Атомная станция в Белоруссии заявляет о своем существовании, мол, чтобы ни происходило вокруг, электрический ток уже бежит по проводам и на восток Республики, и на юг. На Запад пока энергия не подается, так как Литва (а следом за ней Латвия и Эстония) отказывается принимать "атомное электричество, так как оно очень опасно". На самом деле причины в ином: ошибка с закрытием Игналинской АЭС, которая находится неподалеку от Белорусской, по ту сторону границы, слишком дорого обошлась прибалтам — им приходится платить за электроэнергию намного больше, чем в советские времена. Но ничего не поделаешь: политические лозунги только на первый взгляд выглядят безденежными, на самом же деле экономическая цена их огромная — та же Прибалтика подтверждает это весьма убедительно. Закрытие "Игналинки" — одной из лучших АЭС в СССР и Европе — в угоду западным политикам обернулось энергетической катастрофой, и не видеть это может только слепой безумец.
Белорусская АЭС — это своеобразная вершина атомной пирамиды, она впитала в себя все лучшее, что к нынешнему дню появилось в промышленности и науке. И не только это эффективность получения электроэнергии, но особенно безопасность станции. К ней было приковано внимание не только мировой общественности, но в первую очередь самих белорусов, потому что они слишком сильно пострадали от ошибок в строительстве АЭС. Я имею в виду последствия Чернобыльской катастрофы.
У каждой вершины есть основание. Надежен ли фундамент? Об этом я хотел поговорить с Виктором Алексеевичем Сидоренко — одним из пионеров атомной энергетики. Однако случился корид-19, который перечеркнул наши планы, так как обоим уже далеко за 65 с плюсом. Однако, к счастью, Виктор Алексеевич дал о себе знать, выпустив ряд книжек, посвященных атомной энергетики. Комплект их я получил на правах давнего знакомства — ведь мы встречались не только в Академии наук и разных конференция, отечественных и международных, но и работали в Чернобыле. А те, кто прошел сквозь эту трагедию, навсегда остаются близкими людьми…
Эти записки родились из книг Сидоренко. К сожалению, их тираж настолько мал, что может считаться рукописями. Совсем как у Горького, который считал, что каждый человек должен написать книгу о своей жизни. В данном случае я могу только добавить, что член-корреспондент РАН Виктор Сидоренко посчитал это своей обязанностью, и за это мы все ему благодарны.
Итак, фрагменты жизни ученого и гражданина.
Если есть такая возможность, то атомщики начинают свои воспоминания со встреч с Курчатовым.
"Сначала о личном, — пишет Сидоренко. — Я пришел в ЛИПАН старшим лаборантом в 1952 году. Игорь Васильевич умер в 1960. 8 лет — и немного, и немало. Характер взаимодействия определялся кругом занимавших его проблем, стилем поведения, формой работы с сотрудниками института, вниманием к молодым. Могло начаться и с мелочей. Моя фамилия оказалась на слуху из-за "Горячего сердца" Островского. Встречая вечером после работы на аллее института молодого инженера 37 объекта Игорь Васильевич издали и весело обязательно кричал: "Сидоренко, покажи, сколько у нас законов. Как будем судить: по закону или по совести?"
В 1955 году в привычном для того времени темпе развернулась работа по проектированию водо-водяного реактора для атомной электростанции… И подряд несколько ответственных поручений от Игоря Васильевича… Пригласив меня в кабинет И. В. сформулировал задачу в своем духе: "Ты читал оба доклада и видишь выигрышность американского реактора. Нужно выявить и подчеркнуть достоинства нашей конструкции, чтобы она была представлена достойно. Эти старые песочники ничего толкового не сделают. Садись и пиши тезисы устного представления доклада на конференцию".
Речь шла о конференции в Женеве, а накануне состоялось Общее собрание Академии наук, на котором обсуждалось развитие атомной энергетики.
"Старому песочнику" — руководителю проекта — было всего 43 года…
"Другое поручение относится к 1956 году, — продолжает Сидоренко. — И оно полностью в духе Курчатовского стиля работы с "молодыми". Готовился 20-й съезд КПСС. На базе всех проработок, обсуждений и предшествовавших решений, связанных с развитием атомной энергетики и выбора типов реакторных установок для атомных электростанций, Курчатов включился в подготовку Директив ХХ съезда по разделу атомной энергии. В составе этих директив должны были формулироваться основные параметры программы сооружения мощных АЭС и опытных реакторов в шестой пятилетке (1955-1960 годы). По существу речь шла о первой программе атомной энергетики, чтобы подключить к ее реализации многие промышленные министерства. Моей задачей было сформулировать контуры этой программы, масштабы вводимых мощностей с распределением по типам электростанций и опытных энергетических установок… Запомнились поездки к Игорю Васильевичу в Барвиху, где на скамейке в аллее уточнялись детали готовившихся документов…
Если осмелиться назвать одной из основных характерных черт нашего поколения "атомщиков" — ответственность за порученное дело, то она отсюда, от практического общения с таким Человеком".
"В процессе создания атомной энергетики и в разделении функций разработчиков прежде всего проявились традиции и опыт существовавшей энергетики, где интегратором всех решений по объекту являлся не "генеральный конструктор", что органично для самолета или ракеты, а проектант, собирающий объект из кубиков — конструкций систем и оборудования. Другими основными участниками разработки являются конструктор реакторной установки и научный руководитель (под этими понятиями прежде всего подразумеваются организации, а уже потом — персоналии)… В задачи научного руководства входило, особенно на первых этапах развития, решать все проблемы, по которым не было достаточно знаний, и отвечать на все новые вопросы, которые возникали в процессе разработки.
Эта триада разработчиков является важнейшим элементом сформировавшейся системы создания атомных станций (так же как и других ядерных энергетических объектов)…
Небольшое отступление, характеризующее пути создания в Курчатовском институте школы научного руководства, ее кадров. Курчатов и Александров, а вместе с ними В. И. Меркин, С. М. Фейнберг, С. А. Скворцов умело форсировали подготовку молодых людей, приходящих в новую область науки и техники, ставя их в условия неизбежного творчества и высокой ответственности. Это был воистину "курчатовский стиль" работы с молодежью. Первым шагом был этап дипломного проектирования. В Московском энергетическом институте для нужд атомной отрасли (наравне с многими другими институтами) в 1947 году была образована специальность "ядерные энергетические установки" на спецфакультете №9, который начал выпускать молодых специалистов с 1949 года (к 1951 — 52 году выпуск достиг 10-12 человек в год). Эти студенты приходили на дипломное проектирование в ИАЭ (ЛИПАН) и в другие институты (в Институт Физпроблем, где директором в то время был А. П. Александров). В ЛИПАНе в качестве тем для дипломного проектирования им предлагали разработку ядерных энергетических установок последовательно год за годом: двухцелевых энергетических реакторов, реакторов для подводных лодок, для атомных электростанций, самолетов, исследовательских реакторов самых оригинальных конструкций и др. Председателем Государственной экзаменационной комиссии был А. П. Александров. Выпускники распределялись в основные научные учреждения и конструкторские бюро отрасли. Как правило, молодые специалисты, попавшие в ЛИПАН, продолжали разработку реальных проектов по направлениям их дипломной тематики и в последующем выходили на уровень руководителей этих разработок или целых направлений".
У них были сложные отношения, так как Сидоренко стал одним из руководителей Госатомнадзора. Да и во время его работы в Институте он не раз спорил с "шефом", возражал ему, причем не всегда обоснованно.
«Очень болезненно Анатолий Петрович реагировал на мои неудовольствия действиями и решениями Е. П. Славского и А. И. Чурина, — вспоминает Сидоренко. — Я только два раза за все время работы видел такой гнев А. П., когда он багровел до макушки лысой головы; в этом случае он сопроводил свою гневную реакцию словами: "Славский и Чурин — талантливые инженеры…"»
Да, "стычки" были. Однако это не помешало Александрову назначить Сидоренко Директором отделения ядерных реакторов ИАЭ, а Виктору Алексеевичу быть предельно объективным, оценивая роль Александрова в науке.
"Избрание А. П. на пост президента Академии Наук СССР объективно подтвердило его высокий авторитет среди специалистов разных областей науки, — подчеркивает Сидоренко, — и этот выбор оказался очень удачным в том, что ему при его широкой эрудиции, здравомыслии и чувствительности к новому и перспективному удалось привнести "александровский" стиль в самые различные направления исследований. С другой стороны в отношении атомной энергетики положение сложилось довольно своеобразным и в полной мере сознательным со стороны Анатолия Петровича. Научный комплекс в атомной отрасли сложился за прошедшие годы как вполне самодостаточный и мощный в разных направлениях фундаментальной науки и во многих узловых технических направлениях. Крупнейшие физические исследовательские установки существовали в системе Средмаша как органический элемент его деятельности. Эта база часто была несопоставимой с возможностями Академии наук, как научно-административного учреждения. Вполне резонными были заявления многолетнего руководителя Министерства Е. П. Славского, что "в Минсредмаше своя академия наук"…
Придя в академию Наук Анатолий Петрович не стал переводить стрелки научно-организационной деятельности, связанной с атомной энергетикой, в сторону Академии, сохраняя свои позиции в отрасли как научного руководителя. Он говорил, что в вопросах атомной энергетики достаточно его личного присутствия в руководстве Академии Наук".
Мгновения жизни
После окончания очередного этапа пусковых работ большая группа вместе с А. П. уезжала холодной зимой ночью поездом из Воронежа. По дороге в автобусе все замерзли, и уместным оказалось расхожее заявление А. П. "ручки-ножки стали зябнуть, не пора ли нам дерябнуть". Но на беду ни у кого из отъезжающих не оказалось водки, а ресторан уже был закрыт. А. П. выжидающе посмотрел на меня и произнес:"а как же научное руководство?" Я проник на кухню закрытого ресторана и добыл две бутылки водки. Авторитет научного руководства был защищен".
Приезжая в Чернобыльскую зону, будь это в первые дни катастрофы или недели, месяцы или годы спустя, я встречал там Виктора Алексеевича. Мне казалось, что он никогда не покидает "зону", будто какие-то незримые нити связывают его с катастрофой. Представление, конечно же, ошибочное, так как Сидоренко всю свою жизнь занимался реакторами ВВЭР, и только в Госатомнадзоре впрямую "столкнулся" с РБМК. Кстати, сразу же обратил внимание на недостатки конструкции, попытался предупредить о грозящей опасности, но услышан не был. Настоять на своем не сумел, что и привело его в число виновных в аварии, отмеченных строгим выговором по партийной линии.
Но суть не в наказании, а в уроках Чернобыля.
"Практически пережив реальные социальные последствия чернобыльской аварии важно представить при этом масштаб ее прямых последствий, — пишет он. — За прошедшие годы выпущены обстоятельные материалы по загрязнению территорий ближних областей и дальних стран. По итогу 10 лет и 15 лет, прошедших после аварии, проведен анализ медицинских последствий облучения населения и участников ликвидации аварии. На международном уровне итог подводился в форме специальных проектов и программ и в форме специальной международной конференции 1996 года…"
Это было в Вене. Ученые со всего мира собрались там, чтобы подвести итоги той трагедии, что случилась в Чернобыле. 200 из них принимали участие в "Чернобыльском международном проекте". Был выпущен специальный доклад обо всех аспектах случившейся трагедии.
"Общий итог приведенных в сборнике материалов позволяет выделить некоторые принципиальные положения, — пишет В. А. Сидоренко. — Ущерб здоровью населения, связанный со стрессами, изменения условий жизни в результате неоправданных переселений и т. п. существенно превышает прямой ущерб от облучения… Данные Российского государственного регистра, который содержит индивидуальную медико-дозиметрическую информацию примерно на 570 тысяч человек свидетельствует о том, что радиационное воздействие обусловило увеличение заболеваемости лейкозами среди ликвидаторов, а также раком щитовидной железы у детей, что в достаточно степени подтверждает прогноз заболеваемости, сделаны в первые годы после аварии… Было зарегистрировано примерно двойное увеличение частоты заболеваемости лейкозами среди ликвидаторов, а также раком щитовидной железы у детей…"
Сидоренко приоткрывает одну из тайн трагедии, о которой никто не говорил. Я имею в виду ту дискуссию, которая возникла вокруг пуска 3-го блока АЭС. Некоторые специалисты были против этого, и я, в частности, выступил в "Правде" в их поддержку. Пуск блока к юбилею Октября пришлось тогда отложить, но в конце концов он все-таки состоялся.
Виктор Алексеевич рассказывает о деталях этой дискуссии:
"Именно ликвидаторы аварии составили ту значительную группу населения, которое получили максимальные дозовые нагрузки, организованно регулируемые и выводимые на объявленный допустимый уровень. Остается спорным вопрос, в какой мере оправданным был тот сознательный дополнительный риск, который определялся характером работ, преследовавших определенные политические цели. К таким работам можно отнести форсированная очистка и подготовка к пуску 3-го блока, соседствующего с аварийным. Я могу утверждать, что по крайней мере, два участника состоявшихся обсуждений, помимо автора этих строк, Л. Д. Рябев и Л. А. Ильин, пытались безрезультативно убедить председателя правительственной комиссии Б. Е. Щербину избежать неоправданного облучения участников ликвидации аварии и не форсировать ввод в строй 3-го блока. Аргументом за проведение этих работ в высоком радиационном поле было улучшение общей радиационной обстановки на вводимой в работу станции… В то же время хотелось бы предостеречь от чрезмерно оптимистического отношения к радиационным последствиям чернобыльской аварии. Судьба распорядилась так, что "по жизни" реализовались не самые худшие возможности. Окажись направление ветра в момент аварии в сторону города Припять, масштаб человеческих жертв оказался бы намного большим. Объективная опасность требует к себе серьезного отношения".
Понятно, что все уроки Чернобыля, даже имеющие отдаленное отношение к нынешним событиям, учтены при возведении АЭС в Белоруссии. Следует, пожалуй, повторить, что системам безопасности уделено особое внимание. С иным подходом построить теперь атомную станцию просто невозможно!
Мнение одного из опытнейших и ведущих специалистов в этой области член-корреспондента РАН В. А. Сидоренко, безусловно, определяющее. Он пишет:
"В настоящее время в мировом сообществе, включая Россию, существует четко сформулированная концепция и принципы обеспечения безопасности и отработанная практика. Безопасность АЭС имеет характер глубоко развитой науки и техники и, опережая в этом отношении положение дел в других технических областях, имеет аналогию лишь в авиации… В современной атомной станции существует четыре барьера и пять уровней защиты, последовательно перекрывающие друг друга на случай недостаточной эффективности предыдущего барьера или уровня защиты… В условиях обеспечения приемлемой ядерной безопасности, то есть исключения тяжелых аварий, атомная энергетика вправе претендовать на признание ее в качестве одного из наиболее экологически чистых способов производства энергии".
Этот тезис ученого подтверждают практически все атомные станции, которые работают на нашей планете. И, конечно же, АЭС в Белоруссии, которая начинает свою жизнь.