Белорусский пропуск в мировой "атомный клуб"

"Мы строим атомную станцию. Ни вас не будет, ни меня не будет во власти, будут наши дети, внуки. Им пригодится… Придет время, когда это будет наше общее достояние", — сказал недавно белорусский лидер Александр Лукашенко премьер-министру Латвии. Для Белоруссии этот проект — пропуск в мировой "атомный клуб". Как он возник, какие перспективы сулит и почему вызвал волну недовольства в соседней Литве?…

Фото: Фото: Homoatrox [CC BY-SA 4.0], Wikimedia Commons

Городок Островец расположен на окраине республики. До недавнего времени найти его — даже на карте — было нелегко из-за малой известности. А нынче не проходит и дня, чтобы о нем не вспоминали не только в местной прессе, но и в зарубежной. Славу городку принесла Белорусская атомная станция, за сооружением которой пристально следит мировая общественность.

Чтобы люди могли объективно оценить происходящее, постоянный комитет Союзного государства пригласил на АЭС журналистов, а Национальный пресс-центр Белоруссии привлек связанных со строительством специалистов, чтобы те ответили на все возникающие у гостей вопросы.

На подъезде к городу я увидел аиста. Он по-хозяйски расхаживал по бережку озерца, присматриваясь к тем, кто проезжал по дороге. Я бросил ему кусок хлеба. Аист мельком глянул на мой подарок, потом на меня — и величественно зашагал прочь.

На обратном пути я вновь заметил своего знакомца. Было ощущение, что он не покидал этого места весь день. Хлеб был съеден (им или нет — не знаю), но птица явно ждала меня, надеясь, что ее терпение будет вознаграждено. Надежды аиста оправдались.

А меня память вернула в прошлое — в деревню в Зоне отчуждения Чернобыльской АЭС. Там я увидел аиста, который вместе с жителями собирался в дорогу подальше от этих мест. Потом я не видел его ни разу, хотя фотографии той птицы разлетелись по всему миру.

Я понял: нужно предпринять все возможное, чтобы белорусский аист не повторил судьбу своего украинского собрата… И что же сделано для этого?

В потоке страстей

Как известно, у замминистра всегда много обязанностей — такова уж должность. Но у Михаила Ивановича сейчас главная забота — не только быть в курсе всего, что происходит вокруг Белорусской атомной станции, но и обеспечивать ее всем необходимым, чтобы пуск состоялся в установленный срок. Наверное, нет в республике человека, который бы знал о ситуации вокруг АЭС лучше, чем Михадюк. Это не преувеличение, как стало ясно из наших с ним бесед.

Первая из них состоялась в Информационном центре АЭС — одном из самых передовых даже по мировым меркам. Михаил Иванович сказал, что опыт создания такого рода центров был изучен белорусскими специалистами, и они переняли все лучшее. "Станцию ведь лучшую строим, — улыбнулся он, — а потому на ней все должно быть самое современное".

В справедливости его слов нам предстояло убедиться не только в Центре, но и в Островце, где строятся дома для строителей и работников АЭС, а также на самой строительной площадке.

Но началось знакомство с АЭС с экскурса в прошлое. Свой рассказ Михаил Михадюк начал так:

— В советское время по всей огромной стране была единая цена на электроэнергию, единая цена на газ, которого хватало на всех. Республики СССР жили по единым ценам, и энергетическая политика страны строилась таким образом, чтобы обеспечивать развитие народного хозяйства в целом.

Белоруссия была окружена атомными станциями. Буквально в 2-3 км от границы была построена Игналинская АЭС, неподалеку появились Ровенская, Чернобыльская и Смоленская станции. Со всеми этими станциями у нас были хорошие связи, и, учитывая собственные генерирующие мощности, вся система работала устойчиво и надежно.

В 1982 году мы приступили к строительству собственной атомной станции для теплоснабжения Минска. Но после трагедии в Чернобыле правительство республики приняло решение приостановить, а затем и прекратить строительство. Впоследствии на этой площадке была построена тепловая станция. Сегодня Минская ТЭС-5 успешно работает.

— Распад СССР сильно повлиял на энергетику Белоруссии?

— Конечно. Сразу пошло удорожание энергоресурсов, а у нас их очень мало. Сегодня на природном газе вырабатывается порядка 95% электроэнергии. Стоимость газа росла, экономика стала менее конкурентоспособной. Как отрегулировать такую ситуацию? В 2005 году была принята комплексная программа энергосбережения и вовлечения местных видов топлива в энергобаланс страны.

Мы провели масштабную работу по модернизации энергосистемы, сегодня она самая эффективная на постсоветском пространстве. Достаточно сказать, что на выработку 1 кВт/ч мы тратим на 100 г меньше условного топлива, чем в РФ.

— За счет чего?

— Во-первых, за счет модернизации основных генерирующих мощностей, которые строились по старым технологиям. Во-вторых, построили ряд новых энергоблоков высокой эффективности. Параллельно вовлекали в энергобаланс местные виды топлива — торф и древесину, возродили малые гидроэлектростанции, построили две новых приличной мощности. Занимаемся ветряной и солнечной энергетикой.

У нас в стране есть специальный орган, который ведает ресурсосбережением и внедряет системы энергоэффективности во всех отраслях народного хозяйства. Это дает хороший результат: за последние 20 лет весь прирост валового продукта произошел без увеличения энергопотребления.

Но, как и в любой стране, базовой остается основная энергетика. И здесь не была решена главная проблема — сохранялась ее зависимость от природного газа. У наших соседей — России, Украины, Западной Европы — есть атомная энергетика, где 1 кВт/ч стоит меньше, чем в углеводородной. Надо использовать не только классические способы производства энергии, но и принципиально новые, у которых прекрасные перспективы.

— Их поиск был широким?

— Конечно. Наши ученые из Академии наук и специалисты министерства энергетики провели исследования и рассчитали эффективность работы АЭС в Белорусии. Мы побывали в МАГАТЭ, встретились со всеми ее руководителями и заручились их поддержкой.

В 2008 году было решено строить атомную электростанцию. Она позволит нам, во-первых, не закупать порядка 5 млрд м³ природного газа, уменьшить его потребление в энергетике. Второе — снизить себестоимость электроэнергии. Третье — сократить выброс парниковых газов в атмосферу на 7-10 млн тонн.

И, наконец, создание новых технологий. Атомная станция — это не только выработка электроэнергии, но и важный стимул для создания новых производств, это интеллектуальная часть нашего общества.

— Но ведь вы не на пустом месте начинали?

— У нас работал ядерный центр в Соснах. Там — правда, для военных целей — создавалась передвижная атомная станция. Наши специалисты проектировали и строили ее в кооперации с коллегами со всего СССР. Так что опыт есть, и научное обеспечение АЭС — на должном уровне.

— Как выбирали конкретный проект?

— Мы сразу решили, что он должен быть самым современным. Наша страна больше всего пострадала от катастрофы в Чернобыле, поэтому население не поддерживало атомную программу.

Когда мы начинали, только 25% жителей были "за", большинство — "против" или сомневались. Мировая статистика говорит, что поддержка 50% населения — это очень хорошо. У нас сейчас свыше 60% поддерживают возведение АЭС, есть те, кто категорически возражает, и 22-25% колеблются.

— За счет чего изменилось отношение?

— Была повседневная кропотливая работа с общественностью, четкая аргументация, социальная политика. Мы поняли, что следует выбрать самый современный проект, в котором используются все существующие системы защиты — пассивные и автоматические. В нештатной ситуации блок должен останавливаться и заглушаться сам — по законам физики, без вмешательства человека.

Второе: мы остановились на реакторах водо-водяного типа, потому что это самая массовая технология, применяемая в атомной энергетике, и с этим типом реакторов авариных случаев не было.

И, конечно же, был еще ряд условий, которые обеспечивали надежность и безопасность станции.

Мы вели переговоры со всеми производителями ядерных технологий, со всеми крупными мировыми компаниями, которые производят атомные энергоблоки, — это и американцы, и японцы, и французы, и даже китайцы. Но, конечно, главную роль играли россияне.

Почему мы остановились на этом проекте? В нем наилучшее соотношение активных и пассивных систем безопасности. Проект реализовывался в Индии, КНР и РФ — и по эффективности превосходил остальные.

Конечно, имеет значение, что мы учились в одной советской школе, у нас общие нормативы, стандарты, прекрасные контакты между специалистами и — что тоже немаловажно — один язык. У нас был опыт сотрудничества в энергетической области и с китайцами, и с европейцами — все-таки языковой барьер мешает в работе…

Да и по оценкам специалистов МАГАТЭ и других международных организаций проект, созданный в России, — наилучший.

— А площадку как выбрали?

— Что греха таить, насчет нее было немало споров, наша Академия наук много лет непрерывно вела поиски. Сначала наметили 74 пункта, потом вычеркивали: например, срази исключили Полесье (там много болот), где-то неподалеку был аэродром, линии электропередач, плохие грунты и т. д. — в общем, учитывались все факторы.

В конце концов были выбраны Краснополянская и Кукшиновская площадки, а Островецкая считалась запасной. Начались более тщательные исследования беспрецедентно большого объема.

Мы склонялись к Краснополянской площадке. Было закуплено самое современное оборудование по исследованию грунтов, бурились скважины на 120 м, и выяснилось, что на глубине около 30 м начиналась прослойка обводненного мела толщиной до 20 метров. А что такое мел? В случае появления воды он уходит, образуется провал.

Кстати, аналогичная ситуация на Ровенской АЭС — там постоянно приходится лить бетон под основные здания и сооружения. Такова цена геологической ошибки…

Мы обратились в два украинских института и один российский. Ответ был однозначен: можно придумать какие-то конструктивные решения, чтобы избавиться от провалов, но гарантии нет. Мы поняли, что лучше не рисковать. Перешли на Кукшиновскую площадку: проблема аналогичная — меловая "подстилка", которую имеет практически вся Восточная Белоруссия. Тогда переключились на Островецкий район, провели комплекс исследований и не выявили ни одного неблагоприятного фактора — площадка полностью соответствует всем международным и нашим собственным требованиям по строительству АЭС.

2 ноября 2013 года президент Белоруссии Александр Лукашенко подписал указ "О сооружении Белорусской атомной станции", и уже 6 ноября началось бетонирование фундаментов первого энергоблока.

— А соседи как отреагировали?

— Поначалу в Литве было спокойно, но потом нам предъявили претензии — мол, станция близко к Вильнюсу. Мы показали, что в Европе и Америке масса атомных станций построены гораздо ближе к крупным городам, а подчас и в их пригородах. А дальше начались всевозможные политические инсинуации — претензии к безопасности, качеству строительства, подготовке кадров и т. д.

Дело в том, что в Литве собирались строить станцию вместо закрытой Игналинской, никаких исследований не проводили — просто решили возвести рядом, раз есть все необходимые коммуникации. Кстати, как вариант рассматривался и российский проект. Но жизнь все расставила по своим местам…

Мы, изучив весь мировой опыт, подготовили с российскими коллегами производственную базу, учли все технологии организации строительства. Неоценимую помощь нам оказал "Росатом". Пожалуй, общими усилиями мы создали лучшую в мире технологию строительства такого рода уникальных объектов. Без сомнения, она будет востребована и после сооружения нашей АЭС — не только в Белоруссии и России, но и в других странах.

"Все решают люди"

В ряды ездивших на строительство журналистов затесался доктор технических наук Сергей Терентьевич Лескин — завкафедрой из института атомной энергетики в подмосковном Обнинске, где находится первая в мире АЭС.

На всех встречах профессор Лескин спрашивал коллег о системе подготовки кадров, дискутировал, давал советы. А потом признался мне: "Очень хорошо, что поехал с журналистами — это дало возможность прояснить ситуацию совсем с иной стороны. В следующий раз при контактах со специалистами мы уже будем решать, а не ставить актуальные проблемы. Не следует забывать, что все-таки кадры решают все…" Мы с ним разговорились, и беседа получилась откровенной.

— Вы начинали во времена атомной эйфории 1960-х?

— Да, я учился в то время, когда считалось, что атомная энергия будет повсюду — и на кораблях, и на самолетах, и при полетах к планетам, и даже дирижабли будут оснащаться атомными двигателями. Фантастические проекты выглядели реальными, и мы ими увлекались. Все казалось возможным. Но потом случился Чернобыль, и все изменилось.

— Почему вы ездите в Белоруссию?

— Я не был на Белорусской АЭС, а на остальных был. Я закончил филиал МИФИ в Обнинске, работал в Физико-энергетическом институте, а в 1972 году пригласили на атомную станцию на опытно-промышленный реактор на быстрых нейтронах БН-350 в Шевченко (сейчас Актау). Хотелось живого дела — все-таки первый промышленный реактор нового типа… Думал, поработаю пару лет и вернусь, а в итоге пробыл там 15 лет…

— Понимаю вас: места там удивительные — город в пустыне, превращенный атомщиками в цветущий сад. Мне довелось там побывать, впечатления незабываемые!

— Город, безусловно, уникальный — красивый, удобный для жизни и работы, значимый в атомной отрасли. К нам часто приезжали и министр Ефим Славский, и академик Анатолий Александров, и многие другие видные деятели страны.

Поначалу, когда я приехал, еще были пыльные бури. Однажды пошли в баню, помылись, отправились по домам — а тут пыльная буря. Пришел домой весь черный, волосы забиты пылью, жена тут же отправила в ванную… Но город постепенно рос, высаживались деревья, и климат изменился. Пылевые бури стали намного реже, а в мае случались тропические ливни.

— Считается, что в промышленном Казахстане две "жемчужины" — Ульбинский комбинат и Актау (он же бывший Шевченко)…

— К сожалению, реактор уже давно был остановлен по политическим мотивам. Потом спохватились, выделили деньги, но уже прошла точка возврата, то есть восстанавливать стало нельзя — целесообразно построить новый.

Аналогичная ситуация и здесь: неподалеку от тех мест, где строится Белорусская АЭС, работала Игналинская станция, она давала около 80% электроэнергии Литве и 60% всей Прибалтике. Ее закрыли, а теперь, как мне кажется, в Литве уже завидуют, что новая АЭС появится не у них, а в Белоруссии. Литовцам многое обещали в Евросоюзе: французы говорили, что построят новую станцию, но вскоре отказались — мол, слишком дорого!

А реактор в Игналине был совсем другой, чем в Чернобыле. Нам, профессионалам, это было ясно. Приезжали комиссии из МАГАТЭ, из Японии, из Франции и Америки, — все утверждали, что АЭС в Игналине надежная, современная и безопасная. Но политики настояли на ее закрытии…

— Откуда вы об этом так хорошо знаете?

— Большинство сотрудников станции были из России. После распада СССР многие уехали. Было решено создать национальный центр подготовки кадров для АЭС. В университете учили бакалавров, а мы в Обнинске их доучивали до инженеров, специалистов, способных эксплуатировать атомную станцию. Персонал готовился по нашим программам. Наверное, и это не устраивало политиков.

В общем, обманули литовцев. Как только блок остановили, французы забыли о своем обещании построить новую станцию, а норвежцы — о газовой трубе, которую предлагали протянуть в Прибалтику. Так что теперь литовцам остается только наблюдать и — повторяю — завидовать, что Белорусская АЭС сооружается неподалеку от их столицы.

— Вы всю жизнь в атомной энергетике?

— После Шевченко уехал на Хмельницкую АЭС, это уже ВВЭР-1000. Участвовал в пуске первого блока. Ну а потом уже вернулся в Обнинск — в ту точку роста, откуда начинал. Это место весьма значимо для атомщиков — и не только потому, что здесь работала первая АЭС: в Обнинске до сих пор идет подготовка кадров высшей квалификации для атомной промышленности.

— Но ведь некоторое время молодые не шли к вам?

— Да, такой провал был. Но сейчас молодые люди идут в атомную энергетику. Выросло новое поколение, которое избавилось от "Чернобыльского синдрома" — оно имеет представление об отрасли, увлекаются физикой. Большинство из них живет в атомных городах, их родители так или иначе связаны с атомными станциями, а потому уже с детства ребята интересуются тем, что там происходит. Благотворное влияние оказывают и специальные информационные центры, которые ведут работу с общественностью.

— Работаете ли вы со специалистами из Белоруссии?

— На переподготовку к нам присылают тех, у кого высшее образование. Это теплофизики, ядерные физики. Но переподготовка — это полумера: за полгода очень трудно на высоком уровне обучить человека. Эксплуатация станции — это особое дело, сложнейшая профессия. Хорошо, что много наших специалистов поехало в Островец. Они будут работать там. В Белоруссии хотят свою систему обучения организовать, приезжали преподаватели к нам, наши ездят в Минск. Но все это как-то обрывчато, несистемно. И одна из моих задач в этой поездке — прояснить ситуацию с подготовкой специалистов и какое место нам предстоит в ней занять…

— Как вы оцениваете нынешнее состояние атомной энергетики?

— На науку явно выделяется недостаточно денег, и новые проекты не реализуются, хотя они есть. Поэтому столь важен пуск блока на Нововоронежской АЭС. Аналогичный строится в Островце. Год от года требования по безопасности повышаются, и островецкий блок не только соответствует им, но и имеет некоторый запас на будущее.

Это определенный прорыв, так как речь идет о новом этапе развития атомной энергетики. Нельзя стоять на месте в науке, обязательно должно быть движение вперед. Отрадно, что в Союзном государстве это понимают и поддерживают строительство АЭС в Белоруссии.

— А печальный опыт Фукусимы?

— Это катастрофа. К безопасности АЭС она не имеет отношения. Впрочем, есть одна особенность, о которой следует знать и помнить. Произошла авария — и персонал просто сбежал. У нас же воспитание совсем иное. Если что-то случается, то люди, наоборот, идут в эпицентр событий, чтобы предотвратить развитие аварии. Примеров тому множество. Человек рискует своей жизнью, делая все возможное, чтобы спасти других. Именно так воспитывается наш персонал.

 

— Слышно ли эхо Чернобыля?

Вот уже более 30 лет черная туча Чернобыля висит над Белоруссией, над судьбами и душами моего народа. И вот теперь своя собственная атомная станция… Как к этому отнестись? Такой вопрос всегда вставал, когда я встречался с учеными Белоруссии. Много раз за минувшие четверть века я бывал на своей родине, и в каждой поездке затрагивалась эта тема.

Я хочу привести мнение двух ученых — Николая Борисевича и Михаила Мясниковича. Это два руководителя республиканской Академии наук: один возглавлял ее во время трагедии в Чернобыле, второй был председателем президиума НАН в нелегкие годы после распада СССР. Они выразили точку зрения тех, кто прошел Чернобыль, принял его удар на себя, — и сыграли важную роль в принятии решения о строительстве Белорусской АЭС.

Академик Николай Борисевич:

— Как вы относитесь к строительству атомной станции в Белоруссии?

— Уже не имеет особого значения, где строить станцию. Сегодня АЭС работают рядом с границами Белоруссии — одна под Смоленском, другая в Литве. Кстати, Польша и Литва собираются строить общую атомную станцию. Радиоактивные отходы с этих АЭС никуда не вывозятся, захораниваются там же.

Конечно, в первую очередь следует думать о безопасности. Если случается авария, она затрагивает всех — вне зависимости от того, есть у вас АЭС или нет. Чернобыль был не на территории Белоруссии — а пострадали мы, пострадала большая территория, часть ее вообще выведена из пользования — там радиоактивные трансурановые изотопы, которые живут тысячи лет.

Это тяжелая гиря на белорусской нации. Избавиться от нее невозможно, ее надо нести. Простых рецептов нет. Так что надо исходить из экономической целесообразности и эффективности. С этой точки зрения атомная станция в Белоруссии нужна.

— Вы часто бывали в пораженных зонах?

— Конечно. Я был депутатом Верховного совета СССР от пяти районов, которые сильно пострадали от Чернобыля, так что ситуацию знал хорошо: выезжал туда регулярно, встречался с людьми, по возможности старался им помогать, довольно часто это удавалось, так как ко мне прислушивались и считались с моим мнением. Это, конечно, мелочи по сравнению с той трагедией, которая случилась. Но каждый старался как-то уменьшить влияние случившегося на свою жизнь.

Профессор М. Мясникович:

— Как родилась идея Белорусской АЭС?

— Она не нова. Я ее отстаивал в союзных органах еще будучи председателем Госплана БССР.

— До Чернобыля?

— И до, и после. Союзное правительство рекомендовало нам не отказываться от строительства атомной станции, невзирая на случившееся в Чернобыле. Более того, специалисты убеждали тогда, что в Белоруссии будет построена суперсовременная станция — исключительно безопасная и исключительно надежная.

Раньше считалось, что в Белоруссии нет необходимости строить АЭС, т. к. рядом располагались мощные станции — Чернобыльская, Смоленская, Игналинская. Но после аварии в Чернобыле все изменилось. Именно из-за того, что республика так сильно пострадала, ее энергетические интересы должны были стать приоритетными. Руководство СССР придерживалось именно такой точки зрения.

Однако у нас властвовал "чернобыльский синдром" — рана очень сильно кровоточила, и нельзя было экспериментировать на народном горе. Нельзя было рвать людям душу, силовыми методами навязывая им строительство АЭС.

— Теперь ситуация изменилась?

— Конечно. Мы видим, что в мире много достаточно хороших проектов — в первую очередь по надежности и безопасности. Мы понимаем, что это наша энергетика. При сумасшедшем росте цен на энергоносители иного не дано. Еще в 2004 году, а потом и в 2005-м мы входили в правительство с предложением построить атомную станцию, но там медлили. Сейчас решение принято.

Но мы постоянно помним, что в этой области нужно работать осторожно и бережно… К сожалению, последствия аварии тяжелы и глубоки. Нельзя говорить, что они постепенно ликвидируются — исследования наших ученых показывают иное. Сейчас идет изучение влияния малых доз на человеческий организм в течение длительного периода. Благодаря медицине, науке, профилактическим мерам мы избежали трагических последствий, глубоких и широких поражений радиацией нет, люди могут нормально работать и жить в "зоне контроля".

Но ни на секунду нельзя ослаблять внимание. К примеру, распадается стронций или цезий, и продукты распада тоже дают радиоактивный фон, это надо учитывать. Или донные отложения в реках и озерах — это рыба, это зоны отдыха и т. д. Мы должны знать о влиянии радиации всё, и не должно быть никаких иллюзий в этой области.