, чем к плохому. Отвыкают очень тяжело. То есть, сейчас проблема решается таким методом. На уровне местных властей.

- Вы недавно пустили на Алтае очередную станцию. Собираетесь строить еще. То есть в этом крае вы нашли понимание?
- Меня поражает работоспособность Главы Правительства Алтая. Он на лету схватил нашу концепцию развития энергетики Алтая. Принимает в ее реализации непосредственное участие. Вылетает на пуск станций, на забивку колышка на том месте, где будет другая станция, участвует в совещаниях. Видно, что человек заинтересован и этим делом занят в всерьез. Серьезное внимание развитию малой гидроэнергетики уделяет Ш.Д.Ооржак — Глава Правительства Тывы. Приятно это видеть. Дай Бог, чтобы во всех регионах власти так относились к малой энергетике, как относится руководство на Алтае и в Тыве.

Мы на сегодняшний день по России работаем с четырьмя регионами: в Тыве, на Алтае, в Бурятии, в Пермской области. Сейчас, может быть, начнем работать в Читинской области, в Красноярском крае. В Кемеровской области планируем начать работу. Необходимо охватить всю полосу, которая идет по Восточной Сибири, За Уралом, где горные районы, много гидроэнергетических ресурсов, где есть отдаленные населенные пункты. Все эти места нуждаются в электрической энергии.

- Какая, на Ваш взгляд самая большая проблема развития вашей отрасли?
- Самая большая проблема малой энергетики в России — отсутствие законодательной базы для развития возобновляемой энергетики.
В свое время был принят закон, он по многим причинам не был утвержден президентом, хотя был принят Думой. Сейчас готовится новый закон. Но что означает принять закон? Это значит выделить федеральные деньги. Реальные федеральные деньги для обеспечения электроэнергией людей, проживающих в экстремальных природно-климатических условиях.

Для тех, кто производит оборудование, эксплуатирует его, пользуется электроэнергией. Ведь, посмотрите, как сделано в Европе, в Латинской Америке: хочешь построить источник возобновляемой энергии, — пожалуйста, получи от государства кредит. Потом, когда ты построил его,- тебе часть этого кредита прощают. Налоговые каникулы - пожалуйста. Хочешь продавать ее - сети обязаны у тебя покупать. И не по тому тарифу, по которому платят за электроэнергию, производимую на больших ГЭС — естественно, этот тариф гораздо ниже, а по тому тарифу, который делает экономичным производство экологически чистой энергии.

Такие условия может определить только государство! Невозможно развивать энергетику без государства. Во всех странах это понимают.
Смешно, мы пустили гидроэлектростанцию в Панаме по программе обеспечения электроэнергией отдаленных районов. А у нас в России программа энергообеспечения северных районов была в свое время подготовлена, утверждена и погибла. Никто денег на нее не дал. Вот так и развиваем гидроэнергетику, по нашему, по русски!

- Но какие -нибудь положительные тенденции намечаются? Есть оптимизм, ведь вы продолжаете этим заниматься?
- Конечно. Сейчас президент обратил внимание на эту отрасль. Да и мы еще повоюем.
Гидростроители — это самые высококвалифицированные строители. Гидростроители могут построить все, потому что при строительстве Гидроэлектростанций стояться и мосты, и плотины и здания, и сложнейшее оборудование. Умеем, значит получится справиться и со стратегическими проблемами.

Беседовала Марина Маякова
ПРАВДА.Ру