Герман Титов: взгляд в прошлое и в будущее 

Это случилось ровно 60 лет назад.

Август был жарким, как и нынешний.

Хотелось в отпуск, но мы ждали сообщений с Байконура.

И вот, наконец, оно пришло: в космосе Герман Титов!

А дальше — бессонные сутки полета. Нет, не у Титова — он не только успел поспать в космосе, но и даже проспал один радиосеанс! — а у нас: где и как добыть уникальные материалы о космонавте №2?

Мы были молоды, энергичны и не боялись никаких трудностей (я имею в виду цензуру, которая тщательно хранила все государственные тайны, к которым естественно относились и работы по космосу).

На этот раз нам не удалось добиться тех же успехов, что при полете Юрия Гагарина. Тогда несколько "тайн" мы все-таки выведали — подробно рассказали и о подготовке космонавтов, и о посадке Юрия, и даже сумели сыграть с ним партию в бильярд, и вместе прилететь в Москву… "Мы" — это корреспонденты "Комсомольской правды": сотрудники отдела науки — Михаил Хвастунов, Ярослав Голованов, Дима Биленкин и ваш покорный слуга, "привлеченные к космосу" Павел Барашев из отдела информации, Василий Песков из фотоотдела, ну, конечно же, наш Главный редактор Юрий Воронов.

На этот раз цензура "плотно прикрыла" тайны полета, подробности которого мы узнали лишь после возвращения Германа на Землю, когда однажды он приехал в редакцию.

Оказывается, в невесомости возникают неприятные ощущения, но это не мешает с аппетитом пообедать и поужинать, то есть испытать специально приготовленную космическую пищу, спать там приятно, но особенно хорошо долго смотреть в иллюминатор и выбирать для фотографирования наиболее интересные кадры.

"Земля удивительно красива и неповторима!" — сказал Герман, и с той поры мы называли его "космическим поэтом".

Кстати, сам стихи он не писал (или делал это очень тайно!), но знал многих поэтов и читал их строки часто. Те, кто был с ним в кампаниях, знают это…

Судьба Германа после полета складывалась сложно, подчас непредсказуемо. Все было в его жизни — и счастливые минуты, и трагические. Но он все-таки выдержал испытания славой, и нашел свой неповторимый путь, став одним из выдающихся специалистов по космосу — и доктором наук, и лауреатом Ленинской премии, и генерал-полковником авиации. А после ухода из армии и депутатом Государственной Думы. Правда, для современных демократов не в их числе, а среди коммунистов. Он ведь был очень последовательным человеком…

В канун первых выборов в Государственную Думу он позвонил мне и попросил стать его "доверенным лицом".

— С удовольствием, — согласился я, — так как делать ничего не надо, и агитировать тоже: достаточно сказать, что в депутаты идет Герман Титов, и победа будет обеспечена…

— Но многие уже не знают меня…

— … но по-прежнему любят!

Конечно же, Герман Степанович Титов был избран депутатом без трудностей — все-таки народная память хранит имена своих героев-сынов многие-многие годы…

Встречались мы довольно часто. Но однажды все-таки договорились поговорить обстоятельно, проанализировать прошлое, поразмышлять о будущем. Такая беседа состоялась. В конце ее Герман пригласил к себе домой. "Побанимся, повспоминаем…" — сказал он.

Почему-то я долго не мог поехать в "деревню космонавтов", что находится рядом с ВДНХ. И вдруг пришла страшная новость: в парной у Германа остановилось сердце, он "банился" в одиночестве и никто ему не мог помочь…

Но почему же в этот день я не приехал к нему?!

Память бережно хранит встречу с этим прекрасным человеком, и я благодарен судьбе, что имел возможность общаться с ним. Хочу воспроизвести нашу беседу, чтобы вы смогли прикоснуться к жизни нашего великого соотечественника…

Я шел на встречу к депутату Титову, чей рабочий кабинет находится на 15-м этаже здания Думы. В крохотной комнатке стояли четыре стола: за самым большим сидел Титов, а рядом — его помощники. Сразу стало легко и просто, потому что официоз убивает искренность, а этого я боялся. Оказалось, напрасно.

У Германа Степановича я застал ходоков с одного из космических предприятий. Они пришли к "своему" депутату, чтобы тот помог выбить у "начальства" (имелось в виду правительство и руководство Российского космического агентства) финансирование орбитальной станции "Мир", чтобы она полетала еще пару лет. Реакция Германа Степановича оказалась неожиданной для посетителей.

— А вы думали о перспективе? — начал он. — Россия будет работать на Международной космической станции, следовательно, ее создание должно быть профинансировано. Из семи членов экипажа станции трое могут быть нашими… Значит, нужно сделать для нее хороший модуль, в котором должны быть использованы новейшие технологии и самая современная аппаратура… Да, в это время мы не сможем посылать в космос длительные экспедиции, будем летать только на сборочные работы и на стыковки. Но через два-три года мы сделаем модуль и начнем эксплуатировать его на орбите. А для этого те средства, которые сейчас выделяются на космонавтику, нужно вкладывать в наше будущее — Международную космическую станцию, а не в прошлое. Бесспорно, "Мир" — замечательная станция, достижения космонавтики, связанные с ней, поистине выдающиеся. Я согласен, что можно продлить работу на "Мире" еще на два-три года: ресурс станции не исчерпан. Но в этом случае мы безнадежно отстанем в освоении Международной космической станции. На оба проекта денег у России нет. Значит, мы обязаны сделать выбор: я считаю, что он должен быть в пользу МКС…

Я увидел прежнего Титова, которого знал четыре десятка лет и с которым, к сожалению, в последние годы встречаться приходилось редко. К счастью, добрые товарищеские отношения время не стирает, а потому наш разговор был откровенным, честным и прямым. Впрочем, общение с Германом Титовым иным и быть не может, хотя не всем это нравилось и нравится…

Не люблю патетики, но сейчас удержаться не могу. Государственная Дума должна гордиться тем, что среди ее депутатов был такой человек, как Герман Степанович Титов. Волею судеб вместе с Юрием Гагариным и друзьями по первому отряду космонавтов он стал символом XX века, его величием. Правителей потомки и не вспомнят — будут истерты временем их имена, а первопроходцы живут вечно…

Я спросил Германа:

— Кто и что больше всего радует сейчас в жизни?

— Семья. Раньше я не видел ни жену, ни дочек. Жизнь проходила в вечных заботах, на колесах. Домой приезжал только поспать. Дети выросли незаметно…

— Как у них жизнь складывается?

— Они у меня "послеполетные": родились в 1963 и 1965 годах. Старшая, Татьяна, закончила экономический факультет Института международных отношений. Работала в Министерстве внешней торговли, там и суженого нашла… Для меня радость — рождение внука Андрюшки. А младшая дочь, Галя, закончила Институт военных переводчиков, вышла замуж за дипломата. Сейчас — представитель ООН по делам беженцев здесь. Жена Тамара до пенсии работала в Институте военной истории в авторском коллективе по заключительному тому Великой Отечественной войны… Сейчас выращивает цветы.

— Получается?

— Ей нравится. И мне тоже… В общем, все в семье сложилось нормально, и это самая большая радость для меня.

— Я не хочу останавливаться на том, что широко известно и о чем можно прочитать в книгах о первых космонавтах. Но у меня такое ощущение, что Герман Титов прожил не одну, а несколько жизней. Это действительно так?

— Пожалуй! Первая — жизнь летчика. То, что было до полета… Я всегда говорю, что у меня два дня рождения. Первый — 11 сентября 1935 года, когда я появился на свет. И второй — 6 августа 1961 года, когда весь мир узнал, что есть такой космонавт — Титов.

— Значит, вторая жизнь — космонавт. А третья, судя по всему, — летчик-испытатель… Известный всему миру человек вдруг "исчезает", и я с удивлением узнаю, что Герман Титов решил испытывать новые машины. Неужели космос разочаровал?

— Нет, не "вдруг" это случилось! Летчиком-испытателем мечтает стать каждый молодой пилот, но в данном случае меня привлек проект необычного самолета. Впервые я услышал о нем от профессора Космодемьянского в Академии Жуковского. Он читал нам лекции "со звездочкой" — специальный курс об орбитальных самолетах, ракетопланах, который не спрашивали на экзаменах. Космодемьянский говорил нам, что если у кого-то из конструкторов родится идея использовать для возвращения космического корабля на Землю атмосферу, то есть осуществлять спуск не на парашюте, а на крыльях, то он будет счастлив… Эти слова профессора запали в душу, а потому мое внимание, конечно же, привлек проект "Спираль", который зарождался в КБ Артема Ивановича Микояна.

Мне хотелось попасть в группу летчиков-испытателей и работать над созданием этого аппарата на всех этапах — от проекта до полета. Конечно, я думал, что у меня будет преимущество перед летчиками и мне доверят первым полететь в космос на таком самолете, ведь я уже побывал на орбите. Но чтобы принять участие в проекте "Спираль", мне надо было стать летчиком-испытателем…

— Насколько я знаю, эта идея была поддержана?

— Да! Образовалась группа из трех человек: я, Анатолий Филипченко и Анатолий Куклин. Сначала в Липецке мы прошли теоретическую подготовку, затем, в 1967 году, поехали во Владимировку, где начали потихоньку осваивать испытательную работу.

— На полигоне "Владимировка" была очень длинная посадочная полоса, чуть ли не двадцать километров?

— Там и проводились испытания. Орбитальный самолет подвешивался под "брюхо" носителя, тот поднимал его в воздух. Затем "Спираль" отцеплялась и без двигателя шла на посадку… Надо было точно знать поведение самолета на посадочных скоростях.

— Такое впечатление, будто вы испытывали будущий "Буран"!

— Все идеи, заложенные в "Спираль", потом были реализованы в "Буране", но тогда об этом проекте речи еще не было… Поначалу проект "Спираль" шел хорошо. В Звездном городке был создан четвертый отдел, куда я набрал молодых летчиков: Кизима, Романенко, Джанибекова, Малышева и других.

— Их представлять не надо, классные космонавты!

— Все слетали, стали Героями. Вот только у Толи Куклина не получилось: здоровье подвело… Но после гибели Юрия Гагарина ситуация резко изменилась: летать стало тяжело.

— Почему все-таки отдел закрыли?

— Во-первых, это была экспериментальная работа КБ Микояна, а во-вторых, в ней столкнулись интересы людей, связанных с авиацией и космонавтикой.

— Но ведь Артем Иванович Микоян был очень авторитетным человеком, с его мнением считались!

— Это, безусловно, верно, но его считали авиационным конструктором, а не космическим…

— Ваше впечатление о нем?

— Не мне оценивать Генерального конструктора, имя которого известно во всем мире!… Но личные отношения у нас были очень теплые: Артем Иванович относился к нам по-отечески. И это проявилось, когда произошла трагедия с Юрой.

— Как именно?

— Официально мне летать никто не запрещал, но палки в колеса ставили. Я приехал к Микояну наниматься на работу. Мы сидели в кабинете, пили чай. Артем Иванович сказал, что у него в КБ не так интересно — всего один самолет, а лучше пойти в Летно-испытательный институт. И тут же позвонил его начальнику В. В. Уткину. Я сразу поехал к нему в Жуковский. Думал, что сейчас меня с распростертыми объятиями примут, ведь сам Микоян просил об этом. А Виктор Васильевич выслушал меня и говорит: "Зачем ты мне нужен? Зачем мне лишняя головная боль? У нас аварий и катастроф и без тебя хватает". Оказалось, что Артем Иванович таким образом не стал мне отказывать напрямую, хотел как-то смягчить удар.

— Да и работа была опасная!

— Конечно. Многие ребята и в Летно-испытательном институте, и в КБ Микояна погибли во время испытаний, по пальцам можно пересчитать тех, кто жив сегодня… А после гибели Юрия Гагарина меня просто-напросто начали беречь и отодвинули от полетов.

— Вернемся к "Спирали". Это была попытка соединить самолет и космический корабль?

— В определенной степени. Орбитальный самолет, или, если хотите, ракетоплан представлял собой одноместный аппарат. "Семерка" должна была выводить его в космос. Планировалось, что он будет выполнять разведывательные функции, а затем возвращаться на Землю. Дыхание "звездных войн" уже ощущалось в то время, а потому наши конструкторы думали о будущих космических истребителях… Волею судеб я вернулся к "Спирали" через много лет, когда для создания "Бурана" потребовались специалисты с опытом работы по "Спирали".

— Помню, американцы долгое время недоумевали, чем это занимаются русские?

— Мы создали модель "Бурана" в масштабе один к трем и провели серию испытаний. Получили много интересных данных о полете аппарата в атмосфере, и это помогло в разработке его теплозащиты и аэродинамики. Были проведены четыре пуска: три удачных и один аварийный — забыли к аппарату прикрепить парашют! И такое у нас бывало… Первый пуск нам удалось скрыть от американцев, но при втором они зафиксировали все: как аппарат садился в океан, как его поднимали на борт корабля, как проводили операции по сливу остатков компонентов топлива. По фотографиям они сделали макет аппарата и испытали его в своих лабораториях. Полученные аэродинамические характеристики были значительно лучше, чем у "Шаттла". Когда создавался "Буран", перед разработчиками была поставлена задача: сделать систему посадки автоматической. И то, что мы когда-то спроектировали для "Спирали", легло в основу системы автоматической навигации захода на посадку орбитального корабля "Буран". Его посадка стала без преувеличения самым выдающимся достижением всей программы. После более чем трехчасового полета в космосе и атмосфере в момент остановки отклонение корабля от оси полосы составило всего три метра, а по времени — одну секунду. Честно говоря, когда это произошло, я не сдержал слез.

— Казалось, что все позади?

— Это была большая, по разным причинам длительная и нелегкая работа. Завершилась она блестяще, но, к сожалению, дальше дело не пошло, так же, как и со "Спиралью". А какой мог бы быть качественный прорыв! Трудно сказать, как бы эта система развивалась, но ясно одно: мощный потенциал, заложенный в нее изначально еще в ОКБ А. И. Микояна, не реализован до сих пор.

— Время упущенных возможностей?

— Пожалуй… Будь жив Артем Иванович Микоян, конечно, все могло бы измениться… Кстати, дипломный проект в Академии имени Н. Е. Жуковского у меня был как раз по орбитальному самолету. И у Юры Гагарина тоже. В Академии Генерального штаба, куда я пошел после фактического запрета на летную работу, тоже пришлось решать вопросы, связанные с космической авиацией, но более масштабные. К примеру, разрабатывалась тема "Применение орбитальной авиации в боевых действиях". Моя кандидатская диссертация в какой-то степени была созвучна с этими проблемами. Она называлась "Исследование возможного характера военных действий в космосе и пути завоевания господства в космосе". Докторская диссертация также была посвящена военному космосу…

— Со стороны может показаться, что жизнь шла по прямой линии, без зигзагов… А разве не хотелось слетать в космос второй раз?

— Конечно, хотелось. Но у меня уже было право выбора, а потому я мечтал о какой-то принципиально новой работе.

— К примеру, слетать на Луну?

— Откуда это известно?

— Я сказал наугад…

— По-моему, 4 января 1967 года мы собирались вылететь во Владимировку, чтобы продолжить работу над "Спиралью". На аэродром позвонил Каманин, приказал задержаться и явиться к нему. Во время нашей встречи он сказал, что принято решение правительства о создании восьми кораблей Л-1.

— Для облета Луны?

— Да. Каманин предложил мне бросить заниматься "Спиралью" и перейти на лунную программу. Но я все же улетел во Владимировку, решив для себя, что принимать участия в лунной программе не буду.

— А Леонов согласился?

— Да, именно Алексей возглавил "группу лунатиков", как мы тогда их называли.

— Право выбора, значит, у вас все-таки было?

— Оно всегда есть!

— После окончания Академии Генштаба началась новая жизнь?

— Она продолжалась, но на ином уровне…

— Слухи ходили, что Титова обходят другие?

— Даже мама забеспокоилась: "Что происходит, — говорит, — Николаев, Леонов уже генералы, Попович тоже, а ты все в полковниках". А я ей сказал: "Не волнуйся, еще маршалом буду!" В 1975 году мне присвоили генерала, потом генерал-лейтенанта, и мама успокоилась… Я начал служить в Главном управлении космических исследований Министерства обороны. Оно больше известно как ГУКОС, в нем создавались "космические войска".

— А не выглядело это так: командующий есть, а войска нет?

— "Космические войска" складывались постепенно. Сначала их организовали в войсках стратегического назначения. Но со временем выяснилось, что между ракетчиками и нами — существенная разница и объединяет нас только территория полигона. Ракетчикам надо пустить ракету, и их задача выполнена, а наша работа после пуска только начинается. Мы выполняли задачи в интересах Вооруженных Сил. Через некоторое время "космические войска" отделились от ракетных и стали самостоятельными.

— Понятно, что работы хватало. Но эти годы из жизни Германа Титова почти неизвестны широкой публике. Что хотелось бы выделить?

— Все было интересно. Лет семь я был заместителем командующего по опытно-конструкторской и исследовательской работе. Все новое шло ко мне. Чтобы создать, к примеру, спутник, нужны монтажно-испытательный корпус, старт для нового носителя, новый измерительный пункт и так далее. И всем этим приходилось заниматься. Многое в работе было связано со строительством, и подчас приходилось начинать буквально с первого колышка в степи… А потом, когда я стал первым заместителем командующего, опять-таки опытные работы были переданы мне…

— Мне рассказывал академик Уткин, что вы плодотворно работали вместе над "Зенитом"?

— Владимир Федорович Уткин называл эту ракету "носитель XXI века", и я с ним согласен. Меня назначили председателем Правительственной комиссии по испытаниям "Зенита". За эту работу я получил Ленинскую премию. В общей сложности за создание комплекса "Зенит" были присуждены, по-моему, две Ленинские и три Государственные премии. Так что не случайно именно его выбрали для "морского старта". В этом проекте участвовали США, Россия, Украина и Норвегия. Первые пуски с морского космодрома прошли успешно. За тем, как стартует "Зенит", наблюдал весь мир.

— И все же у меня такое впечатление, что в военной области за последние десять лет ничего нового не появилось.

— К сожалению, это так. Да и в пилотируемой космонавтике мы не можем похвастаться чем-то новым. По-прежнему летает "Союз-Т". По этому кораблю я тоже был председателем Комиссии! С тех пор столько лет прошло! Кажется, что работы "застыли"…

— Кстати, а почему появилась буква "Т"?

— "Т" означает "транспортный", это новая модификация пилотируемого корабля. Правда, шутники называли "Союз-Т" — "Союз-Титов".

— Что же произошло в 1991 году?

— Написал рапорт об увольнении из армии. "Перестройку" я не понимал и не принимал. Устал от постоянной и бессмысленной борьбы. Да и "маршальский жезл" вдруг замаячил впереди, а я ведь маме обещал, что стану маршалом. Мне предложили должность начальника Академии имени Можайского в Ленинграде. Но жена вдруг взбунтовалась: "Дети в Москве, а мы уедем? Нет, не хочу…" Это было для меня неожиданным, и я решил остановиться, осмотреться — нельзя же постоянно лететь по жизни…

— А рапорт министр подписал сразу?

— Он меня вызвал и попросил подождать до октября… Только позже я понял, что имел в виду Язов: впереди были августовские события…

— А следующий министр вызывал?

— Нет, Шапошников просто подписал мой рапорт, и я стал гражданским человеком.

— Потом судьба занесла в Госдуму?

— Это случилось в 1995 году. Перед тем у меня появилась возможность отдохнуть, почитать книги, побыть дома. Потом поработал в Комитете по конверсии. Когда предложили избираться в Думу вместо погибшего депутата, попробовал, увидел, что люди мне доверяют, надеются, что смогу им помочь. Честно говоря, сначала обстановка в Думе мне очень не понравилась, но постепенно втянулся в эту трудную работу.

— А космонавтика остается лишь воспоминанием?

— Когда я принимал решение учиться в Академии Генштаба, то понимал: с летной работой покончено. Была лишь крошечная надежда, что смогу вернуться в авиацию, но отдавал себе отчет: шансы ничтожны. И тогда я поставил "точку". С тех пор за штурвал не садился, хотя меня часто приглашали в пилотскую кабину. Единственный раз я сделал исключение: полетал с Анатолием Кочуром на СУ-27, когда мне исполнилось 60 лет. Это было нужно мне для самоутверждения. Понял, что еще могу…

— Что такое "война в космосе"? Мне кажется, что вся ваша жизнь связана с этой проблемой, или я ошибаюсь?

— Друзья меня в шутку называли "главный космический милитарист". Так получилось, что мы начали с применения космических средств для решения некоторых военных задач в интересах обороны страны, а завершили Военно-космическими силами… В этом была своя логика — шла "холодная война". Космическая техника открывала новые возможности для применения уже существующих видов Вооруженных Сил.

— Наверное, самое понятное — связь через космос?

— Связь — это управление войсками: организация операций, передача команд. Естественно, использовать космос для этих целей надо разумно…

— Рассказывают, что на первом нашем фотоснимке, полученном с орбиты, было хорошо видно здание Пентагона, и Сергей Павлович Королев демонстрировал его "на самом верху", доказывая, что необходимо развивать и эту область космических исследований…

— Я такого факта не знаю… В программе моего полета значилась работа с кинокамерой, и я впервые вел такую съемку. Но, честно говоря, снимал все подряд, каких-то специальных заданий по съемке тех или иных объектов на территории Америки у меня не было… Космическая фотография дала возможность контролировать все, что делается на Земле. Когда возникла проблема обнаружения ракетных шахт, то поначалу мы сомневались, что с орбиты удастся их обнаружить: разрешение аппаратуры было явно недостаточным… Однако шахта за один день не строится: прокладываются дороги, в лесах появляются просеки, строятся какие-то вспомогательные сооружения. Так что координаты всех шахт хорошо известны…

СТРАНИЦА ИСТОРИИ. Из Записки в правительство С. П. Королева и М. В. Келдыша. 1959 год. "…В настоящее время после создания первых трех советских искусственных спутников Земли и полета первой космической ракеты открываются новые возможности для решения ряда оборонных задач с помощью искусственных спутников Земли.

В первую очередь такими задачами являются следующие:

• осуществление разведки территории возможного противника с помощью фотографирования ее с больших высот с борта спутников или с помощью телевидения;
• осуществление радиоразведки средств противоракетной обороны возможного противника с помощью специальных приемных и регистрирующих устройств на борту спутника;
• осуществление разведки военных и промышленных объектов по их инфракрасному излучению.

Для выполнения этих задач должны быть использованы тяжелые ориентированные искусственные спутники Земли, оснащенные необходимой фотоаппаратурой и комплексом радиосредств, в том числе телевизионными системами. Результаты разведки могут не только передаваться по радио, с помощью телевизионных и телеметрических систем, но и непосредственно доставляться на Землю с помощью специального спускаемого аппарата…"

— Когда я увидел свои снимки из космоса, то понял, что их можно использовать в интересах обороны, точно так же, как и самого космонавта. Во время полета я видел отдельные объекты, даже проспекты в городах…

— И это не нарушает суверенитета государств?

— Вот именно! Просто так на Пентагон сверху не посмотришь, над ним не пролетишь на самолете, а с орбиты — пожалуйста, это можно делать на законном основании. Космическое пространство как бы "ничейное". И не случайно много раз поднимался вопрос: где кончается атмосфера и начинается космос? Была международная комиссия, потом этот вопрос обсуждали в ООН… "Космическое право" начинается за "космической" границей в небе. Все объекты, в том числе и разведывательные спутники, обязаны летать выше нее — тогда их сбивать нельзя. А ниже этой границы — воздушное пространство государств, нарушать которое никто не имеет права…

СТРАНИЦА ИСТОРИИ. Из проекта Постановления ЦК КПСС И Совета Министров СССР. 1960 год. "…Неисчерпаемые материальные, энергетические ресурсы, имеющиеся в космическом пространстве и на соседних планетах, станут доступными для практического их использования Советским Союзом. По-новому могут решаться в этом случае и многие военные задачи и вопросы: создание боевых космических станций для осуществления постоянного патрулирования с целью контроля над полетами в космическом пространстве и уничтожения вражеских искусственных спутников и космических аппаратов над территорией Советского Союза и в прилегающих областях космического пространства; создание боевых кораблей-спутников с мощными радиостанциями, позволяющими вести постоянную радиолокационную разведку всех участков поверхности Земли, переброску крупных боевых грузов (в несколько десятков тонн) практически на любые расстояния, бомбометание с тяжелых кораблей-спутников и т. д. Наряду с этим окажется возможным достаточно широкое осуществление ряда практических задач по использованию мощных ракет в мирных целях, что значительно продвинет развитие мировой науки и культуры…"

— Как раз в это время начали создаваться первые кинофильмы о "звездных войнах"?

— Пожалуй, они появились позже… И у нас и в Америке эти работы были строго засекречены. Однако именно исследования подтолкнули ведущие державы к весьма эффективным международным соглашениям о невыводе на орбиты ядерного оружия…

— В это время уже летал "Алмаз"?

— С "Алмазом" история другая… Где-то в 1963–1965 годах был сформирован второй отряд космонавтов. В основном в него вошли инженеры, хотя были там и летчики. Некоторое время я был его командиром. Одна из главных задач второго отряда — подготовка космонавтов для ведения разведки с борта космического аппарата. В конструкторском бюро Владимира Николаевича Челомея для этих целей разрабатывался комплекс "Алмаз". На нем была установлена специальная фотографическая аппаратура, с помощью которой можно было наблюдать Землю не только в видимом, но и в других диапазонах.

— А какова была задача наблюдений?

— С помощью, например, выносного перископа, можно было смотреть на Землю и надиктовывать информацию об увиденном. На "Алмазе" даже была установлена пушка, и из нее стреляли!… Эта программа была реализована, но она оказалась малоэффективной.

— Насколько я помню, запуск "Алмаза" был встречен восторженно!

— Да, однако вскоре выяснилось, что вести визуальные наблюдения с орбиты можно на протяжении всего двух-трех витков в сутки, так как облачный покров планеты не учитывает распорядка дня экипажа, которому нужно и физзарядкой заниматься, и есть, и спать. Создание автоматических средств, способных вести фотосъемку и передавать фотографии по радиоканалам на Землю, отодвинуло на второй план это направление в пилотируемой космонавтике.

— У меня создалось впечатление, что было несколько попыток прорваться в космос с сугубо военными целями.

— Одна из них — "Спираль", о которой мы уже говорили.

— Это был чисто боевой орбитальный самолет?

— Не совсем так. Сейчас много говорят о двойных технологиях. "Спираль" могла использоваться и в военных, и в сугубо мирных целях, в частности для транспортного обеспечения орбитальных станций. Предполагалось, что орбитальный самолет будет доставлять на космическую станцию и возвращать на Землю необходимые грузы… Но все-таки главное — боевое применение "Спирали". На ней предполагалось выводить в космос и ядерное оружие. В общем, рассматривались самые невероятные на первый взгляд варианты использования этого необычного летательного аппарата.

— Попробуем еще раз вспомнить о том времени, когда вы были заместителем командующего "космическими войсками". Военно-космические силы — это группировка спутников на орбитах?

— Не только. Спутниками надо управлять. Для этого создана наземная группировка — разветвленный командно-измерительный комплекс, простирающийся от Калининграда до Камчатки, плюс корабли в океане. Есть еще полигоны, откуда осуществляются запуски космических объектов. Действуют специальные транспортные и технические средства на космодромах. Словом, я хочу подчеркнуть, что у Военно-космических сил необычайно сложная и разветвленная инфраструктура. В нее, в частности, входили научно-исследовательские и конструкторские организации. С ними у меня были особенно тесные взаимоотношения, так как я отвечал за опытные работы.

— В таком случае следующий вопрос оправдан: каким достижением вы гордитесь?

— Для меня все было главным! И это не формальный ответ. При мне зарождались принципиально новые Военно-космические силы. Они развивались быстро. Этот процесс был творческим, интересным… Постепенно мы стали подчиняться не Главному штабу Ракетных войск, а Генеральному штабу Вооруженных Сил, поскольку выполняли глобальные задачи. Это касалось как видовой и радиотехнической разведки, так и связи.

— Понятно, что шло соревнование с американцами. Насколько хорошо вы знали их возможности?

— Нам казалось, что мы знаем все!… Когда Брежнев встречался с президентом США, тот сказал, что у них столько-то пусковых установок. Леонид Ильич тут же возразил, что их на две больше, и президент согласился… Конечно же, все "дырки", так называют шахтные установки специалисты, были хорошо известны и у них и у нас. Районы патрулирования атомных подводных лодок тоже знали обе стороны. И эта "прозрачность" во многом зависела от той информации, которую мы получали с космических орбит… Поэтому возможности американцев, в том числе и технические, были нам хорошо известны. Думаю, и у них информация была поставлена не хуже.

— К примеру?

— В то время мы следили за работами по созданию "Шаттла" и были в курсе экспериментов. Нам удалось довольно точно спрогнозировать его первые старты?

— Во время войн в Косово и Персидском заливе американцы весьма эффективно использовали свою космическую группировку. А мы пользовались информацией из космоса во время войны в Афганистане? Я не спрашиваю о более поздних событиях, когда вы уже ушли из армии…

— Не могу ответить достоверно, так как полученной из космоса информацией мы не распоряжались. От нас, технарей, эксплуатационников, требовалось создать спутник, запустить его, проверить и передать соответствующим организациям. Если они получают информацию, значит, все в порядке, и нас не ругают. Если же объект "молчит", то нужно наше вмешательство… Вся информация шла в Генеральный штаб, и я думаю, что во время войны в Афганистане ею широко пользовались, ведь тогда на орбите у нас была довольно сильная военно-космическая группировка.

— Я знаю, что вас неоднократно назначали председателем Государственной комиссии по запуску новых военных объектов. Какие из них особенно запомнились?

— Запусков было много…. К примеру, создавали систему радиотехнической разведки второго поколения…

— Что это такое?

— Спутник "Целина", который летит и молчит, но все слушает. Он фиксирует все радиоволны, определяет частотные характеристики, режимы работы. Если объекты стационарные, то с помощью других средств спутник определяет их точное местонахождение. Он наблюдает и за передвижными объектами, определяет их маршруты… Например, выходит авианосец на ходовые испытания, а над Атлантикой облака, ничего не видно. Со спутника можно довольно точно определить маршрут авианосца и, если связь не засекречена, даже услышать, о чем говорят американские моряки… Это была интересная работа. Такие средства наблюдения из космоса существовали и раньше, однако "Целина" стала новым этапом в развитии радиотехнической разведки. Мы провели ее успешные испытания и сдали на вооружение. Этот спутник работает до сих пор.

— Его создавали в Днепропетровске на "Южмаше"?

— В КБ, которое возглавлял в те годы академик Уткин. Многие работы в интересах обороны страны мы проводили вместе… Хорошо помню создание навигационной системы "Ураган" — это запуск 16 — 18 спутников на орбиту высотой 20 тысяч километров. Система "Ураган" позволяет определять координаты любого объекта. Мы ее испытали, ввели в строй и передали на вооружение.

— А правда ли, что "Зенит" создавался для "звездных войн"? Говорят, автоматический старт нужен был для того, чтобы, когда все вокруг будет уничтожено, ракеты могли сами подъезжать к стартовому столу, уходить в космос и сбивать вражеские объекты?

— Разрабатывалась приблизительно такая концепция, хотя она и выглядит фантастически… Правда, все представлялось несколько иначе. Допустим, я держу на орбитах определенную космическую группировку. В случае "угрожающей ситуации" мне нужно ее усилить или при потере ряда спутников восстановить, причем очень быстро. Это и позволяет сделать автоматический старт "Зенита".

— И вновь мы имеем дело с двойными технологиями: "Зенит" — это прежде всего сугубо мирный носитель, а задумывался как боевой!

— Такое случалось в нашей космонавтике. Знаменитая "Семерка" Сергея Павловича Королева предназначалась для водородной бомбы, а на ней был запущен первый искусственный спутник Земли. Наши конструкторы стремились создавать такую технику, которая в равной мере служила бы и обороне страны и космонавтике. Таких примеров много…

СТРАНИЦА ИСТОРИИ. Особое место в ряду космических систем оборонного назначения занимала многоразовая космическая система "Энергия-Буран". Первый пуск носителя "Энергия" состоялся 15 мая 1987 года. Он прошел хорошо, без серьезных замечаний. Второй пуск — это была уже система "Энергия-Буран" — с автоматической посадкой орбитального корабля на специально созданный аэродром в районе космодрома Байконур был проведен 15 ноября 1988 года. Он подтвердил, что все заложенные в многоразовую космическую систему конструктивные и тактико-технические решения были просто блестящими. Система "Энергия-Буран" могла выводить на околоземную круговую орбиту высотой 200 километров полезный груз массой 30 тонн и возвращать на Землю космические объекты массой 15 тонн. Заказчик (Министерство обороны) и разработчики, окрыленные успехом первых пусков, планировали продолжение летно-конструкторских испытаний. Однако случилось так, что военно-политическая обстановка в мире кардинально изменилась. Закончилась холодная война между двумя противостоящими друг другу ведущими государствами — США и Россией. Исчез дух соперничества в гонке вооружений, который был в те годы основным двигателем научно-технического прогресса. В результате многоразовая космическая система "Энергия-Буран" оказалась ненужной для обороны, ради которой она разрабатывалась. Попытка найти научное или народнохозяйственное применение этой уникальной, технологически совершенной, но очень дорогой космической системе, естественно, успехом не увенчалась.

— Все-таки грустные мысли рождаются, когда узнаешь о некоторых "военных проектах". Еще при жизни Сталина появился грандиозный проект: создать в горах, под землей, атомный завод, рядом с ним — ракетный. Если начнется атомная война и все вокруг погибнет, подземный завод будет продолжать работать и атомные бомбы полетят в сторону противника… И такой проект реализован под Красноярском! "Зенит" невольно вызывает подобные ассоциации: людей уже нет, а ракеты продолжают стартовать одна за другой… Сюрреализм какой-то!

— Такие картины могут рождаться только в больном воображении, ведь старта сразу же не станет… Ну а работу над "Зенитом" я рассматриваю иначе. Подготовка и пуск ракеты без обслуживающего персонала — это прежде всего безопасность и, как ни странно, надежность работы. Все-таки мы должны помнить, что пуск ракеты всегда опасен, и катастроф, к сожалению, случалось очень много. Бесспорно, "Зенит" был тогда высшим достижением ракетной техники, а широкое мирное использование его еще впереди.

— Неужели и сегодня "военный космос" актуален? Или на прошлое надо смотреть с юмором, как и на фильмы о "звездных войнах"?

— Наши представления соответствовали времени, в котором мы жили тогда, и этим, пожалуй, все сказано. А использование космической техники для обороны страны с каждым годом становится все более актуальным и эффективным. Это, прежде всего, системы контроля, иначе говоря, системы поддержания и обеспечения мира на Земле. Выводить на орбиту ядерное оружие — преступление. Ведь на любое действие обязательно найдется противодействие, и это должно сдерживать любую гонку вооружений, в том числе и в космосе.

— Там все-таки лучше заниматься мирными программами?!

— Я в этом убежден! Может быть, мои слова и покажутся слишком возвышенными, но в верности их я не сомневаюсь. Все мы земляне — космонавты, у нас один корабль — Земля. Ее надо беречь, и иного нам не дано.