Новые демидовские звёзды: Михаил Пиотровский, Радий Илькаев, Юрий Молин и Анатолий Бучаченко

Престижной научной премии удостоены академики Михаил Пиотровский, Радий Илькаев, Юрий Молин и Анатолий Бучаченко.

Пандемия "ковида", казалось бы, смешала все планы, исказила время, обрушила привычный уклад жизни.

К счастью, это случилось не везде и не всегда. В частности, с присуждением самой престижной, на мой взгляд, Демидовской премии. Да, сроки немного сдвинулись. Да, потребовалось дополнительное время, чтобы получить от независимых экспертов оценки работ кандидатов. Да, споры о работах кандидатов велись заочно. Всё это было. Однако не было отступа от главного: объективная и всеобъемлющая оценка научных достижений кандидатов была проведена среди научной общественности, и не было ни единого отрицательного результата или сомнения.

Вывод единодушный: все кандидаты достойны именоваться "лауреат Демидовской премии".

Со своей стороны, могу лишь подтвердить, что научные школы, созданные лауреатами, — это гордость нашей науки, они занимают передовые позиции в мировой науке, а потому пользуются уважением у своих зарубежных коллег. Знаю это не понаслышке — с лауреатами знаком, а с некоторыми дружен.

Анатолий Бучаченко и Юрий Молин: "В мире химических формул"

Много раз зарекался не писать о химии и химиках. Не случайно: большинство из нас были, есть и остаются "неучами по химии", потому что предмет сей не любили и отвергали. Однако среди нас обязательно находились сверстники, которые с сожалением смотрели на нас, "неучей". Мол, как не понимать потрясающую красоту формул и молекул, которые создают удивительный мир всего, что нас окружает?!

Однако, популяризируя науку в целом, невозможно "умолчать" о химии, так как именно она является краеугольным камнем всех открытий, свершающихся сегодня.

А если химия соединяется с физикой (или наоборот!), то возможности такого союза поистине безграничны. Это в повседневности и доказывают новые Демидовские лауреаты академики Анатолий Бучаченко и Юрий Молин.

Оба принадлежат к легендарной научной школе Нобелевского лауреата академика Николая Семёнова. Они начинали свой путь в стенах Института химической физики, а потом пути разошлись — один в МГУ, а второй — в Новосибирск, где под руководством одного из самых близких сподвижников Семёнова академика Владислава Воеводского создавался институт, прославивший в мировой науке не только самого себя, сибирский Академгородок, но и науку СССР в целом.

Любопытно: Бучаченко и Молин работают в разных городах, а открытия делают вместе! Всего один пример: открытие магнитного изотопного эффекта. Оно сделано в содружестве с ещё одним "беглецом из Москвы" академиком Роальдом Сагдеевым в 1976 году, и эта дата стала точкой отсчёта принципиально нового направления в химии, подарив нам комплекс новых веществ. Бучаченко и Молин как бы ворвались в новый мир, доказав тем самым, что современная химия столь же безбрежна, как и Вселенная. Кстати, некоторые работы учёных посвящены как раз её образованию.

Чтобы понять то, что происходит вокруг нас за пределами земной атмосферы, нужно объединение учёных, и в нём одну из главенствующих ролей играет союз химии и физики.

"Как фундаментальная наука химия сформировалась в начале XX века вместе с квантовой механикой. — утверждает академик Анатолий Бучаченко. — И это бесспорная истина, потому что все объекты химии: атомы, молекулы, ионы и т. д., — являются квантовыми объектами.

Главное в химии — химическая реакция, то есть перегруппировка атомных ядер и преобразование электронных оболочек, электронных одежд молекул-реагентов в молекулы продуктов — это тоже квантовое событие.

Три основных элемента квантовой механики составили прочный и надёжный физический фундамент химии. Точное понимание их значения делает абсолютно ясным и прозрачным величественное, монументальное здание химии; из них рождается богатство и многообразие этой науки, в них заложены

• её стройная логика,
• совершенство
• и красота.

Именно они преобразовали периодическую таблицу Менделеева — величайшее открытие XIX века, значение которого выходит далеко за рамки химии, — в Периодический закон".

Наверное, неслучайно в минувшем году Демидовская премия была присуждена академику Юрию Оганесяну, чьё имя пополнило Таблицу Менделеева! И это своеобразная преемственность разных научных школ в России, и их единство. Хорошо, что Демидовский комитет, отбирая кандидатов, учитывает и эту особенность нашей науки.

Академик Михаил Пиотровский: "Тайна чужих замков"

В начале 60-х годов очередей в Эрмитаж не было. Попасть в музей было несложно, тем более наше доброе знакомство с директором Эрмитажа Борисом Борисовичем Пиотровским "открывало все тайные двери". И что греха таить, при каждой поездке в Питер мы старались обязательно побывать в Эрмитаже.

"Мы" — это корреспонденты отдела науки "Комсомольской правды". Наш шеф — Михаил Хвастунов, скрывавшийся под псевдонимом Михаил Васильев, требовал, чтобы, кроме научных институтов, мы обязательно побывали "у Пиотровского и привезли какую-нибудь его историю". Оказывается, таких "историй" у директора Эрмитажа было множество. Некоторые из них появились в газете, в частности рассказ о том, как в застывшем во время блокады Ленинграде хранители музея работали над воссозданием исторических ценностей. А возможностей для научной работы было множество… Однажды на вопрос, о чём мечтает Борис Борисович, он ответил, в частности, чтобы его на посту директора сменил сын.

"Он талантлив, — сказал учёный, — и трудолюбив. Это важно для такого высокого поста в искусстве".

Сын принял эстафету своего великого отца, который в невероятно сложное время не только сохранил, но и приумножил богатства Эрмитажа.

Работа нынешнего директора Эрмитажа на виду. Он не только тонкий и наблюдательный учёный, но и прекрасный популяризатор науки. Присуждение ему Демидовской премии вполне заслуженно…

Но один вопрос всё-таки я обязательно должен задать Михаилу Борисовичу. Он может показаться странным, но он, думаю, не удивится, так как эта история — своеобразный символ времени, эпохи и отношения людей. Вопрос о средневековых замках: сохранились ли они?

Борис Борисович был дружен с Ярославом Головановым. Они часто встречались, случалось даже, поднимали по чарке. Слава поведал однажды такую историю:

"Пиотровский рассказывал мне, что в Эрмитаже есть богатая коллекция старинных замков. Несколько немецких средневековых замков отдали на реставрацию, они перестали слушаться ключа. Когда их разобрали, выяснилось, что внутри детали тоже были украшены разными гравировками, которые после того, как замок собирали и заклёпывали, никто видеть не мог.

— Вы представляете. как эти люди любили красоту! — восклицал Борис Борисович. — Как они ценили в себе своё мастерство!"

Мне кажется, этот образ профессионализма и мастерства в полной мере относится к отцу и сыну…

Академик Радий Илькаев: "Оружие на страже мира"

Есть небольшая (я сказал бы, "элитная") группа учёных в нашей Академии наук, которая не на слуху, но от которой зависит наша мирная жизнь. Безусловно, одним из первых в ней мы называем академика Радия Илькаева. На протяжении полувека он среди руководителей Федерального ядерного центра ("Арзамаса-16") и к созданию современного ядерного и термоядерного оружия имеет самое непосредственное отношение.

У нас добрые дружеские отношения уже много десятилетий. Несколько раз мы довольно подробно беседовали

• и о судьбах мира,
• и о роли в нём ядерного оружия,
• и о тех, кто создавал его.

Фрагмент одной из бесед я и предлагаю в эти дни, которые, хотим мы того или нет, возвращают нас в период ядерного противостояния сверхдержав.

Наш разговор я начал так:

— У обывателя существует представление, мол, сделали бомбу, сделали заряд, и этого вполне достаточно. Зачем постоянно "возиться" с ними? Бомба — она ведь и есть бомба…

— Не только обыватели, но и даже специалисты, которые напрямую не занимаются ядерным оружием, тоже могут задавать такие вопросы. А потому попробую ответить на них более подробно. Вернёмся к тем временам, когда между двумя сверхдержавами было противостояние. Практически все рода вооружённых сил были оснащены ядерным оружием. Это десятки типов зарядов и десятки типов боеприпасов. Более того, когда идёт соревнование по весам, по габаритам, по другим показателям — по живучести, по мощности и так далее, то каждая сторона старалась не отстать, а по возможности и быть впереди. Мы ведь знали, каким арсеналом располагали наши потенциальные противники…

— Мы их догоняли?

— Могу твёрдо сказать, что в то соревнование Советский Союз и учёные нашей страны не проигрывали.

Да, по существу мы всегда боеприпасы делали "в ответ", то есть не были инициаторами гонки вооружений. Мы всегда "отвечали", и "отвечали" очень достойно, ни в чём не уступали той продукции, которая была в Соединённых Штатах…

Ну а что касается самого оружия, то нужно, чтобы оно имело длительный срок службы, чтобы не ломалось и, если нужно, преодолевало противоракетную оборону, в том числе и с ядерным оснащением. То есть постоянно приходится решать очень сложный круг научно-технических вопросов. К примеру, нужно знать, как "изделия" ведут себя в гамма- и нейтронных полях. Для этого в специальных установках их необходимо облучать, исследовать, проверить, как они потом работают, какие они приобрели свойства… Это огромная научно-исследовательская и инженерно-техническая работа, которая, кстати, иногда продолжается десятилетиями.

— Удивительно?!

— Это наукоёмкая и сложная отрасль, которая требует особого подхода и особых знаний, дисциплины и самодисциплины. Поэтому в нашу отрасль приглашаются преданные делу люди и квалифицированные специалисты.

— Мне кажется, что судьба многих отраслей, в том числе и ракетной, зависела как раз от вас. Я имею в виду создание ракетно-ядерного оружия. Королёв, Янгель, Челомей и другие главные ракетные конструкторы полностью зависели от вас?

— Совершенствование боевого оснащения всегда было ключевой задачей. Во время "холодной войны" каждый политик считал, сколько есть у него зарядов, боеприпасов, какого они качества. И, конечно, наш институт всегда был на острие мировых научно-технических достижений. Иначе создавать и поддерживать нужный уровень ядерного оружия просто невозможно. Поэтому как только возникали новые идеи, новые математические программы, новые физические идеи, они тут же "запускались" у нас в дело. Непрерывно совершенствовались экспериментальные методы, газодинамические исследования…

Меня, помню, всегда поражал дар предвидения Юлия Борисовича Харитона и его соратников. После открытия лазера (казалось бы, а мы тут при чём?!) Харитон сразу же сказал, что этим обязательно надо заниматься. И у нас была построена лазерная установка, и она долгие годы была самой мощной в Европе. До сих пор установка работает.

И только после запрещения ядерных испытаний все учёные поняли, что лазерная физика имеет самое непосредственное отношение к термоядерному оружию, потому что изучение физики горячей и плотной плазмы лучше всего делать на лазерных установках. Да, температуры там меньше, да, существенно больше объёмы, но для получения физических моделей они незаменимы.

Отцы-основатели умели предвидеть будущее, и это не может не удивлять. У них была потрясающая интуиция, она подталкивала их принимать те решения, которые стали необходимы спустя 20 лет. Это меня всегда поражало. То, что крупные учёные были лидерами и руководителями нашего института, сильно помогло нашей стране быть на передовых позициях с ядерным и термоядерным оружием.

— Я помню времена, когда руководители средмаша и правительства просили вас ускорить работы по новым установкам и даже строго спрашивали, если сроки не выполнялись… То есть у учёных интересовались, что им нужно… Ведь так было?

— Да, это было так! Более того, до "самых верхов" все внимательно следили за экспериментами, за результатами, которые мы получали. И если что-то не получалось, вызывали, спрашивали… Нет, не ругали, а в деликатной форме интересовались, почему что-то не получается…

Я был ещё молодым специалистом, по моему проекту шла работа. Результат оказался не очень ожидаемым, и меня тут же вызвали сначала в министерство, потом в ЦК КПСС. Везде спрашивали: "Как же так, вы представитель школы Харитона, а у вас результат в этом эксперименте не очень хороший…" Я объяснял, что мы решились на очень смелый шаг и не учли, что знаний о процессах, которые происходят в заряде, не хватает. Нам надо было получить сначала новые знания, а потом уже идти дальше. Мне поверили. Следующий эксперимент был удачным.

Традиции, которые были в средмаше, надо сохранять. И прежде всего это бережное отношение к людям.

— И ещё?

— Уважительное отношение к учёным. Это в средмаше было всегда. И нынешним чиновникам надо этому учиться у своих предшественников. На научно-технических советах всегда бывали руководители нашего ведомства и министерства обороны. Они внимательно следили за дискуссиями учёных. Если что-то было непонятно, то спрашивали.

Сейчас количество таких наблюдателей сократилось во много раз. Очень многим чиновникам сейчас точка зрения учёных не нужна, и мнением научно-технического сообщества они пренебрегают.

— Ефим Павлович Славский всегда с гордостью говорил, что у него в средмаше "малая Академия наук", одних академиков и членов-корреспондентов около сорока…

— Атомная отрасль всегда была лидером

• в новых технологиях,
• в промышленности,
• в науке и технике.

В атомной отрасли был сделан самый быстрый шаг от фундаментальных исследований до практических результатов. Это случилось потому, что были привлечены к решению проблемы замечательные кадры учёных, инженеров, технологов. В послевоенное тяжелейшее время люди сделали так много хорошего, интересного, важного — этому нельзя не поражаться! И всё было сделано за очень короткое время, причём на высочайшем научно-техническом уровне.

…Мне кажется, уже эти фрагменты нашей беседы дают яркое впечатление о роли нового лауреата Демидовской премии в судьбе нашей Родины.

С Новым годом, дорогие лауреаты! И до встречи на торжественной церемонии вручения премий в Екатеринбурге!