Академик Петров: "Наша наука – поиск бессмертия"

"Чаепития в Академии" — постоянная рубрика Pravda. Ru. Писатель Владимир Губарев беседует с выдающимися учеными. Сегодняшним гостем проекта "Чаепития в Академии" стал советский и российский иммунолог, академик РАН и ее вице-президент, академик РАМН, академик РАСХН, Герой Социалистического Труда Рэм Петров.

Читайте также: Чаепития в Академии: Истина прекрасна и в лохмотьях!

— Это правда, что у вас скоро юбилей?

— Если 90 лет считать таковым, то да…

— Профессия?

— Ученый. Академик. Член президиума РАН.

— Давно на заслуженном отдыхе?

— В науке и искусстве на пенсию не уходят. А я еще и член Союза писателей — там тоже пенсионеров не бывает…

— Правда, что из-за вас слили три академии в одну, чтобы не платить три стипендии, то есть за каждую?

— Да я был академиком не только в Большой, но и в Медицинской и в Сельскохозяйственной академиях. Соответствующие дипломы у меня есть, но деньги получал только в одной… Следовательно, не из-за меня… Кстати, такое слияние трех Академий считаю ошибкой в реформировании науки.

— Говорят, что у вас очень много наград, так ли это?

— Много.

— А главные?

— Звание Герой Социалистического труда и Лауреат Демидовской премии.

— Первое — понятно, а почему именно Демидовской?

— Она объективно оценивает труд ученого. Ее присуждают коллеги тайным голосованием, а их, как известно, ввести в заблуждение невозможно…

— Что такое иммунология, которой вы посвятили жизнь в науке?

— Это осуществленная мечта…

Откровенный разговор

Академики имеют право выбора и, к счастью, они пользуются им чаще всего умело и достойно. Особенно в тех случаях, когда избирают себе "начальников", а проще говоря — руководителей Академии. Не буду говорить обо всех президентах и вице-президентах, которых довелось знать, упомяну лишь вице-президентов, которые "курировали" науки о жизни, и биологию, в частности. Вспомним Лысенко. К сожалению, в нашей стране биология переживала трагические десятилетия, когда властвовала "лысенковщина", и печать эхо этой трагедии еще долго будет звучать в истории нашей науки. А потому выбор тех людей, которые именно в Академии должны "вести" биологию очень важен — это как выхаживание больного после тяжелой операции: стоит допустить пустяковую небрежность, и результаты окажутся плачевными…

Но в нашей Академии пока выбор был точен. В 1988 году он пал на Рэма Викторовича Петрова. Это не только блестящий ученый, но и обаятельный человек — и, что весьма немаловажно, — прекрасный популяризатор науки. Это качество присуще немногим ученым, но академик Петров в их числе, а потому беседа с ним или чтение его великолепной популярной книги "Я или не я" превращается в увлекательное путешествие по любимой им иммунологии.

Начнем наш "Откровенный разговор" с одного, на мой взгляд, принципиального высказывания Рэма Викторовича. Оно в полной мере характеризует его отношение не только к науке, но и к жизни вообще — человечества и собственной.

Мысли вслух:

"Науку нередко сравнивают с искусством. Действительно эти два потока человеческой культуры имеют много общего. Наука, как и искусство, может быть классической и прикладной. И то и другое требует жертв, полной отдачи сил, заставляет посвятить всю жизнь. И тут и там необходимо озарение, чтобы по-новому решить еще не решенную проблему. В обоих случаях много зависит от метода. Нередко нужно создать совершенно новый метод. И еще необходима образность. В искусстве больше, в науке меньше.

В науке — точность. Самое главное — точность. Она и отличает науку от искусства. Точность и воспроизводим ость. Созданное одним исследователем в любой точке Земли может быть воспроизведено в другой точке на основании описания метода и использованных материалов. В искусстве это невозможно. Образность невоспроизводима. Джоконду не смог бы воспроизвести сам Леонардо да Винчи. Лилии Клода Моне и голубые танцовщицы Дега так же невоспроизводимы. Однако образность, подача самого главного в одном сконцентрированном аккорде, столь свойственная импрессионизму, — нередкое качество лучших научных экспериментов, обобщений или теорий".

— Думаю, этим высказыванием вы сами определили характер вопросов. Ну, к примеру, такой: кого же будем в России клонировать первым?

— Референдум проведем!… Но это будет нескоро…

— Почему? Чем же человек отличается от животных? Если уже овец и телят можем клонировать, то и до человека доберемся, не так ли?

— Академик Бехтерева (дочь того самого Бехтерева, который поставил верный диагноз Сталину, за что и пострадал) решила создать Институт человека. Начались дискуссии, мол, что в этом институте "человеческое"… И тогда решили пригласить иммунолога, потому что иммунологически все живые существа отличаются друг от друга, двух одинаковых нет… И вот тогда я вынужден был сказать, что с точки зрения иммунологии (а иммунологический портрет есть портрет генетический!) отличий нет… Так что все отличия заложены в голове и в социальной среде…

— Но животные не курят?

— Я своим друзьям, которые хотят бросить курить, но воли не хватает, говорю: я знаю живой мир — такой уж характер моей работы, и в нем все есть, но курящих животных нет…

— А выпивающих?

— Есть! Слоны, к примеру, находят перезревшие виноградники, наедаются там, а потом веселятся… Обезьяны тоже частенько устраивают такие пиршества… Науке известны даже "обоснования" для алкоголизма… Если для группы крыс поставить две поилки, и в одной из них будет алкоголь, то через некоторое время они разделятся: процентов двадцать крыс будет предпочитать алкоголь… Так что в животном мире есть и другие пороки, в том числе и сексуальные… Однако, повторяю, никто из животных не курит!

— Была одна коза, которая это делала.

— Люди ее приучили… Даже бомбы собаки находят, но это уже дрессировка… Начали мы с отличия человека от животного… Это вопрос философский, и он касается всех сторон жизни на Земле и во Вселенной.

Страница биографии: "Дон, который называют тихим…"

Те места, где родился Рэм Петров, описал Михаил Шолохов:

"Редкие в пепельном рассветном небе зыбились звезды. Из-под туч тянул ветер. Над Доном на дыбах ходил туман и, пластаясь по откосу меловой горы, сползал в яры серой безголовой гадюкой. Левобережное Обдонье, пески, ендовы, камышистая непролазь, лес в росе — полыхали исступленным холодным заревом. За чертой, не всходя, томилось солнце…

К вечеру собралась гроза. Над хутором стала бурая туча. Дон, взлохмаченный ветром, кидал на берега гребнистые частые волны. За левадами палила небо сухая молния, давил землю редкими раскатами гром. Над тучей, расклылатившись, колесил коршун, его с криком преследовали вороны. Туча, дыша холодом, шла вдоль по Дону, с запада. За займищем грозно чернело небо, степь выжидающе молчала. В хуторе хлопали закрываемые ставни, от вечерни, крестясь, спешили старухи, на плацу колыхался серый столбище пыли, и отягощенную внешней жарою землю уже засевали первые зерна дождя…

На четвертой неделе поста сдала зима. На Дону бахромой легли окраинцы, ноздревато вприпух, поседел подтаивший сверху лед. Вечерами глухо гудела гора, по стариковским приметам — к морозу, а на самом деле — вплотную подходила оттепель. По утрам легкие ледозвонили заморозки, а к полудню земля отходила и пахло мартом, примороженной коркой вишневых деревьев и прелой соломой…"

В это время — в марте — и родился в семье Петровых сын, нареченный Рэмом.

Откровенный разговор (продолжение)

Каждый ученый обязательно задумывается о сути науки, о тех глубинных процессах, которые идут в ней. Естественно, что размышлял об этом и Рэм Петров.

Мысли вслух:

"Инерция научного мышления — это и хорошо и плохо. Хорошо потому, что дает опору для исследования природы дальше и глубже. Инерция заставляет критически относиться ко всему новому, непривычному, требуя бесспорных доказательств. Именно инерция мышления помогает разрушать необоснованные научные спекуляции. Иногда грандиозные и вредные. Не без участия инерции мышления разлетелась в пыль теория, опровергающая ведущую роль генов в передаче наследственных признаков, целый ряд спекулятивных теорий медицины и методов лечения, например, лечение микробной болезни дизентерии сном.

Инерция мышления может и ослепить ученого, лишить его объективности, заставить, несмотря ни на что, отвергать новое. В этом, пожалуй, самое большое зло инерции научного мышления. И если бы меня спросили: "Чего в ней больше — зла или добра?", я бы ответил: "Все-таки зла".

— К сожалению, в биологии его было слишком много… А какова нынешняя ситуация?

­­— Я употребляю более широкое понятие — "науки о жизни". Это не просто игра слов, а отношение к проблеме… С чего же начать? Думаю, будет правильно, если мы вспомним о классической биологии, классической ботанике. Некоторые пытаются "выбросить их за борт", мол, устарели они… Но это не так! Многие увлечены молекулярной биологией, генетикой, генетической инженерией, и может создаться впечатление, что ученые живут только этими отраслями… Отнюдь! Классические области — это фундамент всех наук о жизни, и сохранение биологического разнообразия на планете — необычайно важная, основополагающая проблема.

Не случайно, на Конференции ООН в Рио-де-Жанейро была подписана специальная Конвенция об этом… Исчезновение одного вида, потом другого — казалось бы, почти незаметный процесс, а на самом деле — это обеднение генофонда планеты… Уменьшается весь тот объем генов, которые были даны Земли толи Богом, толи еще кем-то… Одинаковые гены есть у человека и у лягушки, а потому исчезновение одного вида — это уменьшение генофонда, от которого зависит все развитие, вся эволюция на планете. Исчезновение одного вида влечет за собой каскад событий, причем весьма неожиданных и трудно прогнозируемых… Это понятно… Даже по пищевым цепочкам это видно: исчез какой-то микроб, значит, не будет амебы, которая должна его съесть…

— Сразу же вспоминаю сюжеты у известных фантастов!

— По-моему у Рэя Бредбери есть прекрасный рассказ, который я очень люблю. С помощью "машины времени" устраивались сафари на динозавров. Отстреливались те животные, которые в следующую секунду погибали, к примеру, на них обрушивалась скала… Один англичанин в субботу в канун выборов, на которых его партия побеждала, отправился на охоту. Убил "своего" динозавра, но, возвращаясь по ультразвуковой дорожке, случайно раздавил бабочку… Ее не съела птичка, птичка не вывела птенцов, те не съели червячков и так далее… Англичанин вернулся домой, посмотрел в зеркало, а форма ушной раковины другая… Вышел на улицу, а там люди говорят с акцентом, да и не та партия пришла к власти… Озорной рассказ, но глубоко верный… Так что сохранение биологического разнообразия требует не только углубления в генетическую систему, но и широкого обобщения.

— Экология?

— К сожалению, это понятие от небрежного обращения с ним приобрело иной смысл. Подразумевается загрязнение окружающей среды, но на самом деле экология — это наука о совокупности живых существ, занимающих определенную нишу. И как раз нарушение этих цепочек и должно интересовать экологов… Причем не только следует говорить о загрязнении среды, избавиться от какого-нибудь чумного микроба можно, а гораздо сложнее не допускать "упрощения" цепочки, потери каких-то звеньев… Кстати, одна из основных проблем внутри космического корабля и космонавтов, которые долго летают на орбитах, это как раз упрощение микрофлоры… В замкнутом пространстве происходит не загрязнение среды, а исчезновение многих необходимых микроорганизмов, и это приводит к серьезным последствиям — ведь исчезают целые виды организмов… На первом этапе космонавтики этого не понимали, а потому и возникали большие сложности при первых длительных полетах. Космонавтам приходилось весьма долго восстанавливаться после возвращения на Землю, а иногда даже лечить…

Страница биографии: "Охота" на отличников

Только ректор Воронежского медицинского института знал, что имеет дело с сотрудниками Специального комитета при Совнаркоме СССР — организации, которая обладала неограниченными правами. Да, Лаврентий Берия был разоблачен как шпион и враг народа, расстрелян, но его "тень" витала над всеми, а потому прибывшим сотрудникам из секретного ведомства была сразу же предоставлена комната и все документы, которые они потребовали. Это были личные дела студентов-отличников.

Среди них был и Рэм Петров.

Вызывали по одному. Разговор шел добрый час. О чем? Никто из студентов не признался даже самым близким друзьям. Ясно, что они дали слово молчать — значит, речь шла о какой-то важной государственной тайне.

Рэм убедился в этом сразу же как предстал перед двумя сотрудниками, сидевшими за столом.

Впрочем, с ним разговор был коротким: его отец и семья были хорошо известны, а потому один из сотрудников спросил:

— Вы хотите заниматься наукой?

— Да, — ответил Петров.

— Мы предлагаем вам интересную и перспективную работу в научном учреждении.

— Какую?

— Узнаете на месте.

— Где?

— Узнаете, если дадите согласие.

— Я согласен.

— После получения диплома — мы вам сообщим…

Из выпуска было отобрано три человека. Однако в Москву поехал сразу после выпускного вечера один Рэм Петров.

Со своими друзьями по институту он встретится лишь через несколько лет…

Неведомо было тогда молодому специалисту, что его судьба и будущее отрасли науки, которой ему суждено посвятить жизнь, решилась 18 марта 1946 года. В этот день на заседании Технического совета Специального комитета при Совнаркоме СССР было принято такое решение:

"…3. Поручить тт. Парину В. В., Орбели Л. А., Франку Г. М. и Борисову Н. А. в месячный срок подготовить предложение об организации Научно-исследовательского института в составе Академии медицинских наук по вопросам использования в медицине достижений современной ядерной физики, предусмотрев включение в состав указанного института радиационной лаборатории и специальной терапевтической клиники…"

Вскоре И. В. Сталин подписал этот документ.

Так в стране родился уникальный исследовательский центр — Институт биофизики и клиника №6. После трагедии в Чернобыле о нем узнает весь мир, но пока "цели исследований и подбор кадров должны зашифровываться".

С той поры в документах "Атомного проекта СССР" регулярно встречается фамилия "Бурназян". Она значится в тех случаях, когда заходит речь о защите работников от излучений, об организации медицинских и радиобиологических исследований в институтах и вузах, а также при проведении испытаний на полигоне. В частности, 25 марта 1949 года в Перечне проектов и распоряжений Совета Министров СССР, представленных Л. П. Берия на утверждение И. В. Сталину, значится:

"…12. О выделении Учебному полигону № 2 животных для проведения опытных работ.

Проект внесен тт. Василевским, Бурназяном (Министерство здравоохранения СССР), Борисовым (Госплан СССР"…"

Речь шла о предстоящем испытании первой атомной бомбы на Семипалатинском полигоне.

А вот как описывает взрыв один из участников испытаний генерал-майор С. Г. Колесников:

"… К моменту проведения взрыва, т. е. в 6 ч 55 мин я укрылся в расположенном на НП танке службы безопасности. В танке совместно со мною находились генерал-лейтенант Бурназян и экипаж танка. Всеми находящимися в танке были надеты очки типа "Б", и люки танка были задраены.

В 7.00 29.08 я через тесные очки типа "Б" почувствовал явление большой световой вспышки, а после нее примерно через 25-30 секунд через танк прокатилась воздушная волна большой силы и послышался звук, во много раз превышающий силу грома.

Выйдя из танка, на месте, где был расположен объект, я увидел большое грибообразное облако темного цвета, которое, быстро увеличиваясь в размере, уходило вверх и сносилось ветром в юго-восточном направлении. В основании облака наблюдался как бы пьедестал облака из клубов пыли, достигающей по ширине 1 000-1 200 метров…"

В своей Записке на имя И. В. Курчатова генерал Колесников не сообщил, что через несколько минут их танк рванул в центр Опытного поля. Они пересекли его сразу за дозиметристами. Казалось, что гусеницы шлепают по стеклу…

Спустя месяц на имя Л. П. Берия поступила "Справка с итоговыми сведениями о потерях подопытных животных при атомном взрыве". Подготовил ее А. И. Бурназян. Он сообщил, что всего в поле было выставлено 1 538 животных. Погибло из них более половины. И в заключение он уточнил: "На 1 октября 1949 г в клинике осталось животных с лучистым заболеванием 40 голов, из них овец — 6, собак — 2, кроликов — 26 и морских свинок — 6".

Всем стало ясно, что теперь одну из главных ролей в "Атомном проекте" должны играть не только физики, но и медики. Надо научиться защищать человека от радиации. И по медицинским вузам теперь регулярно начали разъезжаться сотрудники Министерства, чтобы отбирать на работу в новой отрасли лучших выпускников. В расставленные "сети" попался и Рэм Петров.

Он вспоминает:

— Я приехал в Москву и уже на следующий день меня принял заместитель Министра здравоохранения СССР. Это был генерал-лейтенант А. И. Бурназян. Он направил меня на работу в Институт биофизики. Впрочем, тогда он назывался "Почтовый ящик 36-12".

Откровенный разговор (продолжение)

Иногда этот район Москвы называют "атомным островом". Что-то верное в этом есть. Здесь рядом с Институтом атомной энергии находится и Плутониевый институт, и приборостроительный, и, наконец, Институт биофизики с 6-й клиникой. Когда-то это был пригород столицы, и место выбирали как раз для того, чтобы "атомный остров" был подальше от "чужих глаз". Так и случилось: о его существовании на Западе узнали только тогда, когда мы сами этого захотели. А точнее — Игорь Васильевич Курчатов убедил руководство страны, что секреты у него хранятся надежно.

Впрочем, Рэм Петров попал на "атомный остров", когда завеса секретности была прикрыта надежно.

Мысли вслух:

"Ученый опирается на установленное ранее, но вовсе не должен следовать ему слепо и безрассудно. Ученый идет одним научным путем, но вовсе не должен считать все другие бесплодными. Ученый уважает и даже преклоняется перед авторитетами прошлого, но вовсе не должен считать их мнение абсолютным и для наших дней… Часто поступательное движение требует отбросить привычное понятие или распространить его на совершенно необычные новые явление. И вот тут-то как злейший враг научного прогресса выходит на сцену она, инерция научного мышления. Выходит и запирает те каналы нашей мысли, в конце которых и лежит долгожданный ответ. Мысль не течет по этому каналу, так как у входа, у истока стоит привычное "невозможно"…

— Это связано прежде всего с новейшими открытия в биологии?

— Передний фронт — это молекулярный уровень, генетика, физико-химические исследования. И здесь тоже происходит переосмысливание очень многого… Я — иммунолог, и за мою жизнь представление об этой науке менялось коренным образом. После Пастера и Мечникова стало понятно, что есть механизмы, которые защищают нас от микробов. Потом оказалось, что из-за этих же механизмов не приживаются чужие клетки и ткани. Возникла волна интереса к иммунологии, которая совсем умирала в 40-е годы, потому что вошли в жизнь антибиотики и, казалось, что с ними сам черт не страшен… Но иллюзии быстро рассеялись… И изучение механизмов защиты привело к изменению представления о них: оказалось, что это "система узнавания"…

Я много думал на эту тему… Как и чем организм распознает мир? Пять органов чувств… Но не только они. Сегодня иммунная система представляется как система распознавания внешнего мира, только мира органического — белков, полисахаридов, вирусов, — всего на свете! То есть в организме есть система, которая прощупывает внешний мир ежесекундно, постоянно — она анализирует все, что попадает в человека, будь то с пищей, или через кожу. И это не просто "узнавание", но и расшифровка структуры, и создание против нее реагентов. И запоминание об этой "встрече", причем практически на всю жизнь… Такое понимание работы иммунной системы позволяет нам заниматься уже не только защитой организма, но и более широкими проблемами, связанными с самой сутью жизнью. А потому значение биологии возрастает, она начинает "перехлестывать" в социальные сферы…

— Что вы имеете в виду?

— То же самое клонирование, с которого начался наш разговор…

Страница жизни: "Лицо" ядерного взрыва

Несколько лет назад академик Р. В. Петров дал большое интервью Наташе Лесковой — одной из лучших популяризаторов науки в нашей стране. В нем, в частности, он подробно рассказал о своей работе на ядерном полигоне под Семипалатинском, который называли тогда ученые "страной Лимонией".

Из воспоминаний академика Р. В. Петрова:

"А потом меня отправили работать на Семипалатинский ядерный полигон. Там производились первые взрывы. Их изучали со всех сторон — и физики (как волна идет, как изменяется температура, как разрушаются дома), и мы, медики, биологи. На полигоне были выстроены дома разного типа, убежища. Там были даже настоящие станции метро. Выставлялись перед взрывом боевые, легковые машины, военная техника. Ну и, естественно, нужно было изучать биологическое действие таких взрывов. Я возглавил группу по такому изучению. Допустим, раненые, у них гангрена или столбняк. Это такие распространенные военные инфекции. А можно будет их вылечить после этого? Будет ли работать созданный иммунитет? Вот, допустим, всех солдат прививают против столбняка, а что будет дальше? Работает ли вакцина в условиях взрыва? Вот это и была моя задача.

…Я работал на Семипалатинском полигоне вместе со своими коллегами. Мы ощущали себя причастными к великой миссии создания ядерного щита Родины, который потом оказался надежным щитом нашего строя. Мы скорее ощущали себя первопроходцами поисков предупреждения и лечения лучевых поражений, лечения инфекций на фоне лучевой болезни и так далее. Нам было морально легко — мы создавали не разрушительные, а спасательные средства. Нам по-исследовательски было чертовски интересно. Все, что мы выясняли, узнавали в научном плане, было впервые в мире. Для экспериментатора нет ничего слаще обнаружения чего-то нового. Опасность придавала особый вкус. Радиационное гусарство почиталось за высший пилотаж. Получаемые результаты тут же рождали идеи, идеи новые. Вернувшись из Лимонии в свои московские лаборатории, мы проверяли их уже в чистых условиях с рентгеновским или гамма-облучением.

…И вот что тогда меня поразило: мы провакцинировали одних животных до взрыва, а других после. И те, что были провакцинированы до взрыва, продемонстрировали отличный иммунитет. С ними было всё в порядке. А точно такие же животные, расположенные так же, в таких же клетках, но провакцинированные после взрыва, не выжили. У них никакого иммунитета не возникло. От столбняка или от газовой гангрены они умирали очень быстро. А у тех, которых хотя бы за час провакцинировали или накануне, иммунитет сохраняется…"

Ситуация изменилась через несколько лет. Атомные и водородные бомбы были сделаны, испытаны, а потому интерес в высших эшелонах власти резко снизился и к физикам, и ко всем, кто с ними работал. Об этом очень точно сказал однажды директор Института биофизики академик Л. А. Ильин:

"Психология людей из военно-промышленного комплекса и властных структур определялась снижением, если не потерей, интереса к исследованиям в области радиобиологии и радиационной медицины в связи с тем, что "атомное и водородное оружие создано, атомные электростанции безопасны" и т. п. В Институте биофизики Академии наук СССР резко сократили штаты отдела радиобиологии. Подобное положение наблюдалось и в институтах онкологического и рентгенологического профиля, а также в ряде учреждений Министерства обороны, где произошли сокращения из-за нехватки финансов… Должен отметить, что некоторое охлаждение к проблемам радиобиологии наблюдалось не только в нашей стране — аналогичные процессы происходили и на Западе. Я полагаю, что одной из существенных причин в данном случае оказался наступивший исподволь кризис идей в области теоретической и экспериментальной радиобиологии…"

Эта ситуация и помогла молодому доктору наук Рэму Петрову вырваться из "кольца секретности".

Страница жизни: "Учитесь держать цель"

Эту фразу Валерий Черешнев запомнил на всю жизнь. Впервые услышал ее в Новосибирске, куда приехал молодой доктор наук Рэм Петров, чтобы прочитать цикл лекций об иммунологии. В зале университета собирались будущие медики и биологи, чтобы услышать о новой области науки. Лекции были настолько захватывающими и интересными, и прочитаны они были столь блестяще, что у молодого "первооткрывателя" появилось много поклонников. И что важнее: сторонников и последователей, которые по праву считают себя "учениками Петрова".

Среди них, конечно же, и академик Валерий Черешнев.

В 2000 году отношение к ученым начало наконец-то меняться. Присуждение Нобелевской премии академику Ж. И. Алферову вызвало в обществе всплеск восторга, мол, есть еще в России чем и кем гордиться!

Теперь стали известны лауреаты Демидовской премии 2000 года, и все они, безусловно, также символизируют величие науки России, хотя и переживающей далеко не лучшие свои времена, но тем не менее не желающей уходить с передовых рубежей. По крайней мере, по некоторым направлениям. И именно их представляют новые Демидовские лауреаты.

Кстати, Павел Демидов учредил свою премию гораздо раньше, чем Альфред Нобиль. Более того, швед полностью перенял принципы присуждения премий, которые неукоснительно соблюдаются до сих пор. Имеется в виду анонимность, рекомендации крупных ученых и невмешательство власти. Именно поэтому так ценилась в прошлом веке Демидовская премия, а нынче — Нобелевская. Это оценка работ ученого коллегами. А что может быть объективней ее?

В Х1Х веке лауреатами Демидовской премии были такие выдающиеся ученые, как Ф. Литке, И. Крузенштерн, Н. Пирогов, Д. Менделеев.

Однако в 1866 году денег в семье Демидовых не стало, и присуждение премий прекратилось.

Вице-президент РАН академик Г. А. Месяц, работая на Урале, вместе с промышленниками и руководством области решил возродить уральские традиции. Был создан Научный Демидовский фонд, и с 1993 года премии вновь стали присуждаться крупнейшим ученым страны.

— Демидовы поставили одно условие: премии присуждает Российская Академия наук как высшее достижение. И эту традицию мы сохраняем, — рассказывает академик Геннадий Месяц. — Сегодня, пожалуй, Демидовская премия стала одной из самых престижных в России, так как она свидетельствует о выдающемся вкладе того или иного ученого не только в отечественную, но и мировую науку. Лауреатами 2000 года стали академики В. П. Маслов, Н. А. Семихатов, Р. В. Петров и Т. И. Заславская. Эти имена составляют гордость науки. Иногда говорят, что Демидовская премия — это "Нобелевская премия Урала". Я добавил бы еще одно слово: "и России". Действительно, уральцы — ученые, промышленники, руководители Свердловской области — присуждают эти премии, но лауреатами становятся ученые вне зависимости от того, где они живут и где работают. Главная оценка: их вклад в науку России.

Торжественная церемония вручения Демидовской премии проходит в резиденции губернатора в Екатеринбурге. Всегда торжественно, всегда красиво, всегда неповторимо.

Академик Валерий Черешнев представлял нового лауреата Демидовской премии академика Рэма Викторовича Петрова.

Свое выступление он начал необычно:

"Говоря образно, Рэм Викторович — "наше иммунологическое всё". Он не только первым многое теоретически предсказал в иммунологии, но и сделал сам практически, реально подтвердив правоту своих идей. Он первым в СССР организовал и читал в 1965 — 1969 гг. курс лекций по неинфекционной иммунологии в Новосибирском государственном университете (в Москве ему это не разрешили). Первым из иммунологов в 50-е гг. поехал на знаменитые семинары-"ссоры" в Миассово Челябинской области к выдающемуся генетику Николаю Владимировичу Тимофееву-Ресовскому, тогда опальному. Первым организовал в 1970 г. курс иммунологии во 2-м Московском мединституте им. Н. И. Пирогова и спустя два года на базе этого курса организовал первую в стране кафедру иммунологии, которой заведовал до 1994 г. Он первым создал в 1980 г. Институт иммунологии в Москве, вместе с Г. И. Марчуком организовал первый постоянно действующий семинар по иммунологии. Он написал первый учебник по иммунологии, тираж которого — 80 000 экземпляров — разошелся мгновенно и стал библиографической редкостью. Он первым из иммунологов достойно и заслуженно отмечен высокими наградами: Герой Социалистического труда, лауреат Государственных премий СССР и РФ, премии правительства РФ, обладатель золотой медали и премии РАН им. И. И. Мечникова, академик трех государственных российских академий и многих зарубежных и прочая, прочая, прочая…"

Академик Черешнев всегда выступает образно, страстно и необычно, так как приводит малоизвестные факты и события. Так и случилось на этот раз. Среди многочисленных высказываний Рэма Петрова он нашел то, что обращено к молодым:

"… Надо быть немного гончей, чтобы уметь преследовать цель. Хорошей гончей, которая не бросает преследуемого зверя, даже если в кровь разбиты ноги. Надо быть немного скаковой лошадью, которая скорее упадет, чем сойдет с дистанции. Надо быть и много знающим человеком, чтобы формулировать и крепко удерживать волей современные человеческие цели.

Считайте это самым главным и искренним моим пожеланием: учитесь держать цель!"

В общем-то простые слова… Но ведь так точны и жизненны! И в прошлом, и сейчас…

Откровенный разговор (продолжение)

Мысли вслух:

"Два типа индивидуальности — духовная и телесная. Первая обеспечивается центральной нервной системой, вторая иммунной системой. Одна охраняет неповторимость интеллекта, вкусов, способностей, привычек, характера каждого индивидуума. Другая — неповторимость биологических структур, из которых построены клетки нашего индивидуума. Ведь иммунная система защищает каждого из нас не только от микробов и вирусов, но и от любого чужеродного белка, от любой чужеродной клетки. В том числе и от раковых клеток!…

Орган иммунитета, который создает тысячи, десятки тысяч защитных белков на все случаи жизни. Против каждого микроба специализированное оружие точного действия. Тысячи микробов — тысячи типов оружия. И тоже память. Орган иммунитета помнит. Всю жизнь помнит, с каким вредоносным агентом организм уже встречался. Против него оружие вырабатывается мгновенно. Переболел тифом — второй раз не заболеешь. Работает иммунологическая память. Она создает иммунологический опыт индивидуума, его иммунологическую индивидуальность. Каждый из нас неповторим не только по духовным критериям, но и по телесным".

— Просто становится страшно, когда подумаешь о том, что по городу начинают ходить твои двойники. Разве не так?

— Возникают или надежды или страхи, потому что неясно во что все это может вылиться… Как члену Комитета Юнеско по биоэтике мне уже приходилось высказываться о клонировании. Я не вижу ничего страшного! С моей точки зрения невозможно создать ни одно историческое лицо, не имея того исторического контекста, в котором оно развивалось и существовало… Упрощая, можно сказать, что на 50 процентов человек есть гены, которые его определяют, и на 50 процентов — среда, в которой он живет. Когда эти проблемы серьезно дискутировались применительно к человеку, то изучались близнецы… Это ничто иное как модель клонирования… Примеры сходства, особенно у однояйцовых близнецов, фантастические!

— Их трудно даже различать!

— Я имею в виду не только внешнее сходство… Кстати, очень часто интересы у них разные… Те же известные братья Медведевы — Жорес и Рой. Один стал биологом, другой историком… И взгляды различные…

— Тут уж внешняя среда "постаралась"! Я имею в виду КГБ…

— Внешнее сходство чаще всего полностью тождественно, но есть примеры и психологического совпадения удивительные!… Был такой случай. Два близнеца. Судьба разбросала их в семилетнем возрасте — один оказался в Австралии, другой — в Канаде. Спустя много лет они встретились… Оказалось, профессии у них одинаковые — электромонтеры. Женились в один год, и жены очень похожи — обе блондинки… И тот и другой любят собак, и оба держат именно таксы… То есть примеры влияния генов есть фантастические! Но есть и обратные примеры, когда интендичные близнецы становятся врагами… Поэтому примем "50 на 50" — влияние генов и внешней среды. А, следовательно, клонирования не следует бояться, так как точной копии человека с идентичными знаниями, аналитическими возможностями ума, психологическими и социальными склонностями получить нельзя…

— Значит, нами руководят эмоции?

— Пожалуй. Я не вижу чего именно надо бояться. Не появится новый Гитлер, который повернет нынешнюю Германию к фашизму — это нонсенс… Но есть огромный этический и социальный аспект. Даже если я лично хочу, чтобы появилась моя копия, то это вовсе не значит, что это не касается моего окружения. А, следовательно, возникают острые проблемы: человек и общество. И появляются серьезные ограничения…

— Какие именно?

— По-моему, пока рано об этом говорить. По крайней мере, сегодня… Но в то же время есть возможность создать "запасные органы" для пересадки… Когда-то своим студентам я говорил: иммунологическую несовместимость удастся преодолеть тогда, когда мы научимся управлять геномом, но тогда не нужно будет преодолевать несовместимость!… Парадоксальность заключается в том, что не нужен будет чужой орган, а из собственного лимфоцита я выращу собственную почку… Фактически к этому мы и приближаемся сегодня. В этом великий смысл клонирования. С моей точки зрения в недалеком будущем человечество создаст "Конституцию творения человека". Недавно ЮНЕСКО выпустила Декларацию "Геном человека и права человека".

Документ очень серьезный. К сожалению, у нас мало известен и недостаточно популяризируется… Философия всего документа выражена в первом абзаце, где сказано, что геном каждого человека принадлежат всему человечеству! Мы существуем миллионы лет, и в "общей корзине" все гены находятся… Природа хранит все гены — и нормальные, и уродливые… Зачем? Зачем нужен ген бескрылости мухи дрозофилы… Кому он нужен? Такая муха летать не может… Но каждый признак хранится двумя генами… Взяли популяцию обычных мух, отвезли на остров Борнео, на следующий год приезжают, а там полным-полно бескрылых мух-дрозофил. Оказывается в условиях постоянных ветров острова бескрылость — это идеальные условия для их бескрылой жизни… Так что Природа хранит все гены, потому что неизвестно когда и зачем один из них может понадобиться…

Окончание следует…

Читайте все материалы из серии "Чаепития в Академии"